идевшись за что-то на паспортный стол, заявился туда с толовой шашкой. Пол-очереди уложил и себя за компанию. Так что пальцев хватало.
В итоге, как это ни странно, самым сложным и рискованным предприятием оказалось изъять седьмую от угла штакетину из забора Никодима Людского (так звали бывшего друга, а ныне заклятого врага Глеба Портнягина). Собственно, само-то изъятие тоже особого труда не составило — серая от дождей рейка держалась всего на одном гвозде. А вот убегать пришлось быстро.
Вернувшись с добычей, Глеб застал Ефрема непривычно тихим и благостным. По сморщенным устам старого колдуна бродила мечтательная улыбка: не иначе всё ещё вспоминал боевую юность.
— Да, кстати, — встрепенувшись, сказал он. — Знаешь, что я ещё тогда в варево клал? Сушёного шершня, в ступке растёртого…
Благо, стояла осень, и с дохлыми сухими шершнями в Баклужино было особенно хорошо. Зелье Глеб на всякий случай варил при лунном свете, чтобы крепче вышло. По чёрно-серому пустырю, прилегающему к кладбищенской стене, шмыгали тени, собиралась к малому костерку выродившаяся нечисть городской окраины. Помешивая варево посолонь привязанным к прутику пальцем престарелого убийцы, юный чародей угрюмо шевелил ноздрями и ещё сильнее ненавидел бывшего другана, из-за которого ему придётся потом всё это выпить. До дна и залпом.
К двум часам остуженное зелье ататуй было слито в особую склянку. Оставалось выяснить время следующего митинга — и, задержав дыхание, произвести первый глоток.
Лишь бы обратно не полезло!
Минуло два дня. На улице похолодало. Старый колдун Ефрем Нехорошев сидел на табурете и прикидывал, как бы это половчее приспособить зациклившегося барабашку в перегоревшем электрокамине, когда хлопнула дверь — и на пороге живым укором возник Глеб. Лицо его выглядело разбитым.
Учитель и ученик молча смотрели друг на друга.
— Ну? Как?
— А то не видно? — злобно процедил юноша.
Старый колдун озадаченно почмокал губами.
— Крепко досталось?
Ответа не последовало.
— Но хоть помогло чуток? — с надеждой спросил Ефрем.
— Какое там «помогло»! — взорвался Глеб. — Вообще не сработало…
Чародей опечалился, покивал.
— Вот и у меня тоже… — сокрушённо признался он. — Ох, помню, и вломили мне тогда! Еле ноги унёс…
И тихая ностальгическая улыбка вновь тронула сухие сморщенные губы старого колдуна.
Отчёт в гробу
Так, значит, за эту вот строчку,
За жалкую каплю чернил…
Осенний всплеск активности в тонких мирах, как всегда, прибавил работы баклужинским колдунам и знахарям. Клиент шёл густо и самый неожиданный. Такие подчас попадались экземпляры — любо-дорого взглянуть! Некий чудило приплёлся с жалобой на фантомные головные боли и очень обиделся на Глеба Портнягина, когда тот попытался растолковать, что это всего-навсего мигрень — следствие полученного в астрале подзатыльника. Другой требовал вызвать с того света дух какого-нибудь настоящего участника Сталинградской битвы с тем, чтобы проверить утверждение академика Фоменко, будто сержант Павлов и фельдмаршал Паулюс — одно и то же лицо.
Обращались за помощью и жертвы чёрной магии. Так, видный чиновник, фамилия которого до сих пор на слуху, имел неосторожность принять взятку без молитвы, сочтя приношение мелким и не стоящим внимания, после чего ночами его повадились мучить бесы искусно подделываясь под совесть. Такого клиента старый колдун Ефрем Нехорошев, понятно, воспитаннику не доверил, однако на результат это повлияло — спустя два дня чиновник отправился пикник в осиновую рощу и там удавился. Позже выяснилось, что взятая им купюра была когда-то часть, суммы, выплаченной Баклужинскому краеведческое музею неизвестным нумизматом за серебряную тетрадрахму времён императора Тиберия. Возможно, одну из тех тридцати.
К счастью, о предсмертном визите покойного к Ефрему журналисты не пронюхали — и скандал обошёл старого кудесника стороной.
Но сильнее всех, конечно, донимали так называемые «самострельщики» — лица, пытающиеся овладеть волшебством по книжкам и без должной подготовки. Запомнился браконьер, решивший шутки ради выяснить, чем жена занималась в его отсутствие: завернул, недоумок, совиное сердце в суконный платок, приложил к левому боку спящей супруги — и услышал такое, что опрометью кинулся к колдунам, умоляя отшибить ему память, а иначе он за себя не ручается. Глеб опрометчиво исполнил просьбу вольного стрелка, после чего тот, естественно, отказался платить. И в самом деле — за что?
— Ну… не смертельно… — утешил Ефрем питомца. — Ежели всё забыл — значит снова попробует…
Так оно и вышло. На сей раз Портнягин, наученный опытом, совершенно справедливо заломил двойную цену, потребовал деньги вперёд и вместе с памятью напрочь отшиб клиенту охоту к подобным экспериментам. Словом, в конечном итоге оплошность юного чародея особых последствий не имела, хотя и стоила жизни ещё одной сове — птице, занесённой, между прочим, в национальную Красную книгу.
Внезапно среди глухой осенней ночи что-то разбудило Глеба. Юноша вскочил с узкого своего топчанчика и даже не понял сразу, в каком он сейчас теле: физическом или астральном. Спросонья такое случается довольно часто. Топчанчик был пуст, но это ещё ни о чём не говорило — физическое тело могло выйти на автопилоте в туалет. Линолеум весьма натурально холодил босые подошвы. Дверной косяк на ощупь тоже представился Портнягину вполне вещественным, что опять-таки ничего не доказывало, поскольку энергетические оболочки эфирного слоя очень точно копируют форму реальных предметов и внешне мало чем от них отличаются.
Так и не определившись, озадаченный Глеб выбрался из чуланчика. Ефрем спал. Форточка была открыта. Бело-серого пригорка на мониторе не наблюдалось — видимо, Калиостро отбыл на крышу, где по настроению мог обитать неделями, питаясь святым духом, — проще сказать, ловил голубей.
Затем внутреннего слуха коснулось еле уловимое одобрительное похрюкивание. Приблизившись на цыпочках к койке учителя, Портнягин присел и осторожно заглянул в бездонные подкроватные глубины. Так и есть! Учёная хыка с довольным урчанием уминала солидный клок чьей-то положительной энергии.
Глеб устремился в коридор и, окончательно уверив себя, что находится в астрале, попытался пройти сквозь прикрытую входную дверь, в результате чего звучно с ней соприкоснулся. Чертыхаясь и потирая ушибленный лоб, выглянул на площадку. Ночной гость сидел на верхней ступеньке и тихонько плакал. Ничего удивительного: удачная атака хыки неминуемо повергает жертву в депрессию.
— А постучать ты, конечно, не мог! — упрекнул Глеб.
Плачущий поднял лицо, вытер слёзы и, пошатнувшись, встал. Этакий стареющий ангелочек с прозрачным дымком редеющих волос над выпуклым жалко наморщенным лбом.
— Ну? — выжидающе сказал Глеб.
— Опять приходил… — перекривившись от ужаса сипло сообщил незнакомец.
— Кто?
— Начальник…
— Куда?
— Ко мне… домой…
— А! Во сне, что ли?
На потасканном ангельском личике проступило смятение.
— Да… Нет… Не знаю… Может, и во сне…
— А сам где живёт?
Выцветшие голубенькие глаза закатились припадочно, но уже в следующий миг незнакомец совладал с собой.
— Нигде… Похоронили его… позавчера…
— На каком кладбище? — подавив зевок, осведомился Портнягин.
Гость вскинул голову, уставился, не смея надеяться.
— Первое городское… У центральной аллеи…
— И чего хочет?
Ответить незнакомец не успел. Тихонько завыв, как далёкая сирена, медленно отворилась входная дверь, и на пороге обозначился старый колдун Ефрем Нехорошев. В халате и шлёпанцах.
— Чего ж ты клиента на лестнице держишь? — буркнул он. — Зови в дом, коли выспрашивать начал…
Бедолагу напоили обжигающим отваром нечай-травы и, погрузив на пяток минут в гипнотический сон, наскоро подлатали ему повреждённую хыкой энергетику. Между делом Глеб передал суть их краткой беседы на лестничной площадке.
— Вампир скорее всего, — небрежно заключил он. — А может, просто к перемене погоды…
— Ну, в какой-то степени все начальники упыри, — заметил старый колдун. — Хотя тут ошибиться — раз плюнуть! Был случай: праведника с упырём перепутали… Праведники — они ж тоже не разлагаются. Разрыли могилу, а он там лежит нетленный. Подумали, что упырь, решили ему осиновый кол забить…
— Забили? — с интересом уточнил Глеб.
— Ага! Забили! — жёлчно откликнулся Ефрем. — Только было примерились — молния с ясного неба! Осину — в уголь, людишек — наповал… Ну, давай будить, что ли?
Глеб легонько тряхнул усыплённого за плечо. Тот всхлипнул, открыл глаза, горестно замигал.
— Слышь, — дружески сказал ему Глеб. — А ты такой способ не пробовал? Встаёшь спиной к кладбищу, бросаешь через себя копейку…
— Пробовал… — безнадёжно прошевелил губами тот.
— А слова при этом какие говорил?
Клиент вздохнул, припоминая, потом произнёс с запинкой:
— Вот тебе медный грош… меня не трожь…
Портнягин снисходительно усмехнулся.
— Эх, лапоть… Это ж от простых покойников заговор! А тебе от начальства надо… Запоминай: «Не то он зав, не то он зам, не то он печки-лавочки, а что мне зам, я сам с усам, и мне чины до лампочки…» Ну и понятно, в конце: «Слово моё крепко…» Напрочь отшибает!
Ефрем нахмурился.
— Да погоди ты… торопыга! — прервал он воспитанника. — Сначала причину выясни, а там уж советуй… — Снова повернулся к гостю. — Как величать-то прикажешь?
— Власий… — торопливо представился тот. Поколебался и добавил опасливо: — Леонардович…
— Ну, давай рассказывай, Леонардыч, что у тебя с начальником вышло… Не зря ж он с того света достаёт!
Леонардыч съёжился, закусил губу, но податься было некуда.
— Вызвал, накричал… — надтреснутым покаянным голосом начал он.
— Это когда ещё живой был?
— Ну да… Где, говорит, отчёт о командировке? Дома, говорю, оставил… Марш, говорит, домой!.. Я — домой… Составил кое-как, прибегаю обратно, а его уж инфаркт хватил… — Тут у Леонардыча перемкнуло связки, и пришлось промочить горло подостывшим отваром нечай-травы. — А позавчера… хороним… Лежит в гробу, а лицо у самого строгое-строгое… Как тогда в кабинете… И сам не знаю, что на меня такое нашло… Подошёл прощаться — и отчёт ему свой… под покрывальце… Так с отчётом и зарыли…