– А потом?
– А потом, что суд присудит… На каторгу…
Недалеко от поворота на Кижье, где так недавно напугал всех “филин”, ребята, шагавшие впереди, заметили идущего навстречу человека.
– Дядя Фрол, идет кто-то! – шепотом предупредил Карасев.
– Пущай идет!
– Тетя Даша! – скорее догадался, чем узнал Кузя.
Это была она. Поравнявшись и узнав, что лестница обломана, фонарь остался стоять на месте и что все отправились домой, Даша одобрительно кивнула головой и присоединилась к ним.
– Что так долго? – спросил Фролыч.
– Ты же сказал – не торопиться…
Она пошла рядом, умышленно замедляя шаги и удерживая кузнеца за полу.
– Идите, идите, мы догоним, – сказала Дарья ушедшим вперед ребятам, когда те остановились подождать.
Мальчики поняли и пошли не оглядываясь.
– Ну, как? – спросил Фролыч. – Говорила ты им?
– Сказала всё. Погрузились и поехали к Медведю. Инженер велел туда приходить.
– А что с полицией решили делать?
– А нам какая забота! Мы их в шахту не приглашали… Сами полезли, – шутливо ответила она, но сейчас же серьезно добавила: – Дома поговорим.
Валенки у ребят были велики, и ноги заплетались друг за друга. А может быть, в этом виноваты не валенки, а что-то другое? Например, усталость Ребята столько ходили, бегали сегодня, что немудрено и устать. К счастью, дорога шла под гору и не требовалось много усилий. Туловище само стремилось вперед, знай только переставляй ноги.
Кузя чувствовал, как руки, ноги, шея постепенно слабели и начинали хлябать, болтаться. Ощущение было такое, будто в местах сгибов развинтились какие-то скрепляющие винтики. Перед глазами пелена, в ушах вата, а в голове туман, и ни о чем не хотелось ни думать, ни говорить. Тело мальчика клонилось вперед, и он механически передвигал ноги, чтобы не упасть.
– Кузька, ты что? – спросил Карасев, заметив, как тот спотыкается. – Спишь на ходу?
Кузя, не поворачивая головы, пробурчал что-то невразумительное.
“Огарков осталось много. Хватит на завтра”, – все время вертелась мысль в голове у Сени, и он упорно ее отгонял, стараясь сосредоточиться на другом, на настоящем. “Где-то тут под ногами глубоко в подземных коридорах Вася. Что он там делает?” – думал мальчик и никак не мог в это поверить.
Карасев тоже пробовал представить, что делает в эту минуту Вася, но не мог. Воображение его устало, притупилось.
Вот, наконец, и плотина. Скоро дом. За спиной послышался голос Фролыча.
– Значит, утречком приходите!
Ребята остановились. Фролыч с Дарьей уже сворачивали в переулок.
– Ладно! – ответил за всех Карасев, и ребята молча поплелись дальше.
…Костя спал чутко. Не по летам развитый мальчик понимал, что дядя с друзьями отправились на опасное дело, и тревога не покидала его весь вечер. Стукнет ли мороз в углу дома, заскребется ли мышь под печкой, или сам он, во сне передвинув ногой, зашуршит и тотчас же проснется – сами собой откроются глаза, – Костя поднимет голову, прислушается. Что за звук? Не вернулись ли? Через минуту, успокоившись, перевернется на другой бок, закроет глаза и долго не может заснуть.
“Обещались прийти звезду показать и не пришли”, – с обидой думает Костя о своих друзьях, но, по своей доброте, сейчас же находит им оправдание: – Наверно, ушли на копи, замерзли, устали. Завтра придуг”.
Снова приходит сон, и снова малейший шорох будит мальчика. Наконец за стеной послышались долгожданные звуки. Заскрипели полозья, фыркнула лошадь, загудели голоса, и скоро в комнату вошли люди, внеся с улицы вкусный морозный запах, очень похожий на запах свежих огурцов. Костя решил притвориться спящим, но устроился на краю печки так, чтобы все видеть.
Первым в комнату вошел дядя Миша и зажег лампу. Приехавший сегодня товарищ с бородой долго сдирал сосульки, намерзшие на усах. Вместе с ним вошел незнакомый инженер, которого звали Иваном Ивановичем, как потом услышал Костя. Позднее вошел Матвей.
Денисов подошел к Косте и, убедившись, что тот спит, вернулся назад.
– Племяш у меня там спит, – пояснил он вполголоса. – Раздевайтесь, пожалуйста. Я чайку согрею. На дорогу надо согреться.
– Задерживаться долго не следует, – предупредил Иван Иванович. – К утру надо успеть в Губаху.
Расстегнув шубу и не снимая шапки, Иван Иванович сел к столу и задумался. Непомнящий сбросил свой полушубок, стянул валенки и начал перематывать портянки. Денисов возился возле печи, разогревая самовар. Вошел Матвей.
– Дал жеребцу овса. Дорога не малая, – сказал он. – Ага! Нам тоже овес будет… Это хорошо! Об чем загрустил, Иван Иваныч? Теперь все пойдет как по маслу. Опасаться некого.
– Я думаю относительно Зотова. Жаль мне его. Вы только подумайте, товарищи, на что решился этот мальчик! Вот он – настоящий героизм!
– Да, это верно! – подтвердил Непомнящий.
– И наша вина тут большая, – продолжал инженер. – Я, например, никогда себе не прощу, если он погибнет. Я готов на любое безумство, чтобы спасти его.
– А как?
– Еще не знаю. Может быть, потребовать от пристава, что вытащим их с условием, что они отпустят мальчика… Не знаю, не знаю.
– Это значит разоблачить себя, – возразил Непомнящий.
– Ну, конечно. Это я так… Первый пришедший в голову пример. Что-то надо придумать?
Костя слушал затаив дыхание и ничего не понимал. Говорили о Васе, о том, как его спасти, как разыскать полицию. Вспомнили зачем-то других ребят. Все это было странно и загадочно. Почему надо было искать полицию? Откуда спасать Васю? Какие неприятности грозили его друзьям? И, наконец, куда едет Матвей с бородатым дядей и что они такое везут опасное?
Когда зашумел самовар и Денисов собрал на столе посуду, пришли тетя Даша и Фролыч.
– Ну, как там?
– А там теперь надежно! Лесенку обломал. Если не сжалимся, будут сидеть до второго пришествия. Угланы пошли домой, – сообщил Фролыч, растирая над самоваром руки.
Костя надеялся, что с приходом тети Даши он разберется во всем, что произошло, но ошибся. По-прежнему загадочная история оставалась непонятной.
Чай пили с наслаждением и говорили мало.
– Ну, Аркаша, тебе пора! Буду ждать в конце января, – сказал Иван Иванович, поднимаясь.
Все задвигали мебелью, зашумели и не слышали, как открылась дверь и на пороге появился Вася Зотов. Его было трудно узнать. Грязь на лице смешалась с кровью из царапин. Одежда ободрана и перемазана глиной.
– Васька! – крикнул Костя.
Тот повернул голову и, слабо улыбнувшись, покачнулся назад. Дарья и Денисов бросились к нему и успели подхватите
– Зотов?
– Василий!
– Что с тобой?..
– Голубчик ты мой, родной!..
Юношу посадили на табурет. Денисов налил рюмку водки и поднес к губам.
– Выпей, выпей!.. Это ничего. Полегче станет…
Вася отстранил руку и, глядя на встревоженные лица обступивших его людей, улыбнулся.
– Нет… Я сейчас. Голова закружилась. Пройдет…
– Откуда ты?
– Я из шахты… Полиция там осталась… Я убежал…
– Как же ты вылез? – спросил Фролыч – Лесенка сломана…
– Я через Кузнецовскую…
Иван Иванович с беспокойством переглянулся с Денисовым.
– Так они тоже могут за тобой? – спросил он.
– Нет… Там обвал… узкая лазейка… Вон как я породой поцарапался… Им не пролезть… и не найдут…
Все с облегчением вздохнули.
19. В ПИТЕР
Скрипят полозья саней, скользя по укатанной дороге. Жеребец бежит ходко, из-редка фыркая от мороза. Громадные, в два – три обхвата, сосны и ели уходят вверх и там почти смыкаются макушками, оставляя лишь узкую полосу, всю усыпанную звездами.
Матвей правит, стоя на коленях впереди. Сзади него лежат двое.
Вася в новом полушубке лежит на спине, смотрит в небо и думает о новой жизни, навстречу которой он едет. Спина его перевязана, царапины на лице вымыты и смазаны лекарством. Ему тепло и удобно. В кармане лежит письмо к Надежде Ивановне, сестре инженера Орлова.
– Она хорошая, умная женщина и заменит тебе мать и руководителя, – сказал Иван Иванович при прощанье. – Тебе нужно учиться. Помни: это самая главная твоя задача. Надеюсь, что мы с тобой скоро увидимся. В столице ты встретишь много всего… и плохого, и хорошего. Я уверен, что плохое к тебе не пристанет. Ты закален и понимаешь, к чему надо стремиться в жизни. Впереди серьезная и трудная борьба, и надо к ней упорно, настойчиво готовиться, а для этого нужны в первую очередь знания.
Эти слова Вася запомнил крепко.
Питер! Это очень, очень далеко. Гор там нет, но зато есть море… Говорят, там домов и людей в сто раз больше, чем в Кизеле. Трудно представить такой город…
Аркадий Петрович устал и дремлет., Равномерный топот коня и поскрипывание убаюкивают. Он слышит спокойное дыхание спутника, и мысли его лениво бродят…
Буря первой русской революции вырвала с корнем и сломала многие деревья, но уцелевшие стволы снова расправили ветви, а на месте погибших буйно растет новая поросль…
– Аркадий Петрович, а ведь мы с вами давно знакомы! – вдруг заговорил Вася.
– Ну как давно?
– А помните, три года назад вы на лодке из Чусовой поднимались по Косьве?
– Как же, как же!.. Отлично помню!
– А кто вас ухой кормил из харюзов? Забыли? Вы еще тогда часы в траве потеряли, а я нашел.
– Помню. Так этот мальчик был ты?
– Я.
– Да, да, да… Совершенно верно! Он же мне говорил, что сын… Как же я запамятовал? Теперь все вспомнил. Извини, Вася, но столько людей я встречал после этого, столько событий пережил… Да и были-то мы с тобой знакомы всего сутки.
– Я понимаю. Я маленький был. У вас тогда бороды не было, и я сперва не узнал, а потом, когда с приставом к шахте шел, меня как осенило… Жалко, что я не узнал сразу. Я бы сказал вам, где спрятана типография… Вам бы сказал, – повторил Вася. – Батя мне строго наказывал… “Покажи, – говорит, – только надежному человеку, когда сам уверишься…”
– Разве Денисов ненадежный?