— Остановитесь у ближайшей открытой аптеки.
— Вы что, собираетесь везти его с собой?!
— Собираюсь!
— Он испачкает мне кровью салон! Как я буду работать дальше?
— Я заплачу за это тоже! В течение ближайшего часа вы сможете помыть машину на открытой станции техобслуживания.
— Это противоположный конец города!
— Я же сказал, что все оплачу!
— Хм… мистер очень странно себя ведет! А если за нами вдогонку бросится вся банда?
— Какая еще банда?
— Разве мистер не знает, что это очень страшный район? Здесь орудует банда черного Джека, наверняка ваш приятель — их рук дело, а черный Джек не привык выпускать добычу из своих рук!
— Я сомневаюсь в том, что ваш друг мог быть его добычей.
— А кто же тогда на него напал? Разве что… Разве что он один из их!
— Я уже говорил, что он не бандит!
— Тогда я отвезу вас в полицию!
— Вы отвезете меня туда, куда я скажу! Впрочем, если хотите, поехали в полицию, там заодно проверим и вашу лицензию.
— Ладно, мистер. Как хотите. Но если за нами вдогонку бросится вся банда….
— Не бросится. Но в любом случае не мешает поскорее отсюда уехать, не так ли? Пробки уже нет!
— И все-таки, может, отвезти его в полицию?
— Я сказал — заводи мотор!
Водитель снова подозрительно покосился на меня, но машину завел. Я не сомневался, что разговоры про полицию были просто пустым звуком. На самом деле все, что интересовало этого случайного свидетеля, было несколько лишних монет.
Самым первым было жгучее чувство растерянности, и возникло оно задолго до того момента, как бродяга раскрыл глаза. К взгляду его я был готов. По крайней мере, так казалось мне в самом начале. Но, как правило, реальность всегда оборачивается другим боком. И готовит неожиданные сюрпризы… Но сначала — сначала все-таки была растерянность. А потом-потом были его глаза. Помню, как чувство этой вселенской растерянности охватывало меня с головы до ног, и я погружался в нее, как погружаются в ледяную ванну, испытывая содрогание всех мышц и позвонков. Он лежал на моей подушке, на диване в гостиной, в моем гостиничном номере. Пятна крови, попавшие на наволочку, успели засохнуть, а я стоял над ним, глядя на кровь, на его измученное полумертвое лицо. Эта картина не предвещала мне спокойной жизни, и я лихорадочно думал, что мне теперь делать. В ярком свете электрических ламп он выглядел еще более страшным. Худым, изможденным, со следами глубоких ран на вытянувшемся лице. Теперь я мог внимательней его разглядеть, рассмотреть его одежду, к примеру, и понять, что она была не такой уж приличной.
Брюки, хоть и хорошей фирмы, но старые, вытертые почти до дыр и никем не зашитые. А свитер, чистый и аккуратный, но стиран неоднократно, в течении долгих лет. Такую одежду можно достать на распродаже самого дешевого сэконд-хэнда(или в Армии спасения). Все попытки придать ей респектабельность были жалки и смешны. Я понял, что он стремился выглядеть не дорого, но прилично. Несомненно, он где-то работал, и для этой работы требовался чистый приличный вид. Что касается его ботинок, то каблуки были полностью стерты, а на подошвах виднелись большие дыры.
Бедняга был вынужден ходить по асфальту, изображая порядочный вид. Башмаки сомнений не вызывали — они явно были найдены на помойке. Бродяга оставался типичным представителем этой странной людской породы, даже пытаясь заработать себе на жизнь. Интересно, где? Кем он работал? Мои размышления прервал громкий стук в дверь. И я поспешил открыть — несмотря на то, что было в районе полуночи. На пороге стоял старший гостиничный менеджер. На лице-стандартная улыбка, которую очень портили злые глаза.
— Что случилось?
— Простите, мистер… У вас все в порядке?
— Да, конечно. А что?
— Вы знаете наши правила?
— О чем идет речь?
— В вашем гостиничном номере находится посторонний человек…
— Да. И что?
— Мои служащие сообщили, что он был весь в крови…
— Мой знакомый попал в автомобильную катастрофу. Он живет в очень далеком районе города, ко мне было ехать ближе, поэтому я привел его к себе.
— Вы сообщили в полицию, сэр?
— Разве я должен это делать?
— Вы сами сказали, что вам известны наши правила. У нас приличная гостиница, и правилами нашего отеля желательно избегать конфликтных ситуаций любым способом. Особенно тех ситуаций, от которых за милю пахнет полицией! Мы уважаем закон и не хотим вступать в конфликты с представителями власти…
— Я вас не понимаю! О чем вы говорите? Почему вы решили, что нахождение в моем номере человека имеет какое-то отношение к полиции? Я вас уверяю, что вы ошибаетесь! Мой друг не вступал ни в какие конфликты с законом! Поэтому я не понимаю наш разговор.
— Вы иностранец, поэтому…
— Послушайте! Я регулярно оплачиваю номер. В правилах отеля записано, что я не могу принимать в моем номере гостей?
— Нет, но… Но вам лучше отвезти этого человека в больницу и самому сообщить в полицию! Мы не хотим неприятностей. Я так понимаю, что ваш друг иностранец, как и вы?
— А вот это не ваше дело!
— Нам не нужны столкновения с эмиграционной службой! У нас приличный отель. Вашего знакомого следует немедленно отправить в больницу…
— У него не настолько серьезные повреждения.
— Все равно — о дорожных происшествиях обязан докладывать в полицию каждый! А если у вашего знакомого есть оформленная страховка, то вам лучше отправить его в больницу, а не держать у себя.
Все это начало раздражать. Я постарался держать себя в руках, но все равно мой голос прозвучал резко:
— Так я и сделаю! Все остальное вас не касается! Это не ваше дело! Занимайтесь своими проблемами!
— Вам следует…
Я захлопнул дверь прямо перед его носом. Одну неприятность я уже нажил. Разумеется, эта гостиничная крыса не собиралась сообщать ни в какую полицию. Скорей всего, он преследовал две цели: убедиться, что здесь не пахнет черным криминалом, и получить с меня деньги за молчание. Но этот неприятный диалог еще раз убедил меня в том, что следует немедленно снять квартиру и уехать из отеля. Я дал себе слово заняться поисками квартиры прямо завтра, с утра. Когда я вернулся обратно в гостиную, мой больной перевернулся на другой бок и стал дышать ровнее. Я попытался раздеть его и укрыть пледом. В моих руках оказались его брюки, и я случайно перевернул их… На ковер из карманов высыпалась целая пачка стодолларовых купюр.
Это были самые настоящие, новенькие купюры. Сначала я онемел. Потом решил, что самым разумным поступком будет… пересчитать их. В кармане видавших виды джинсов бродяга носил пять тысяч семьсот долларов новыми стодолларовыми купюрами. Было от чего задуматься… Я сложил деньги в ровненькую пачку и положил обратно в его карман. Когда я закончил делать все это, глаза бродяги были широко открыты и направлены прямо на меня.
Взгляд его не был злым. Скорей всего, просто любопытным. И очень спокойным… Меня просто поразило это ледяное спокойствие, застывшее в голубых глазах. Взгляд его принадлежал трезвому человеку в полном сознании, и был вполне разумный — если можно быть разумным в такой ситуации. Я чувствовал всю сомнительность положения, в которое попал. И еще: меня поразило странное сравнение, сразу пришедшее мне на ум, сравнение, которое я никак не мог объяснить… Дело в том, что мне показалось, что бродяга смотрел на меня так, как смотрят на какое-то экзотическое насекомое, изучая его повадки. Без страха, пытаясь понять. Мне давно не приходилось оказываться в таком глупом положении. Чтобы нарушить напряженное молчание, я громко сказал по-русски:
— Я не собирался брать твои деньги! Они просто выпали из кармана. Видишь, я положил их обратно-туда, где они лежали раньше…
Он продолжал молчать. Вместе с любопытством (оказывается, насекомое было говорящим!), в его глазах появилось легкое ехидство. Что-то типа «оправдывайся, а я послушаю…». А губы тронула легкая усмешка. Казалось, он смеется надо мной.
— Как ты себя чувствуешь?
Снова никакого ответа. Я повторил вопрос по-английски. Реакцией снова был полный ноль. Я давно уже швырнул злополучные брюки с деньгами с кресло — там, где была сложена вся остальная одежда. Имея такую сумму денег наличными, можно было хоть купить себе приличные туфли?
— Как твое имя? Кто ты? Где ты живешь? Ты ведь где-то живешь, правда?
Снова — никакого ответа. Глаза бродяг следили за мной теперь с нескрываемым ехидством. Казалось, он видит насквозь мое волнение и растерянность, и его безумно забавляет вопрос, что я собираюсь предпринять дальше, как из всего этого выпутаться. Я пошел в ванную, набрал горячей воды, захватил аптечку, которая у меня была, и, смыв кровь, сделал некое подобие перевязки. Все это время бродяга покорно повиновался моим неуклюжим медицинским движениям (доктор из меня оказался никудышный), и молчал, молчал, молчал. Кроме явных и открытых ран на лице, были очень большие синяки в области грудной клетки и живота. Некоторые показались мне совсем свежими, а некоторые — очень старыми, потому что имели желтоватую окраску и явно заживали.
— Что с тобой произошло? Кто на тебя напал?
Губы бродяги искривились. Невероятно, но он смеялся надо мной! Смеялся неприкрыто, откровенно, и засмеялся бы в голос, если бы у него не были разбиты губы. И если бы не было так сильно ранено лицо…
— Ты не хочешь говорить, кто на тебя напал? Ты их боишься? А может, мне следует обратиться в полицию?
Снова — неприкрытая усмешка и никаких слов.
— Где ты живешь? Где находятся твои вещи? Как твое имя? Ну хоть это ты можешь сказать?
Ситуация становилась просто катастрофической. Я бесился — потому, что, ничего не говоря, он превращал меня в посмешище. И еще потому, что поражался сам, как просто он смог стать главным в такой непредсказуемой ситуации, в таком странном положении, ведь главным явно был он, а не я.
— Ладно. Не хочешь говорить — не говори. Лежи молча и постарайся уснуть. Утром придет врач.