Из общего числа участников нашего исследования треть обращались к психиатрам. Несколько меньшее число людей искало помощи у духовных наставников, медицинских специалистов, организаций вроде IANDS[205], на онлайн-ресурсах типа форумов и групп в социальных сетях или у профессиональных священнослужителей. Четверть обращались за индивидуальной консультацией к психологам и психотерапевтам. Еще меньшее количество людей после ОСП использовали гипноз, медитацию, групповую терапию или группы взаимопомощи. Остальные пробовали йогу и другие телесно ориентированные практики.
Радостным выводом данного исследования стало то, что три четверти людей, обратившихся за помощью, получили ее и начали относиться к своим ОСП как к положительному опыту. Самые распространенные плюсы, которые они называют, – это переосмысление своих трудностей и переоценка как ОСП, так и собственной реакции на него. Другие говорят о том, что главным для них было найти место, где можно в безопасности делиться своими мыслями и чувствами или где им помогут понять свое ОСП и получить эмоциональную поддержку. Плохие новости заключались в том, что одна четверть участников, ощущавших, что им нужна помощь, так ее и не получила. Самые распространенные причины этого, по словам людей, – незнание о том, что такая поддержка возможна, страх, что их сочтут сумасшедшими или что им не поверят.
В наши дни существует множество групп поддержки, которые регулярно собираются и открыты не только для людей, испытавших ОСП, но и для всех желающих. В разных городах Америки работает более пятидесяти групп под эгидой IANDS, еще двадцать существует в других странах мира. Там люди, прошедшие через околосмертный опыт, могут получить поддержку и информацию по своим вопросам, а все остальные – узнать больше об ОСП и принять участие в обсуждении феномена, и все это – в поддерживающей и доступной манере. Более того, для людей, в районе проживания которых нет работающих групп поддержки, IANDS организует встречи в интернете под названием «Группы взаимопомощи IANDS онлайн»[206] – небольшие мероприятия, на которых проводятся обсуждения и подчеркивается необходимость делиться личными историями в обстановке безопасности, конфиденциальности и поддержки.
Работая как с людьми, прошедшими через ОСП, так и с их родственниками, я обнаружил, что неблагоприятные последствия могут распространяться не только на самих переживших околосмертный опыт. Элен Сойер жаловалась мне на то, что Тома перестали заботить материальные нужды семьи, а также на свои собственные переживания в связи с ОСП мужа. Родственники и друзья часто не могут понять и принять перемены[207] в ценностях, взглядах, убеждениях и поведении близкого человека после ОСП. Успех в сохранении долгосрочных семейных отношений определяется и тем, как человек сумел снова приспособиться к жизни после околосмертного опыта, и тем, как члены семьи воспринимают новые черты своих близких и способны ли примириться с изменениями. Исследования, проведенные в США и Австралии, выявили, что браки, в которых один из супругов пережил ОСП, становятся после этого менее прочными[208] и надежными и в 65 % случаев заканчиваются разводом. Такую нестабильность семейных отношений обычно связывают с проблемами в коммуникации между партнерами относительно возникающих трудностей, разногласиями по поводу семейных ролей, целей и ценностей.
Родителям может быть особенно сложно понять и принять воздействие ОСП на детей. Например, родители Кенни были в замешательстве, почему их веселый сын, душа компании, потерял интерес к делам школьной спортивной команды, любимой рок-музыке и к общению с друзьями и погрузился в поиски пути, соответствующего новому представлению о смысле жизни. Они так хотели разобраться, с чем же все-таки столкнулась их семья, что продолжали посещать группу поддержки еще много лет после того, как Кенни перестал туда ходить.
Однажды детский хирург в больнице, где я работал, попросил меня поговорить с матерью шестилетнего мальчика, которому проводили открытую операцию на сердце. Операция была необходима, чтобы устранить небольшое отверстие в сердце, которое было у ребенка с рождения, однако в последнее время привело к учащению случаев аритмии и периодическим трудностям с дыханием. За ночь до операции сердце Бобби остановилось, но сердцебиение восстановилось само собой, как раз, когда врачи собирались стимулировать его разрядом. На следующее утро, когда ребенка повезли в операционную, его мать была так взволнована, что хирург срочно попросил вызвать к ней психиатра.
Когда я зашел в палату, мать мальчика, Джинджер, сидела на стуле рядом с его пустой кроватью, теребя в руке носовой платок. Когда я постучал в открытую дверь и вошел, она подняла на меня глаза. Я представился и сказал, что хирург ее сына попросил меня поговорить с ней, пока Бобби на операции. Она кивнула и снова перевела взгляд на свои руки. Она не плакала, но тихонько всхлипывала.
– Могу себе представить, как все это вас пугает, – сказал я. – Если бы моему сыну делали такую операцию, я бы очень переживал…
– Я совсем запуталась, – ответила женщина, слегка запинаясь. – Много лет я надеялась, что все нормализуется, и не понимала, почему с ним это случилось, что я сделала не так… – Она остановилась, скатала платок в трубочку в ладонях. – Наконец, я решила действовать, согласилась на операцию… А вчера ночью это…
– Что было вчера ночью?
– Вы же знаете, что вчера у него сердце остановилось? – спросила она, впервые за это время посмотрев прямо на меня. Я кивнул, но не успел сказать ни слова, как она вновь быстро опустила взгляд на свои руки.
– Что случилось? – спросил я.
– Он это пережил, но я начала еще больше волноваться насчет сегодняшней операции. А утром…
– Утром?..
Она по-прежнему смотрела себе на руки.
– Как раз перед тем, как за Бобби пришел врач, я сказала ему… – голос женщины дрогнул, она с трудом сглотнула. – Я сказала: давай сложим ладошки и помолимся, чтобы все было хорошо. А Бобби посмотрел мне в глаза и ответил, широко улыбаясь: «Нет, мам, это не обязательно».
Она снова с усилием сглотнула и, по-прежнему теребя свой платок, продолжила рассказ:
– Он сказал, что нам не обязательно складывать ладони, чтобы молиться. Я не знала, что и подумать, и даже разозлилась, потому что и так беспокоилась из-за операции, а тут он еще и пререкается со мной. И я его одернула: «Кто тебе это сказал?!» А он, все так же глядя прямо на меня, ответил: «Иисус. Вчера ночью». Доктор, я так испугалась!
Джинджер замолчала, чуть не плача. Я легонько положил руку на ее предплечье. Она подняла на меня глаза, словно спрашивая о чем-то.
– Понимаю, это кого хочешь встревожит, – согласился я, кивая. – А что еще сказал Бобби?
– Он сказал, что Иисус пообещал ему, что операция пройдет хорошо и его сердечко вылечат. Тогда Бобби сложил ладони вместе и спросил, надо ли помолиться. А Иисус улыбнулся и ответил, что руки складывать не обязательно. Нужно только произнести молитву сердцем, и Бог услышит ее.
Женщина остановилась, ее глаза по-прежнему словно искали что-то на моем лице. Потом она продолжала:
– Я не знала, как на это реагировать, я просто сжала его руку и молчала. Обычно Бобби так не разговаривает. Как будто кто-то другой говорил его губами. Мне стало страшно…
Я снова кивнул и попытался придать голосу ободряющий тон:
– Да, наверное, вас напугало, что Бобби так говорит. Но это не редкость. Когда у людей останавливается сердце или во время серьезных вмешательств, таких, как открытая операция на сердце, люди часто рассказывают, что видели Бога или Христа.
Я почувствовал, как ее рука под моей ладонью немного расслабилась, и продолжил рассказ:
– Я знаю, это может звучать пугающе, потому что мы не понимаем, как такое происходит. Но люди обычно хорошо переносят такой опыт. Их это не тревожит, наоборот, успокаивает. Возможно, это помогло вашему сыну расслабиться перед операцией. Это совсем не значит, что он не в себе или что-то не так. Просто он боялся своей болезни и операции, так же как вы. И такой опыт помог ему адаптироваться.
Джинджер кивнула, глубоко вздохнув:
– Но я… Я увижу своего мальчика снова?
Я улыбнулся в ответ, кивая:
– Он вернется к вам со здоровым сердцем. И возможно, с еще более крепкой верой в то, что он в хороших руках и что все наладится.
Женщина тоже улыбнулась и сделала успокаивающий вдох:
– Спасибо вам, доктор, – сказала она. – Я тоже справлюсь.
Я помолчал, пытаясь оценить, насколько она мне поверила. Потом спросил:
– Хотите, я еще зайду к вам попозже?
– Нет-нет! – быстро отвечала она. – Если операция пройдет хорошо, все будет в порядке…
Она замялась, но потом добавила:
– Просто мне нужно время, чтобы с этим разобраться…
– Может, вам поговорить об этом со священником, который работает в больнице?
– Может быть, – отвечала она неуверенно. – А может, я просто поговорю с нашим пастором, когда мы вернемся домой.
Я дал Джинджер визитку и попросил звонить не стесняясь, если ей захочется что-то обсудить со мной снова, пока Бобби будет оставаться в больнице или даже после. Она поблагодарила, и я вышел из палаты, размышляя, стоит ли попросить нашего капеллана зайти к ней. В конце концов я решил не делать этого и дать Джинджер возможность самой обратиться за помощью, если потребуется. В карточке Бобби я сделал короткую запись о том, что я разговаривал с его матерью по поводу ее тревоги из-за операции и что я с радостью встречусь с ней снова, если ей или лечащему персоналу покажется, что я могу помочь.