После нас — страница 37 из 84

Попутно он ознакомил нас с наглядной агитацией, к разработке которой лично приложил руку. С многочисленных аляповатых плакатов на нас смотрели странной формы полузадушенные зеленые фигуры афганцев, обвитые змеями, державшими в зубах розовый опиумный мак. Плакаты были, честно говоря, ужасны, но мы решили, что если афганцы и не поймут глубинного замысла автора, то испугаются уж точно — настолько болезненными и истощенными были изображены на картоне наркозависимые потребители опия и гашиша. Кстати, один из этих жутких плакатов, только увеличенный в несколько раз, красовался под вывеской конторы на входе в здание. В этой связи не найти управление по борьбе с наркотиками провинции Балх было просто невозможно. Кстати сказать, через пару лет мы прочитали в афганской прессе информацию о том, что глава этого управления был арестован в связи с причастностью к наркотрафику.

«Священная гробница», или Северная столица Афганистана

До развилки, от которой идет дорога на «северную столицу» Афганистана — Мазари-Шариф, примерно 40 километров. Еще столько же до самого города. Не посетить этот мегаполис, будучи на севере страны, просто нельзя. Центральная городская мечеть, на территории которой живут десятки тысяч белых голубей, является одной из главных достопримечательностей Афганистана. Говорят, что если в стаю белых голубей замешается их сизый собрат, то и он через месяц побелеет от святости этого места.

Асфальт в городе был мягким от жары. Говорили, что чуть-чуть похолодало, а еще вчера в тени было плюс 50. Однако посетителей в мечети было много. Люди ехали сюда со всех уголков страны, чтобы полюбоваться этим «чудом». Название города — Мазари-Шариф — буквально означает «Благородная гробница» и объясняется местной легендой о том, что здесь похоронен четвертый халиф ислама Али, зять пророка Мухаммеда. На самом деле Али был убит близ города Багдад в 661 году, где, видимо, и был захоронен. Однако местные жители рассказывали легенду о белой верблюдице, которая, неся на себе тело Али, умерла от истощения именно в Мазари-Шарифе, где и была возведена священная гробница.

Мечеть была в свое время разрушена Чингисханом, и «последняя версия» здания датируется 1481 годом. Чтобы зайти на территорию мусульманской святыни, нужно было приобрести белую мусульманскую шапочку, которая здесь стоит всего десять афгани (20 центов). Прихожане были приветливы и с радостью вступали в разговор с чужеземцами. Многие из посетителей мечети — бывшие моджахеды, которые воевали против советских войск, но враждебных слов от них мы не услышали. Подавляющее большинство афганцев теперь жалеет, что те далекие 80-е годы прошлого столетия ушли и их уже не вернуть. За время, прошедшее с той поры, война в Афганистане не кончалась, народ познал голод и холод, нищету и безысходность. Поэтому с «шурави» они говорили уважительно и все время вспоминали прошлые дни.

Белые голуби, видимо, тоже были «придавлены» жарой. Они жались к воде — на территории мечети много бассейнов, — взлетали редко, вероятно, берегли силы. На центральной площади расположилась водокачка — сидевший на корточках афганец качал рычагом воду для всех желающих, а их было очень много. В бассейнах плавали прибившиеся сюда утки и лебеди. Утки, по словам прихожан, живут здесь давно, но почему-то не белеют.

Осмотрев мечеть и поговорив с афганцами на тему ислама и судеб нерушимой афганско-советской дружбы, мы вернулись в Хайратон, а рано утром следующего дня, попрощавшись с гостеприимным генконсулом, тронулись в дорогу. До Кабула на бронированном внедорожнике ехать через перевал Саланг никак не менее восьми часов. Чтобы добраться до афганской столицы из Мазари-Шарифа, нужно проделать долгий путь, пролегающий через провинции Балх, Саманган, Баглан, Парван и Кабул. Есть еще и другая, объездная, дорога, куда боком выходит провинция Кундуз, но ехать по ней нам не посоветовали. Не все провинции одинаково безопасны, хотя на севере страны в то время было относительно спокойно. Специалисты рекомендовали отправляться в путь пораньше, чтобы успеть попасть в афганскую столицу засветло. Двигаться вечером по провинции Парван и вдоль кишлаков в чарикарской «зеленке» все-таки не всегда безопасно, тем более что и там стали появляться талибы.

Пустынная выжженная дорога домой, проходившая по провинции Балх, была, пожалуй, ничем не примечательна. Горячий ветер поднимал в пустыне многочисленные смерчи, изредка по пути попадаются оазисы, где паслись овцы, лошади и верблюды. Этот пейзаж причудливо сочетался с приятным «магнитофонным» голосом, негромко певшим нам красивым баритоном о том, что «…степь да степь кругом и путь далек лежит…». Утомленные жарой афганцы спали в своих дуканах. На одном из полицейских постов мы с удивлением увидели на столе, стоявшем возле трассы, «бесхозные» пулемет «ПК» и автомат Калашникова, направленные на дорогу. Их хозяева — полицейские — мирно дремали под раскидистым деревом, спасаясь там от жары.

На подъездах к местечку Доши, когда уже пошли солидные горы и появилась развилка на Кабул и Бамиан, пустыню сменили широкая река и множество ручейков. Людей здесь встречалось уже больше — вдоль реки раскинулись оазисы, в которых живут афганцы, выращивающие рис. Отсюда и до Кундуза — сплошные рисовые чеки, по которым ходят толпы афганцев, втыкающих в ил рисовые стебельки. На обочинах дорог — сплошь следы войны. Остовы сгоревших БМП, бронетранспортеров и боевых разведывательных дозорных машин встречаются очень часто. Отличить афганскую технику от советской легко: «наши» машины бордового цвета от ржавчины, афганские еще носят следы зеленой краски. Именно тут, где стоят «скелеты» некогда грозных машин, четверть века назад разыгрывались трагедии и погибали советские солдаты. Практичные афганцы не уничтожают эту технику, а используют сегодня для своих нужд. Так, на перевале Саланг мы увидели необычное сооружение: положенные по обе стороны от горной речки останки бронетранспортеров образовывали своеобразные опоры, на которые местные жители положили настил и построили мост. На другом участке дороги они «укрепили» ограждение дороги от осыпей остовами сгоревших в бою БРДМ и сделали там мост из гусениц БМП.

Спуск под уклон на Саланге столь же нелегок, сколь и подъем. Если четыре тонны «мускулистого» железа, двигавшегося со скоростью 30 километров в час, то и дело бросало в крен на поворотах, то остается лишь поражаться мастерству советских военных водителей, проводивших зимой по Салангу колонны многотонных машин. Вечная им слава и память.

После Саланга дорога вилась вдоль раздолбанных еще четверть века назад городков и кишлаков. На выезде из Джабаль ус-Сираджа в местечке Пошта-Сорха глазам представилась сколь удивительная, столь и безрадостная картина: к месту расположения когда-то стоявшего тут советского гарнизона афганцы стащили сожженную боевую технику со всей округи. Поле перед «гарнизоном» взывало к воспоминаниям о Курской дуге, показанной в кинофильме «Освобождение». Подбитые бордового и ржаво-зеленого цвета танки, БТР, БМП и БРДМ сгрудились на площади в несколько квадратных километров. Они стояли плотно, их было очень, очень много — многие десятки, если не сотни. Если бы рядом можно было поставить памятники всем погибшим и сгоревшим в этих некогда грозных машинах, то это, пожалуй, был бы самый грандиозный мемориал беспощадной и непонятной афганской войне.

Чарикарскую «зеленку» пролетали на большой скорости, оставив слева Баграм. Где-то в этих зеленых зарослях, сквозь которые проглядывали разбитые глиняные заборы-дувалы, в 1981 году погиб мой товарищ, переводчик Игорь Адамов. Он был студентом четвертого курса Института стран Азии и Африки при МГУ. Его уже мертвое тело тогда растерзали душманы. Сколько солдат, студентов, офицеров, вольнонаемных погибло в этих проклятых зарослях, которые навсегда останутся в нашей памяти как «зеленка»…

На подъездах к Кабулу включили песню группы «Ростов», под которую молчали каждый о своем. Все находившиеся в машине пассажиры в свое время в разном качестве прошли через ту войну. Слова песни звучали благодарной памятью тем далеким и незабываемым годам:


Афганистан болит в моей душе,

И все, кого я встретил и не встретил,

Пусть долго будут жить на этом свете,

Как тишина на дальнем рубеже…

Не ходите, дети, в Африку гулять

В конце сентября Совет Федерации РФ ратифицировал договор между Россией и Исламской Республикой Афганистан «О передаче для отбывания наказания лиц, осужденных к лишению свободы», а двенадцатого сентября его ратифицировали депутаты Государственной думы. Документ был внесен на ратификацию в ГД президентом еще в апреле.

Заместитель председателя международного комитета СФ Ильяс Умаханов назвал целью договора «укрепление сотрудничества двух государств в уголовно-правовой сфере и предоставление возможности осужденным отбывать наказание в государстве их гражданства или постоянного места жительства при соблюдении стандартов ООН в области обращения с осужденными». Согласно документу, после передачи осужденный продолжает отбывать наказание, назначенное ему в государстве вынесения приговора, в соответствии с правовыми нормами государства исполнения приговора. При этом каждая из сторон может осуществлять помилование и амнистию, отмечалось в пояснительной записке к законопроекту.

В то самое время в кабульской центральной тюрьме Пули-Чархи за активное участие в террористической группировке отбывал наказание гражданин России Андрей Баталов. История Андрея, живущего сейчас в Нижневартовске, первоначально приговоренного афганским судом первой и второй инстанций к девяти годам тюремного заключения и отбывавшего наказание в довольно сносных по местным меркам условиях, поучительна. Этот молодой человек высокого роста и крупного телосложения как-то раз отправился из России в туристическую поездку в Египет, откуда домой уже не вернулся. Он остался учиться в известном суннитском религиозном университете «Аль-Азхар» в Каире, решив стать мусульманским проповедником. Во время учебы в Египте Андрей был завербован одной из экстремистских организаций, которая послала его в Пакистан, а оттуда в Афганистан с целью оказания помощи афганским «братьям» и борцам «за свободу ислама». Афганские «борцы» загрузили гражданина РФ оперативной работой, поручив однажды сопроводить из провинции Нанга