– Папа сюда уже едет? – спрашивает она.
Я уже собираюсь сказать «да», когда до меня доходит, что она имеет в виду отца моего ребенка.
– Нет, – отвечаю я. – Я от него только что ушла.
Ее брови слегка приподнимаются.
– Девушка, вы, похоже, подбираете для себя самые подходящие моменты.
Это заставляет меня улыбнуться. Я улыбаюсь впервые за несколько дней. А может, и недель.
– Но сюда едет мой папа, – говорю я. – Это мой единственный близкий родственник.
Когда снова начинаются схватки, она сжимает мою руку чуть сильнее.
– Роды вообще-то должны были начаться через три недели, – говорю я. – Я упала. Я переживаю, что это могло ему навредить.
– Парамедик говорит, что с ним все в порядке. Вы просто его разбудили – только и всего. И он решил, что пришло время ему появиться на белый свет.
Двери лифта открываются. Меня вывозят из лифта и затем везут куда-то налево по коридору.
– Мы сейчас проведем быстрое обследование, – говорит Глория.
– Я же вам сказала, что уже рожаю! – визжу я.
– Я знаю, – улыбается она. – Но нам необходимо уточнить, на какой это стадии.
– Хорошо, – говорит она некоторое время спустя, выныривая из пространства у меня между ногами. – Нам, очевидно, пора доставить вас в родильную палату. Не паникуйте, но он, похоже, уже очень хочет познакомиться со своей мамочкой.
– Вы больше никого в то помещение не пустите, правда? – спрашиваю я, будучи уверенной, что Анджела уже позвонила Ли. И он, возможно, уже едет сюда. – Я хочу видеть только своего папу.
– Хорошо. Туда никто не зайдет. Вы здесь в безопасности.
Говоря это, Глория сжимает мою руку. А я спрашиваю себя, догадалась ли она о том, что переживаю я не о самих родах, а о том, что будет происходить после них.
Меня привозят в родильную палату и кладут на топчан. Я смутно помню это помещение по экскурсии в родильное отделение, на которую ходила с Ли. Он, увидев здесь ванну, тогда пошутил, что он, по крайней мере, сможет принять ванну, пока я буду рожать. Но я не сочла эту его шутку смешной.
– Вам не обязательно находиться именно на топчане, – говорит Глория. – Я могу набрать для вас ванну, вон там есть мяч для родов, или, если хотите, можете сидеть на корточках на полу.
– Я буду находиться здесь, – говорю я.
Она берет больничный халат и помогает мне его надеть, а затем подсоединяет меня проводами к какому-то стоящему возле топчана прибору, чтобы контролировать сердцебиение находящегося во мне плода.
– С ним по-прежнему все в порядке? – спрашиваю я.
– Да, все хорошо.
Я закрываю глаза. Перед моим мысленным взором – лицо «Г», его маленькие ямочки, его улыбающиеся глаза. И когда снова начинаются схватки, я думаю только о том, что уже сгораю от нетерпения увидеть своего маленького мальчика.
Я толком не знаю, сколько прошло времени перед тем, как раздается стук в дверь. Все, что я знаю, – так это что я почему-то стою на четвереньках на топчане, с моего лица капает пот, моя задница слипается, и я вою, как дикий зверь.
– Кто это? – спрашиваю я акушерку. – Я не хочу, чтобы он сюда заходил. Я не хочу, чтобы он находился рядом со мной – ни здесь, ни в любом другом месте.
– Это ты про своего отца? – спрашивает Глория.
– Нет, – говорю я. – Я говорю не о нем.
– Хорошо, – говорит она. – Я пойду и посмотрю, кто это. Мимо меня никто не пройдет.
Она идет к двери. Голос, который я слышу, – это голос не Ли. И не папы. Это голос Сейди.
– Это ваша любовница, – громко говорит Глория, поворачиваясь и вновь поднимая брови. – Девушка, вы, я смотрю, точно времени зря не теряете.
Я начинаю смеяться – больше от облегчения, чем по какой-либо другой причине.
– Она – моя лучшая подруга, – говорю я.
– Вы хотите, чтобы она сюда зашла?
– Да, – говорю я.
Сейди подбегает ко мне.
– Эй, привет, – говорит она, потирая мои плечи.
– Почему ты сказала, что ты моя любовница?
– Мне ведь нужно было как-то добиться, чтобы меня сюда пропустили, правда? Твой папа ждет там. Он подумал, что ты, возможно, захочешь сейчас увидеться со мной даже больше, чем с ним. Поэтому он заехал за мной.
Я киваю и снова начинаю выть.
– Она что, всегда такая шумная? – спрашивает Глория.
– Даже хуже того, – говорит Сейди. – А где Ли?
– Я от него ушла, – говорю я.
– Что? Почему?
– Можно я расскажу тебе об этом позже? Я сейчас немного занята.
Она кивает и хватает меня за руку.
– Пойди скажи папе, что со мной и с ребенком все в порядке, – говорю я, с трудом произнося слова. – А затем возвращайся сюда и будь готова к тому, что я на тебя буду орать.
Вернувшись, Сейди больше не спрашивает про Ли. И она умудряется не расхохотаться, когда я знакомлю ее с Глорией: она всего лишь улыбается мне с заговорщическим видом и шепчет: «Гиппопотамиха из того мультфильма», когда Глория отходит зачем-то в сторону. Сейди, в общем-то, именно тот человек, который мне нужен, который должен быть рядом со мной, когда я рожаю. Я рада, что она здесь. И рада, что, когда я начинаю громко ругаться, у меня есть возможность ругаться не только на Глорию, но и на кого-то еще. Я рада, что, когда я пытаюсь вытолкать из себя плод, опасаясь при этом, что могу сейчас развалиться на две части, она заверяет меня, что я при этом пока что случайно не обкакалась. А еще я рада, что, когда она кладет свои руки мне на плечи, мне таки удается вытолкать из себя скользкий и морщинистый маленький объект в окружающий мир.
– С ним все в порядке, – говорит Глория, быстренько осматривая «Г» и потом передавая его мне.
Я, взяв его, плачу. Мой ребеночек. Ребенок, ради которого я была готова умереть, но мне в конечном счете этого делать не пришлось.
– О господи!.. – говорит Сейди, громко шмыгая носом и вытирая глаза. – Это твой ребенок. Это твой сын.
Я киваю.
– Его зовут Гарри, – говорю я. – И он теперь – моя реальность.
Некоторое время спустя – после того, как врачи осматривают Гарри и меня, – нас отвозят в отделение послеродовой реабилитации. Глория сказала мне, что это мера предосторожности: Гарри ведь появился на свет на три недели раньше срока, и поэтому они хотят за ним внимательно понаблюдать. Только поэтому, а не потому, что с ним что-то не так.
Папа ждет меня возле кровати, держа в руке огромный букет цветов. По его щекам текут слезы.
Наклонившись, он целует меня. Потом берет меня за руку. Его рука при этом дрожит.
– Я очень сильно разволновался, когда позвонила Анджела, – шепчет он.
– С нами все в порядке, – отвечаю я. – С нами обоими все в порядке.
Я вижу, как его взгляд перемещается на ребенка. Папа закусывает нижнюю губу, а потом на его лице появляется улыбка.
– Познакомься со своим внуком, – говорю я. – Его зовут Гарри Джо Маунт.
– Он очень красивый, – говорит папа. – Просто бесподобный. Спасибо.
Потом он пару секунд молчит. Я знаю, о чем он меня сейчас спросит, еще даже до того, как он открывает рот.
– Что произошло? С тобой и Ли, я имею в виду. Почему он не здесь? Почему у Гарри не его фамилия?
– Я от него ушла, папа. Я намереваюсь рассказать тебе почему и все объяснить, и я знаю, что, когда я сделаю это, ты все поймешь правильно, но мне, если ты не возражаешь, не хотелось бы делать это прямо сейчас. Я не хочу чем бы то ни было омрачать вот эту ситуацию. Все, что тебе сейчас нужно знать, – так это что со мной и с Гарри все в порядке и что мы, когда нас отсюда выпишут, собираемся вернуться к нам домой, чтобы жить рядом с тобой. Такое тебя устраивает?
– Ну конечно, – говорит он, тяжело сглатывая. – Твоя мама очень бы тобой гордилась. Я это точно знаю.
Я киваю. Папа, засунув руку в карман, достает из него и протягивает мне конверт, на котором написано мое имя. Я сразу же узнаю почерк.
– Я говорил тебе, что она написала несколько писем, – говорит он. – На случай различных важных и чрезвычайных событий.
– Спасибо, – говорю я. – Мне кажется, что такие события наступают одно за другим быстрее, чем она могла предположить.
Я читаю это мамино письмо позже. Читаю уже после того, как папа и Сейди уходят, Гарри засыпает, лежа рядом со мной, а акушерки снова заверяют меня, что никому не позволят зайти повидаться со мной без моего разрешения. У меня болит в промежности, все тело ноет, и я так сильно устала, что мне ужасно хочется спать. Но я знаю, что не смогу заснуть, пока не узнаю, что написано в этом письме.
Я открываю конверт, вытаскиваю из него листок бумаги и начинаю читать.
Дорогая Джесс!
Знаешь, никто не подготовит тебя к этому моменту. Ты можешь ходить на всевозможные курсы и прочесть все существующие на свете книги про младенцев, но ничто не подготовит тебя к тому моменту, в который ты возьмешь своего ребенка на руки в первый раз.
И я знаю, что ты будешь думать, потому что это то же самое, что чувствовала я, когда впервые взяла тебя на руки. То же самое, что думают все мамы, когда они берут своего ребеночка на руки в первый раз. Но ты справишься, Джесс. И ты будешь знать, что делать. Не потому, что ты прочла соответствующие книги или запомнила то, что тебе говорили по этому поводу другие люди, а просто потому, что это твой ребенок и инстинкт подскажет тебе, что делать. Вокруг тебя могут оказаться люди, которые будут давать тебе совершенно другие советы и пытаться убедить тебя, что нужно действовать совсем по-другому – не так, как тебе подсказывает твой инстинкт. Возможно, если бы я находилась рядом с тобой, я была бы одним из таких людей. Но тебе нет необходимости их слушать, Джесс. Тебе нужно научиться доверять себе самой. Поначалу этого ощущения не будет, потому что ты будешь очень сильно переживать, но постепенно нервное напряжение будет спадать и ты начнешь доверять своему собственному мнению.
И я скажу тебе, почему ты всегда будешь права, Джесс. Потому что ты любишь этого ребеночка больше, чем кого-либо