В итоге на Карельском перешейке (к северу от Ленинграда) фронт застыл примерно по линии советско-финской границы 1939 года. В Карелии финская армия продвинулась гораздо дальше «старой границы», перенеся линию фронта на рубеж естественных водных преград (Сегозеро, Беломоро-Балтийский канал, западный берег Онежского озера, река Свирь). Теперь вместо прежней извилистой линии границы, не имеющей ни одного серьезного естественного рубежа, финнам предстояло оборонять лишь короткий участок по реке Свирь (севернее, в безлюдной и бездорожной Прионежской Карелии никакой противник не смог бы развернуть значительные силы).
6 декабря 1941 года боевые действия были повсеместно прекращены. В тот же день финский парламент принял постановление о воссоединении освобожденных территорий с Финляндией, территории вне границ 1939 года получили статус военной оккупированной зоны. Разгромить кадровые соединения Ленинградского ВО (элита советских Вооруженных Сил) финнам удалось, но лишь ценой огромных потерь: 26 тысяч человек убиты, 1 тысяча пропала без вести (оказались в плену), более 80 тысяч вышли из строя по причине ранения или болезни. Таким образом, общие потери в полтора раза превысили потери Зимней войны и составили порядка 40 процентов от исходной численности боевых частей финской армии.
Что касается потерь Красной Армии, то единственной достоверной цифрой является численность пленных, учтенных финским командованием: 64 188 человек. Точное число убитых и раненых красноармейцев командование финской армии, разумеется, знать не могло. Советская же историография никакого отдельного учета потерь на финском фронте не вела (ибо и фронта такого, по мнению советских историков, не было вовсе, а было «участие финской военщины в гитлеровской агрессии против СССР»). Тем не менее известные ныне документы и исследования позволяют прийти к следующей ориентировочной оценке потерь Красной Армии: 32 тысячи убитых, 67 тысяч пропавших без вести, 91 тысяча раненых и заболевших, всего порядка 190 тысяч человек.
Решив свои военно-политические задачи, финны отказались проливать далее кровь в интересах и по планам германского командования - решение отнюдь не очевидное, принимая во внимание степень зависимости Финляндии от Германии (так, уже в конце октября 1941 года экономика Финляндии оказалась в состоянии столь острого кризиса, что финны были вынуждены просить у немцев 175 тысяч тонн зерна, без которого население страны просто не дожило бы до следующего урожая). Тем не менее на предложения, просьбы, требования начать наступление на Ленинград и перерезать у Беломорска Мурманскую железную дорогу был дан вежливый письменный отказ. 4 июня 1942 года в качестве «главноуговаривающего» прибыл сам Гитлер на пару с Кейтелем (формальным поводом был 75-летний юбилей Маннергейма); именинник поблагодарил гостей, но остался непреклонен - над замершим на 2,5 года фронтом оставалась тревожная тишина.
Тем временем на главных фронтах Великой войны происходили грандиозные события. Контуры неизбежного финала проступали все более и более отчетливо. 3 февраля 1943 года (на следующий день после завершения Сталинградской битвы) в главном штабе финской армии в Миккели состоялось совещание высшего военно-политического руководства Финляндии. Участники пришли к единодушному неутешительному выводу: их страна оказалась «в одной лодке» с обреченной на гибель Германией. Что с этим делать - не понимал никто. Негласные контакты между финскими и советскими дипломатами, происходившие в столицах нейтральных государств, показали, что о мирном договоре, в основу которого будет положен возврат к международно признанной границе 1939 года, в Москве не хотят и слышать.
В январе 1944 года Красная Армия окончательно отбросила немцев от Ленинграда, и на освобожденных аэродромах Ленинградской и Новгородской областей началась подготовка грандиозной, самой крупной за все время войны (не советско-финской, а Второй мировой) операции советских ВВС. Первый налет состоялся в ночь с 6 на 7 февраля. Из 785 поднявшихся в воздух бомбардировщиков достигли цели 728 самолетов, которые сбросили на Хельсинки 6991 бомбу общим весом 924 тонны. Среди всего прочего на столицу Финляндии были сброшены две ФАБ-5000 (одна такая бомба могла снести целый квартал), шесть ФАБ-2000 и четыре ФАБ-1000.
12 февраля 1944 года финское правительство направило Ю.-К. Паасикиви (бывшего посла в СССР, будущего премьер-министра, президента, кавалера ордена Ленина, неизменного приверженца политики уступок и умиротворения Сталина) в Стокгольм для встречи и переговоров с советским послом в Швеции тов. Коллонтай. Успешный (для Москвы) ход переговоров должен был подкрепить второй массированный налет на Хельсинки - в ночь с 16 на 17 февраля 408 самолетов сбросили на город 4317 бомб.
23 февраля Паасикиви вернулся с «пакетом» из шести условий заключения мира. Требование вернуться к границе 1940 года (то есть повторно узаконить вооруженный разбой Зимней войны) было всего лишь первым из них.
В придачу шло требование передать Советскому Союзу никелевые рудники Петсамо (на этот раз уже полностью, а не 50 процентов) и выплатить колоссальную контрибуцию в 600 миллионов долларов (примерно 10 миллиардов в ценах сегодняшнего дня).
Для большей убедительности «шесть условий Сталина» были подкреплены самым мощным авианалетом, который состоялся в ночь с 26 на 27 февраля: 863 самолета сбросили на Хельсинки 5182 бомбы суммарным весом 1010 тонн. Характерной особенностью этого удара стало массированное использование тяжелых и сверхтяжелых бомб: 20 ФАБ-2000 и 621 ФАБ-500. Всего в трех налетах на Хельсинки было израсходовано 2575 тонн бомб. Чтобы было понятнее - в ходе знаменитой, описанной в сотнях публикаций серии налетов на Берлин, осуществленных с 8 августа по 5 сентября 1941 года, ВВС Балтфлота сбросили на столицу рейха 36 тонн бомб.
Для склонного к гуманизму читателя поясню, что все было не столь ужасно, как можно подумать, судя по приведенным выше цифрам. Когда в сентябре 1944 года (уже после подписания Соглашения о перемирии) представители советского командования смогли прибыть в Хельсинки, то вместо груды обугленных развалин они, к крайнему своему изумлению, обнаружили полную жизни столицу. По сведениям современного финского историка К.-Ф. Геуста, в населенных районах города упало всего 799 бомб, что, как нетрудно подсчитать, составляет менее пяти процентов от общего числа израсходованных в трех налетах авиабомб. Куда же упали все остальные? Возможно, вопросы эти были заданы командующему дальней авиацией тов. Голованову, феерическая карьера которого (он стал маршалом в 39 лет, пройдя путь от командира бомбардировочного полка до должности командующего АДД всего за 10 месяцев) на этом оборвалась, а сама АДД в конце 1944 года была и вовсе расформирована.
Вернемся, однако, к событиям весны 1944 года. Финны надолго задумались, посовещались (27-29 марта Паасикиви встречался в Москве с Молотовым) и 19 апреля сообщили свое решение: «Принятие таких предложений в значительной степени ослабило бы и нарушило бы те условия, при которых Финляндия может продолжать существовать как самостоятельное государство». Это была ошибка, причем - как показали последующие события - ошибка чрезвычайно дорогостоящая. Надо было соглашаться и не надеяться на чудо; впрочем, легко быть умным задним числом...
9 июня 1944 года грохот небывалой артиллерийской канонады известил о начале наступления Красной Армии на Карельском перешейке. Маннергейм в своих мемуарах пишет, что гул советских орудий был слышен в его ставке в Миккели, то есть за 200 километров от линии фронта. 3500 орудий (в среднем 250-300 стволов на один километр фронта прорыва), поддержанные бомбовым ударом авиации, выполнившей 9 июня 1150 боевых вылетов, буквально смели с лица земли передний край обороны финской армии. Затем в образовавшийся на узком 15-километровом приморском участке прорыв хлынула лавина пехоты и танков. Даже по форме одежды (погоны вместо петлиц) наступающая армия не была похожа на ту, что в декабре 1939 года с винтовками наперевес штурмовала линию Маннергейма.
К моменту начала советского наступления финская армия развернула на Карельском перешейке в двух эшелонах пять пехотных дивизий и две бригады. С другой стороны, 21-я и 23-я армии Ленинградского фронта начали «Выборгскую наступательную операцию» в составе 15 стрелковых дивизий. Таким образом, превосходство в численности пехоты было «всего лишь» трикратным - и это действительно скромные цифры, если сравнивать их с завершающим этапом Зимней войны. Танков также было относительно «мало» - всего лишь 300 единиц бронетехники в составе одной (30-я гвардейская) танковой бригады и 10 отдельных танковых и самоходноартиллерийских полков. Вероятно, советское командование оценило лесистоболотистую местность Карперешейка как малопригодную для применения крупных танковых соединений и планировало добиться успеха решительным массированием артиллерии и ударной авиации на направлении главного удара.
Количественное превосходство советской авиации было просто подавляющим.
13- я воздушная армия, усиленная 113-й и 334-й бомбардировочными авиадивизиями, а также 2-й гвардейский истребительный корпус ПВО имели в своем составе 489 истребителей, 346 штурмовиков, 288 бомбардировщиков (всего 1123 боевых самолета). Кроме того, в оперативное подчинение командования 13-й воздушной армии были переданы части ВВС КБФ (еще порядка 200-220 боевых самолетов). В первые дни операции финны могли противопоставить этой армаде три истребительные группы (полка), на вооружении которых числилось 30 «Мессершмиттов» и 18 безнадежно устаревших «Брюстеров» (американские самолеты конца 30-х годов, поставленные в Финляндию во время Зимней войны, выработавшие моторесурс, оставшиеся без запчастей и пригодные в любой другой авиации, кроме финской, лишь к списанию в утиль).
В первую неделю операции наступление развивалось исключительно успешно. Оказавшаяся на направлении главного удара советских войск 10-я финская пехотная дивизия была разгромлена, сметена и отброшена на 10-15 километров от линии фронта. В течение трех дней части 21-й армии вышли на главную линию финских укреплений и утром 14 июня прорвали ее. Для ликвидации прорыва Маннергейм ввел в бой свой главный резерв - единственную в финской армии бронетанковую дивизию. Бронетехники в дивизии было довольно много (порядка 120 единиц), но в основном это были советские легкие танки, захваченные в ходе финского наступления 1941 года или еще раньше, во время Зимней войны. Единственной реальной силой дивизии был батальон, вооруженный немецкими «штурмовыми орудиями» Stug-III.