– Да, но ты не можешь пойти в таком виде. Ты ведь секретарь на ресепшене, Джесс, и ты должна выглядеть соответствующим образом.
– Каким еще соответствующим образом? Я беременна. Женщина вот так и выглядит, когда она беременна. Если, конечно, она не Бейонсе[37], а я уж точно не она.
– А тебе и не нужно быть никакой Бейонсе.
Тон его голоса становится резким. Он смотрит на меня с явным презрением.
Я невольно отступаю назад и упираюсь спиной в стену:
– И что же ты предлагаешь мне сделать?
– Пройдись по магазинам и купи себе какую-нибудь более подходящую одежду. Я скажу Карлу, что ты пошла на прием к врачу. И сделай так, чтобы, явившись на работу, ты выглядела так, как будто пришла работать в офис, а не попить кофе с другими мамочками.
Он поворачивается и уходит, хлопнув за собой дверью.
Я закрываю глаза. Мне грустно от осознания того, что моя первая реакция на такое его поведение заключается не в гневе, а в облегчении от того, что он меня не ударил. «С Днем святого Валентина, черт побери!» – бормочу я, медленно опускаясь на пол возле стены.
По правде говоря, я не уверена, что новая одежда, которую я купила, сильно отличается от предыдущей, но я все же прихожу на работу часом позднее в черном платье для беременных из магазина «Хеннес энд Мауриц», колготках и полусапожках. Я даже добавила на лицо больше косметики в надежде на то, что это, по крайней мере, будет означать «Я старалась». Я снимаю с себя куртку и протискиваюсь за стойку дежурного администратора. Там я чувствую себя психологически уже полегче: видна ведь только верхняя половина моего туловища.
Мне вспоминается Бет – женщина-секретарь, которую я сменила и которая была вынуждена ходить в туфлях на шпильках на девятом месяце беременности. Что-то я сомневаюсь, что в свои восемь месяцев беременности смогу пролезть за стойку дежурного администратора.
Вскоре вниз по лестнице сходит Карл. Он останавливается слева от стойки. Я вижу, как его взгляд опускается на мои полусапожки и затем снова поднимается до уровня лица.
– Джесс, – говорит он, – я понимаю, что тебе сейчас уже тяжеловато ходить на работу, а потому я предлагаю, чтобы твой отпуск по беременности начался раньше и чтобы ты закончила свою работу здесь в конце месяца. Полагаю, что так будет лучше для всех.
Я смотрю на него с изумлением. Есть только один человек, от которого это могло исходить. Поступить так ему предложил Ли. Его так смущает мой нынешний внешний вид, что он уже больше не хочет, чтобы я работала рядом с ним. Я пытаюсь подавить закипевшее во мне негодование, вернув себе способность говорить.
– Нет, спасибо, – говорю я. – В этом нет необходимости.
Брови Карла поднимаются. Он, похоже, не привык к тому, что женщины ему перечат.
– Понимаешь, я твой начальник, и я полагаю, что такая необходимость есть. Это совсем не та внешность, с которой мы хотели бы видеть секретаря, встречающего наших клиентов. Старайся по возможности не выходить из-за стойки дежурного администратора, пока не уйдешь в отпуск по беременности через две недели.
Я так ошеломлена, что даже не знаю, что сказать. «Да пошел ты к черту!» – вот какой напрашивается ответ. Именно так ответила бы Джесс Маунт. Но Джесс Маунт больше не существует.
– Хорошо, – говорю я. – И прошу иметь в виду, что я сюда больше уже не вернусь.
Карл улыбается с таким видом, как будто он рад это слышать.
– Да, а еще если бы ты соблюдала дресс-код по части высоких каблуков, то это было бы замечательно.
Он уходит еще до того, как я успеваю что-либо сказать. Что, наверное, хорошо.
Примерно часом позже мне приносят цветы. Две дюжины красных роз, связанных широкой красной лентой. Когда их приносят, возле стойки дежурного администратора находится Эми – одна из менеджеров по работе с клиентами.
– Ого! – восклицает она. – Везет же тебе… А ну-ка, сфотографируйся с ними и размести потом фотографию в «Фейсбуке». Покажи всему миру, как сильно он тебя любит.
Я улыбаюсь, пока она не уходит наверх. Подозреваю, что она знает не хуже меня, что это было сделано всего лишь ради поддержания имиджа.
Это была идея Сейди – встретиться и пообедать вместе в День святого Валентина. Она сказала, что только таким способом ее можно вытащить на обед, даже если он будет состоять всего лишь из бутерброда в «Каффе неро». Я же, по правде говоря, была рада, что хотя бы ненадолго уйду из офиса.
Когда я подхожу к ней, она ухмыляется.
– Ты что скалишься? – спрашиваю я.
– А то, что ты теперь и в самом деле выглядишь как беременная женщина.
– Тебе следовало бы посмотреть, как я выглядела сегодня утром до того, как переоделась.
– Ты, наверное, скоро заменишь свое фото профиля на то, где ты с большим голым животом.
– Не ахай, когда это увидишь.
– Странно все-таки, как все изменилось. Я вот тут вспоминала о том, как несколько лет назад мы с тобой заказали столик на двоих в ресторане вечером на День святого Валентина и потом напились за этим столиком и вели себя очень шумно лишь ради того, чтобы позлить окружающие нас парочки.
– Я уверена, что у них остались о тебе самые приятные воспоминания.
– Ну, кому-то же надо было раздолбать этот их романтический бред, не так ли? Кстати, о романтическом бреде – что он тебе подарил?
– Красные розы, – отвечаю я. – Как и в прошлом году.
– Видишь, он теперь на крючке, так ведь? Раз уж он установил планку так высоко, ему придется держать ее на таком уровне каждый год, а иначе ты подумаешь, что он стал меньше тебя любить. Лично я начала бы с одной розы. И если бы я продолжала их дарить, это все еще выглядело бы романтичным, но не стоило бы так дорого.
Я смеюсь, пусть даже в глубине души мне совсем не до смеха. Просто находиться рядом с Сейди – для меня сейчас самое лучшее лекарство из всех, какие только могут быть.
– Ну ладно, – говорю я, крутя свое обручальное кольцо. – Пойдем и слопаем по бутерброду, посвященному Дню святого Валентина.
Пока мы стоим в очереди, Сейди рассказывает мне все новости с моей прежней работы. Она сообщает, как обычно, о том, что там наговорила Нина. А еще – о том, что один повар увольняется, и о том, что какому-то парню, сидевшему на двойном диване в дальней части зала, пришлось два раза сказать во время сеанса, чтобы он заткнулся. Я скучаю по этому. По всему этому. Я скучаю по Сейди, я скучаю по веселью и смеху, я скучаю по Джесс Маунт.
– А у тебя как дела? – спрашивает она, когда мы садимся со своей едой за столик.
– Нормально. Но, как обычно, чувствую себя уставшей.
– А сколько тебе еще осталось работать? Около месяца?
– Нет, всего лишь пару недель. Я ухожу с работы в конце месяца.
– Ага, понятно. А ты не чокнешься потом от того, что будешь аж шесть недель сидеть и ничего не делать?
– Может, и чокнусь. Но у меня вообще-то не было особого выбора. Карл решил, что я больше не соответствую требованиям к внешнему виду секретаря на ресепшене, раз уж я теперь похожа на Глорию из «Мадагаскара».
– Ты серьезно? Это, черт возьми, незаконно.
– Я знаю. Но, видишь ли, было бы нелепо подавать в суд на компанию, в которой работает мой муж.
– А что об этом думает Ли?
Я медленно дожевываю и проглатываю то, что находится у меня во рту, чтобы достаточно хорошо взять себя в руки перед тем, как начну отвечать.
– Не знаю. У нас пока еще не было возможности об этом поговорить.
Сейди смотрит на меня. У меня вообще-то не получается ничего от нее скрывать.
– У тебя точно все в порядке? – спрашивает она.
Я пожимаю плечами:
– Сейчас, я думаю, вообще тяжелое время. Все станет лучше, когда родится ребенок.
Сейди, похоже, мои слова не убедили, но я не думаю, что она начнет развивать данную тему в таком общественном месте, как это.
– Ну, пока ты еще ходишь на работу, ты можешь приходить со мной пообедать в любой день, когда захочешь, – говорит она, вытирая крошки с губ.
– Хорошо. Если я, конечно, еще буду способна ковылять по городу.
– Будет прикольно смотреть на то, как ты пытаешься это делать.
– Нас уже скоро ждет переезд на другую квартиру.
– Я об этом забыла. Я еще никогда не слышала, чтобы кто-то переезжал в том же самом доме на один этаж ниже.
– Это, по правде говоря, будет больше похоже на перемещение из одного номера отеля в другой. Все мои вещи вполне поместятся в одном чемодане.
– А где же тогда все твои остальные вещи?
– Дома. Я имею в виду у папы. Ли не любит, когда в квартире все загромождено. А большинство моих вещей – это хлам: старые книги, фотографии, сувениры и все такое прочее.
– Это не хлам, это очень важные вещи.
Я отхлебываю из своего стаканчика с какао.
– А что представляет собой новое жилье? – спрашивает Сейди.
– Все точно так же, как и в нынешнем, но есть еще одна спальня… – Я запинаюсь, вдруг осознав, что Сейди никогда не видела нашу с Ли квартиру. – Тебе нужно будет прийти как-нибудь ко мне до работы и посмотреть – я имею в виду, когда я уже буду в отпуске по беременности.
– Хорошо, – говорит Сейди. – Мне бы тоже этого хотелось.
– Но нам лучше подождать, пока Анджела не закончит украшать детскую комнату. Она, похоже, будет практически жить у нас, пока будет этим заниматься.
– Это тебя не раздражает?
Я пожимаю плечами:
– Мне кажется, что это замечательно, что она проявляет такую большую активность.
– А мне это кажется чрезмерным.
– У нее благие намерения.
– Ты уже не скажешь этого, когда она начнет с помощью трафарета рисовать дурацких игрушечных коней-качалок и плюшевых медвежат на твоих стенах.
Я смеюсь. Смеюсь искренне. Так, как когда-то смеялась Джесс Маунт.
Ноябрь 2008 года
Я лежу на больничной койке. Все вывернулось наизнанку и встало с ног на голову. Все стало хуже после инцидента в поезде. Намного хуже. Я, к примеру, стала кричать на одного учителя в школе и отказываться отправляться в школьную поездку, потому что ехать в автобусе – это небезопасно. А еще я стащила одного мальчика с его велосипеда на дороге, тянущейся вдоль канала, потому что мне показалось, что он сейчас на кого-то наедет.