Трудно переоценить роль ленд-лиза в переоснащении (количественном и качественном) советских Вооруженных сил средствами радиосвязи. 2379 полнокомплектных бортовых радиостанций, 6900 радиопередатчиков, 1 тыс. радиокомпасов, 12,4 тыс. наушников и ларингофонов - и это только для авиации. 15,8 тыс. танковых радиостанций. Более 29 тысяч разнообразных радиостанций для сухопутных войск, в том числе 2092 установленных на шасси «Студебекера» радиостанции большой (400 Вт) мощности SCR-399, при помощи которых обеспечивалась связь в звене корпус-армия-фронт, и еще 400 таких же радиостанций, но без автомобиля. Для обеспечения радиосвязи в тактическом звене (полк-дивизия) было поставлено 11,5 тыс. носимых радиостанций SCR-284 и 12,6 тыс. раций V-100 Pilot (последние уже на заводе-изготовителе снабжались надписями и шкалами на русском языке).
Не была забыта и простая, надежная и помехозащищенная проводная связь -в СССР поставлено 619 тыс. телефонных аппаратов, 200 тыс. наушников, 619 телеграфных станций, 569 телетайпов и совершенно астрономическое количество телефонного провода (1,9 млн км). А также 4,6 млн сухих батарей, 314 тыс. дизель-генераторов, 21 тыс. зарядных станций для аккумуляторов, десятки тысяч различных контрольно-измерительных приборов, включая 1340 осциллографов. И еще 10 млн радиоламп, 170 наземных и 370 бортовых (!!!) радиолокаторов. Американские радиостанции исправно прослужили в народном хозяйстве СССР, на речном и морском флоте до 60-х годов, а советская радиопромышленность по меньшей мере на 10 лет вперед была обеспечена образцами для изучения, освоения и нелицензионного копирования.
Подобные списки можно перечислять еще долго, но все же на первое место по значимости я бы поставил обеспечение советских ВВС авиационным бензином (впрочем, даже по тоннажу эта категория оказалась на первом месте).
Накануне войны ситуация с обеспечением авиации горючим перешла из стадии бензинового кризиса в бензиновую катастрофу. Новые авиамоторы, форсированные по степени сжатия и наддуву, требовали бензина с большим октановым числом, нежели выпускавшийся в значительных количествах Б-70. Плановый (и фактически в 1941 году не достигнутый) объем производства высокооктановых бензинов Б-74 и Б-78[7] (450 тыс. тонн) составлял всего лишь 12 % от мобилизационной заявки НКО (по Б-78 и вовсе 7,5 %). Страна, располагавшая на тот момент самой большой нефтедобычей во всем Старом Свете, держала свою авиацию на строжайшем «голодном пайке». Начавшаяся война отнюдь не улучшила положение - большое количество бензина было потеряно на взорванных складах в западных военных округах, а после выхода летом 1942 г. немецких войск к предгорьям Кавказа эвакуация бакинских нефтеперерабатывающих заводов еще более усугубила кризис.
Советская авиация тем не менее летала и воевала. Всего за время войны было израсходовано (на все нужды и всеми ведомствами) 3 млн тонн высокооктанового авиабензина (2998 тыс. тонн - если быть точным). Откуда он взялся? 720 тыс. тонн - это непосредственно импортные поставки. Еще 1117 тыс. тонн авиабензина было получено смешением импортных высокооктановых (с октановым числом от 95 до 100) компонентов с низкооктановым бензином советского производства. Оставшиеся 1161 тыс. тонн авиабензина (чуть больше одной трети общего ресурса) произвели бакинские заводы. Правда, произвели они этот бензин с использованием ленд-лизовского тетраэтилсвинца, который был получен в количестве 6,3 тыс. тонн. Не будет большим преувеличением сказать, что без помощи союзников краснозвездным самолетам пришлось бы простоять всю войну на земле.
Нарком авиационной промышленности Шахурин в своих мемуарах рассказывает о таком эпизоде войны. На одном из трех основных авиамоторных заводов систематически срывалось выполнение плана. Прибыв на завод, Шахурин выяснил, что производство лимитировалось работой двух токарей высокой квалификации, которым можно было доверить расточку коленвалов двигателя; рабочие эти от голода еле держались на ногах. Высокий московский начальник успешно решил проблему, и с некой «специальной базы облисполкома» для двух человек выделили усиленный спецпаек. Ленд-лиз решал ту же проблему, но в другом масштабе.
238 млн кг мороженой говядины и свинины, 218 млн кг консервированного мяса (в том числе 75 млн кг, обозначенных как «tushenka»), 33 млн кг колбас и бекона, 1089 млн кг мяса кур, 110 млн кг яичного порошка, 359 млн кг растительного масла и маргарина, 99 млн кг сливочного масла, 36 млн кг сыра, 72 млн кг сухого молока... Я не случайно привел объемы ленд-лизовских поставок продовольствия именно в таких странных единицах измерения («миллионов килограммов»). Так проще поделить на число возможных потребителей. Например, за все время войны в госпитали поступило 22 млн раненых. Это значит, что на питание каждого из них теоретически можно было израсходовать 4,5 кг сливочного масла, 1,6 кг сыра, 3,3 кг сухого молока, 60 кг мяса (разумеется, в этот перечень не включена тушенка - это для больного человека не еда). Сравнить эти перечни с реальным рационом военных госпиталей я доверяю нашим уважаемым ветеранам.
Полноценное и обильное питание является, конечно же, важным условием выздоровления раненого, но прежде всего госпиталю нужны лекарства, хирургические инструменты, шприцы, иглы и шовная нить, хлороформ для наркоза, разнообразные медицинские приборы. Со всем этим у нас было не плохо, а очень плохо.
Накануне войны в приграничных округах были сосредоточены огромные объемы военно-медицинского имущества (одних только индивидуальных перевязочных пакетов там было более 40 млн). Большая часть его там и осталась. Потеря и/или эвакуация большей части предприятий фармацевтической промышленности привели к тому, что к концу 1941 года объемы производства снизились до 8,5 % от предвоенного уровня - и это при том, что ситуация требовала многократного увеличения выпуска медикаментов. В госпиталях стирали использованные бинты; врачам приходилось работать без таких жизненно необходимых препаратов, как эфир и морфин для наркоза, стрептоцид, новокаин, глюкоза, пирамидон и аспирин.
Жизнь и здоровье миллионов раненых спас медицинский ленд-лиз - еще одна тщательно забытая страница в истории войны. В целом поставки союзников обеспечили до 80 % потребностей советской военно-медицинской службы. Только в 1944 году одного лишь стрептоцида было получено 40 млн граммов. Бесценным кладом стали американские антибиотики и сульфаниламиды.
А какой ценой можно измерить поставленный в СССР один миллион кг витаминов? Ленд-лизовские хирургические инструменты, рентгеновские аппараты, лабораторные микроскопы исправно прослужили многие годы во время и после войны. Да и 13,5 млн пар кожаных армейских ботинок, 2 млн комплектов нательного белья, 2,8 млн кожаных ремней, 1,5 млн шерстяных одеял для снабжения Красной Армии не были лишними.
Советский Союз и Соединенные Штаты не были близкими соседями. Соответственно, все эти миллионы тонн товаров, включая многие сотни тысяч тонн взрывчатки, взлетающей на воздух от первого же осколка авиабомбы (и ничуть не менее пожаро-взрывоопасного авиабензина), надо было еще доставить в порты СССР по безбрежным просторам Мирового океана. Советский морской флот смог перевезти лишь 19,4 % от этого гигантского тоннажа; все остальное союзники доставили сами.
Для решения этой беспрецедентной по масштабу и сложности задачи было найдено столь же беспримерное средство - американцы смогли организовать скоростное поточное производство океанских судов серии «Либерти» («Свобода»). Цифры, характеризующие программу строительства «Либерти», не могут не потрясти воображение. Огромные океанские суда водоизмещением в 14,5 тыс. тонн (длина 135 м, грузоподъемность 9,14 тыс. тонн) были построены в количестве 2750 единиц. Средняя продолжительность постройки одного судна была доведена до 44 дней. И это в среднем - в ноябре 1942 г. корабль этой серии «Роберт Пири» был спущен на воду через 4 дня, 15 часов и 29 минут после момента закладки.
Главной особенностью судов серии «Либерти» (именно она и позволила добиться феноменальных темпов производства) была замена клепки сваркой. Считалось, что ресурс таких кораблей будет очень низким, но в условиях войны этим было решено пренебречь. Однако «Свобода» оказалась на удивление живучей - «сварные корабли» ходили по морям десятки лет; так, упомянутый выше «Роберт Пири» находился в эксплуатации до 1963 года, и даже в начале XXI века по меньшей мере три «Либерти» еще оставались в строю действующих!
Сверхскоростной постройкой огромного количества кораблей задача отнюдь не исчерпывалась. В Берлине тоже понимали военное значение этих бесконечных караванов судов с авиабензином, вооружением и боеприпасами и пытались принять собственные контрмеры. Проводка судов через воды северной Атлантики (этим «мурманским» маршрутом была доставлена примерно треть всех грузов), кишевшие немецкими подводными лодками, под прицелом немецких бомбардировщиков, получивших для своего базирования все аэродромы Норвегии, стала, по сути дела, военно-морской кампанией стратегического масштаба. И эту кампанию союзники с блеском выиграли -даже на «мурманском направлении» было потеряно всего лишь 7 % тоннажа; караваны, направлявшиеся в порты Ирана или советского Дальнего Востока, потеряли не более 1 %.
Все познается в сравнении. С чем сравнить военно-морское чудо, содеянное союзниками? Можно с историей блокады Ленинграда, когда доставка по Ладожскому озеру нескольких барж с продовольствием в день - и это на расстояние в 50-80 км, а не 5 тыс. морских миль - превратилась в почти неразрешимую проблему. Можно с историей злосчастного «таллинского перехода», когда Краснознаменный Балтийский флот на пути в 400 км из
Таллина в Ленинград, не встретив в море ни одной немецкой подводной лодки, ни одного вражеского судна класса эсминца и выше, потерял 57 % эскортируемых гражданских судов. Можно (хотя лучше этого не делать) вспомнить и историю многомесячной обороны Севастополя, когда Черноморский флот - опять же, практически не имея заслуживающего упоминания противника на море - не смог ни обеспечить бесперебойное снабжение сражающихся за город сухопутных войск, ни эвакуацию последних уцелевших защитников Севастополя (от 15 до 20 тыс. человек, в том числе не менее 5 тыс. раненых, были просто брошены на произвол врага).