утри самих этих обществ протест, который виртуально разрушает ментальное и политическое равновесие.
Американская экономическая пресса без устали требует реформы этих «несовременных», «закрытых» систем, недостаток которых в действительности состоит в том, что они слишком продуктивны. В фазы мировой экономической депрессии наиболее мощные промышленные экономики всегда страдают больше, чем отсталые и низкопродуктивные. Кризис 1929 года затронул глубже всего американскую экономику из-за ее промышленной мощи в ту эпоху. Соединенные Штаты, будучи низкопродуктивными в 2000 году, в большей степени вооружены, чтобы встретить дефицит спроса на мировом рынке. Статьи в американской экономической прессе, требующие модернизации японской и немецкой систем, отмечены невольной печатью юмора: действительно встает вопрос, а как функционировала бы мировая экономика, если бы в Германии и Японии тоже возник дефицит торгового баланса американского типа. Тем не менее американское идеологическое давление и господство либеральных концепций в организации мировой торговли становятся основной проблемой для двух наиболее важных союзников США, для двух крупнейших индустриальных стран — ведущих мировых экспортеров. Стабильность американской системы основывалась вначале на господстве Вашингтона над этими двумя основными столпами — Германией и Японией, побежденными во время Второй мировой войны, а затем прирученными. Америка, увязшая в своих дефицитах, в своих трудностях, в своих опасениях, связанных с новой атмосферой нетерпимости в мире, все больше отталкивает их от себя.
В Европе важным феноменом является новое поведение Германии, господствующей в экономическом отношении державы. Американская либеральная революция гораздо больше угрожает сплоченности немецкого общества, чем французской республиканской модели, более либеральной в своих привычных понятиях, сочетающей индивидуализм и обеспечение безопасности государством. Если рассуждать в плане «общественных ценностей», то конфликт между Францией и США является конфликтом лишь наполовину. Напротив, американская и германская концепции являются абсолютно противоположными. Поездка Джорджа У. Буша в Европу в мае 2002 года отразила это франко-германское расхождение. Демонстрации против его приезда были гораздо более значительными за Рейном, чем во Франции. Французы, связанные воспоминаниями о де Голле, вплоть до недавнего времени верили, что только они способны отстаивать независимость. Им трудно вообразить Германию бунтующей во имя своих собственных ценностей. Но Европа, если произойдет ее эмансипация, будет обязана этим столько же Германии, сколько и Франции.
Европейцы хорошо осознают проблемы, которые ставит перед ними Америка, масштабы которой защищают и в то же время тяготят их в течение уже долгих лет. Они весьма слабо представляют себе проблемы, которые они сами ставят перед Соединенными Штатами. Над Европой часто насмехаются как над экономическим гигантом без политического самосознания и политической линии. Эта критика, чаще всего оправданная, упускает из виду, что экономическая мощь существует сама по себе, что присущие ей процессы интеграции и концентрации стихийно влекут за собой среднесрочные и долгосрочные стратегические последствия. Именно поэтому Америка ощутила еще до введения евро, какую угрозу несет с собой рост экономической мощи Европы.
Свобода обмена на практике не делает мир объединенным, даже если она и стимулирует обмены между континентами. Глобализация в общепланетарных масштабах является только вторичным измерением процесса. Подтвержденная статистикой реальность — это преимущественная интенсификация обменов между близкими друг другу странами и образование экономических регионов континентальных масштабов: Европа, Северная и Центральная Америка, Южная Америка, Дальний Восток. Либеральные правила игры, установленные при американском лидерстве, таким образом, разрушают, в плане тенденции, гегемонию Соединенных Штатов, так как поощряют образование региональных блоков, отделенных от Северной Америки.
Европа становится автономной державой почти против своей воли. С американской точки зрения, есть и нечто еще более опасное: игра экономических сил ведет к тому, что Европа также обречена присоединять к себе новые пространства, близлежащие к ее границам, по принципу смежности и диффузии. Она проявляет свою силу почти помимо собственной воли. Ее экономический вес континентального масштаба ведет к тому, что она будет постепенно устранять политическую и военную власть США. поглощая своей реальной физической массой, например, существующие американские военные базы.
Со стратегической точки зрения мир можно рассматривать с двух позиций: с военной точки зрения, Соединенные Штаты присутствуют в Старом Свете, с экономической — очевиден все более и более маргинальный характер их присутствия не только в Европе, но и в Евразии в целом.
Глядя на проблему под военным углом зрения, нам снова придется перечислять американские военные объекты на планете: в Европе, Японии, Корее и других местах. Если мы очень впечатлительны, мы могли бы себя убедить в том, что 1500 военных, затерянных в Узбекистане, или 12 000 военных, заблокированных на базе в Баграме в Афганистане, представляют собой нечто важное в стратегическом плане. Лично я чувствую, что эти две базы представляют собой, скорее, малопродуктивные банковские филиалы, служащие для распределения кое-каких субсидий «вождям местных кланов. Эти вожди все еще обладают реальной властью, в данном случае властью не выдавать террористов, которых разыскивают или делают вид, что разыскивают, американцы. Б данном случае финансовые трансферты скромны, но достаточны: слаборазвитость этих регионов столь велика, что позволяет оплачивать местных наемников по низкой цене.
Если же мы посмотрим на экономическую сторону стратегических вопросов и возьмем ту часть мира, которая реально развивается, где возникают целые отрасли промышленности, где общество просыпается и демократизируется, как, например, на границах Европы, то экономическое и материальное отсутствие там Америки становится очевидным феноменом.
Обратимся к периферии зоны евро и рассмотрим три страны, ключевых в военном плане для США:
— Турция, основной стержневой союзник на пространстве между Европой, Россией и Ближним Востоком;
— Польша, вполне законно спешащая вступить в НАТО, чтобы окончательно забыть русское господство, установившееся гораздо ранее, чем коммунистическая диктатура;
— Великобритания, естественный союзник США.
Можно, конечно, на манер состарившихся детей, какими по существу являются военные стратеги, представить себе эти три страны как прочный и сильный плацдарм американцев в их борьбе за контроль над миром. В детском представлении Доналда Рамсфелда, например, только физическая сила чего-то стоит. Однако если перейти от психологии, сформировавшейся на переменах между занятиями в военной школе, к реальному соотношению экономических сил, то мы увидим, что эти три страны, Турция, Польша и Великобритания, уже находятся в сфере влияния зоны евро. У Великобритании товарооборот с 12 членами Евросоюза выше, чем товарооборот с США, в 3,5 раза, у Турции — в 4,5 раза, у Польши — в 15 раз. В случае возникновения серьезного торгового конфликта между Европой и США Польша не будет иметь никакого выбора, а у Турции выбор будет весьма небольшим. Что касается Великобритании, то любое прямое противостояние с континентальной Европой потребует от нее некоторой дозы экономического героизма, на что она вполне способна.
Таблица 12
Внешняя торговля Турции, Польши и Великобритании (в млн. долларов)
Ситуация не является статичной. Если бы мы рассматривали исторические данные, относящиеся к периоду 1995-2000 годов, то мы бы увидели, что Польша находится в стадии ее поглощения зоной евро. Турция, как и большинство стран мира, несколько больше экспортирует в Соединенные Штаты, а импортирует оттуда несколько меньше. Здесь, как и в других местах, Америка старается играть роль универсального всеядного потребителя. Великобритания, несмотря на свою исконную принадлежность к европейской зоне свободной торговли, в течение последних пяти лет немного сблизилась с США. Поход против евро, плохо продуманный и дефляционный, имел, с этой точки зрения, скорее отталкивающий, чем притягательный эффект.
Анализ этих цифр, в первую очередь, показывает всю важность фактора территориальной близости в развитии торговых связей. Глобализация существует на двух уровнях: один — мировой, другой — региональный. Но она является, прежде всего, — и этого очень опасаются американские стратегические аналитики — регионализацией в масштабах континентов или субконтинентов. В той степени, в какой она представляет собой действительно глобальный процесс, она выявляет, что США скорее являются потребителем товаров и финансовых ресурсов, чем вносят в глобализацию позитивный вклад. Строгая математическая логика показывает, что через взаимодействие на основе географической смежности глобализация в самых глубоких своих проявлениях способствует перемещению мирового экономического центра тяжести в Евразию и усиливает тенденцию к изоляции Америки.
Игра этих сил, которую изначально поощряли США. благоприятствует возникновению интегрированной Европы — фактически господствующей державы в регионе, в стратегическом отношении лучше расположенном, чем тот регион, центром которого являются США. Развитие Восточной Европы, России, а также таких мусульманских стран, как Турция или Иран, и виртуально всего Средиземноморского бассейна, похоже, делают Европу естественным полюсом роста и мощи. Ее близость к Персидскому заливу, безусловно, воспринимается «мыслителями» американской политики как наиболее драматическая угроза позициям США в мире.
Механизм кризисного сценария позволяет лучше представить соотношение экономических и военных сил. Что произошло бы, если бы Европа, господствующая экономическая держава для Турции, оказала давление на последнюю с тем, чтобы она не разрешила американской армии использовать военную базу в Инчирлике в рамках агрессии против Ирака? Сегодня? Завтра? Послезавтра? Ориентация Турции на Европу привела бы к драматическому сокращению американского военного потенциала на Ближнем Востоке. Современные европейцы и не думают о таких сценариях, а в воображении амер