Тем не менее бушевал Ефрем долго и громко. И всё это время Глеб Портнягин, терпеливо переминаясь, стоял перед ним в позе царевича Алексея с известной картины Ге.
Наконец гроза пошла на убыль.
- Так какой ты там спелл кастовать собрался? - ядовито осведомился кудесник.
Глеб шмыгнул носом и развернул бумажку.
- Тут это… пенитенциарная магия…
- Петиционная, что ли? - брюзгливо переспросил Ефрем.
- Ага, - торопливо исправился Глеб. - Петиционная…
- А корешок зачем?
- Н-ну… на всякий случай.
- Положь обратно, - буркнул старый чародей и, пока юноша выполнял приказ, углубился в тезисы. - Ну и что ты тут наворотил? - накинулся он на вернувшегося ученика. - Мало я тебе хренов за клептокинез выписал?
Глеб зарделся, потупился. Действительно, за клептокинез ему в прошлый раз влетело по первое число.
- Нет, ну я ж теперь по-честному… - возразил он обиженным баском. - Выиграет сусловский «Ливерпуль» у нашей «Албасты» - курить брошу…
Чародей с жалостью глядел на юношу.
- Заруби себе на носу, - проникновенно молвил он. - В профессиональный футбол лучше не лезть. Там уже всё схвачено. Там такие колдуны работают - не тебе чета… И второе: никогда не ставь условий. Курить он бросит! Этого, знаешь, ни одна стихия не любит…
- А если наоборот? - поспешно предложил Глеб. - Курить брошу прямо сейчас, а взамен попрошу… - Он взглянул на кислую физию учителя и, смешавшись, умолк.
- Да пойми ты… - мученически кротко принялся втолковывать кудесник. - Вот обращаешься ты к стихии. А что такое стихия? Ту же растительность возьми… У каждой травинки свой трепет, свой колотун. Слабенький, правда, но… Травинка к травинке, трепет к трепету - и, глядишь, рождается из общей дрожи - что? Правильно, единая душа. Коллективное бессознательное. Юнга читал?.. А теперь прикинь, сколько у нас травы. А деревьев! А мхов, а лишайников всяких! И этой стихии ты ставишь какие-то условия? Да она - природе ровесница! Что ей твое курево? Тьфу!..
Юноша мрачнел на глазах.
- Значит, не надо, говоришь?..
- Да почему ж не надо? - удивился Ефрем. - Надо! Я ведь тебя, упёртого, знаю: пока шишек не набьешь, не успокоишься. Решил с куревом завязать? Завязывай. Оно и для здоровья полезней… Только учти, просьбой на бумажке тут не обойдёшься. Такое положено вслух колдовать и под музыку… - Он не глядя ткнул пальцем в угол, где валялся изрядно пропылившийся туттут - местная разновидность тамтама, только чуть поглуше. - И определись, к какой стихии будешь обращаться. А то ведь у каждой свой ритм - в него ещё попади попробуй…
- И попробую! - буркнул Глеб.
- Попробуй-попробуй… Когда, говоришь, матч?
- На той неделе.
- Вот на той неделе и посмеёмся…
Понятно, что неделя выдалась шумная. Ритмические упражнения Глеба достали даже Калиостро - котяра покинул налёжанный монитор и ушел в форточку. Угрюмая хыка отступила в чёрные подкроватные глубины, где, вполне возможно, таился лаз в иное измерение. Потом начал запинаться вентилятор - барабашка то и дело сбивался с такта. Один лишь Ефрем Нехорошев, казалось, был доволен происходящим и веселился от души, глядя на серьёзного старательного ученика.
- Слышь, Глеб! - поддразнивал он. - А ты знаешь вообще, откуда слово «спорт» взялось?
- Из Англии…
- Хрен там - из Англии! От нашего слова «спортить». Был мужик - как мужик, землю пахал, а спортил и - смотришь: полоска сорняком поросла, а ему и горя мало - знай себе мячик пинает… Ну чего уставился? Барабань, барабань, не отвлекайся давай…
Старый колдун ошибался редко. То ли мяч оказался слишком круглым, то ли Глеб обратился за помощью не к той стихии, то ли в дело из вредности вмешался сам Ефрем, но столичный «Ливерпуль» продул баклужинской «Албасте» с крупным счётом.
- Ну что? - возликовал чародей, когда компьютер выдал результат матча. - Уразумел, дитятко? Природу, брат, не наколешь! Стихия, она и есть стихия: куда хочу, туда ворочу… Выслушать - выслушала, а всё назло сделала!
- Зато курить бросил! - огрызнулся Глеб, старательно избегая охального взгляда колдуна.
- А! Ну, если с этой стороны, тогда конечно… Вроде как закодировался, да? А «Ливерпуль»-то твой всё ж припух!
- Почему мой?
- Так ты ж за него просил!
Тут Глеб повернулся наконец к Ефрему, и обнаружилось, что физиономия у воспитанника, вопреки ожиданиям, самая довольная.
- Просил за «Ливер», - ухмыльнувшись, согласился он. - А ставил на «Албасту». Система…
Первый отворот
Трах-тарарах! Ты будешь знать,
Как с девочкой чужой гулять!..
От рождения Глеб Портнягин был ангельски незлобив. Однако упрямые надбровья и глубоко вырезанная переносица в сочетании с архитектурным завитком подбородка придавали ему вызывающий вид. Пришлось вырасти драчуном.
Помнится, старый колдун Ефрем Нехорошев, впервые увидев на проспекте юного проходимца, торгующего грубо вытесанными рукоятками астральных мечей, сразу подумал, что хорошо бы иметь такого на подхвате. Пусть даже в смысле магии он окажется бездарен - слабому полу нравятся надменные плечистые задиры. А женская клиентура, надо сказать, всю жизнь была зубной болью старого знахаря.
Ставши учеником чародея, Глеб Портнягин оправдал надежды полностью. Дамы в его присутствии замолкали и, какую бы глупость он ни сморозил, внимали с трепетом. Крайняя молодость кудесника не только не вызывала у них сомнений - напротив, завораживала, чему вдобавок сильно способствовала скупость мимики, усвоенная Глебом ещё в пору предварительного заключения.
- Перекрасить ауру? - со сдержанным недоумением спрашивал он. - Зачем?
- Под цвет глаз, - лепетала посетительница.
- Да она у вас и так под цвет глаз…
Из угла слышалось одобрительное покряхтыванье старого чародея. Сам бы Ефрем до такого ответа не додумался. В крайнем случае порекомендовал бы контактные линзы под цвет ауры.
Дама изумлённо распахивала глаза:
- Разве? А мне говорили…
- Кто? - всё так же равнодушно вопрошал Глеб.
- Ну… - Дама кокетливо поводила плечиком. - Один знакомый…
- Колдун?
- Не совсем… Народный целитель. Восточная стоматология.
- Фламенко, что ли? Который подзатыльниками зубы удаляет?
- Д-да…
- Ну, это и мы умеем… - со скукой ронял Глеб. - Короче, выделывается ваш знакомый. Классная аура! «Маренго». Последний писк. Чего ему не нравится?
Посетительница менялась в лице и, забыв об изначальной цели визита, переводила разговор на приворотные зелья.
Если же затруднение действительно требовало вмешательства специалиста, Ефрем Нехорошев вылезал из угла и принимался за дело сам, а ученик отступал за плечо наставника, где мог стоять часами, постигая азы ремесла.
- На душе тяжело, - слезливо жаловалась матрона лет сорока.
- А ты, матушка, когда последний раз взвешивалась? - с обычным своим грубоватым добродушием интересовался Ефрем.
- Каждое утро на весы становлюсь…
На морщинистом челе знахаря изображалась лёгкая досада.
- Да я не про тело… - ворчливо отзывался он и, не оборачиваясь, подавал знак ученику.
Вдвоём они усаживали посетительницу поудобнее, затем, погрузив в гипнотический сон, вынимали из неё справненькую стыдливо хихикающую душу и водружали на чашу безмена, собранного из астральных сущностей церковной утвари и косой перекладины могильного креста.
- Что-то не так? - с тревогой спрашивала матрона, придя в себя после процедуры.
- Избыточный вес у тебя, матушка… - сокрушённо сообщал ей старый колдун. - Ну а как ты хотела? Душа должна быть тонкой, звонкой, прозрачной. Плоский живот и всё такое… На диету пора садиться… - И, видя испуг на обширном личике, предостерегающе вскидывал морщинистую длань. - Знаю, трудно! А куда денешься? Долг подружке верни, прелюбодеяния сократи в два раза, лжесвидетельствовать прекращай… Так-то вот!
- А кроме диеты? - скулила несчастная.
- Н-ну, можно ещё с утра духовную гимнастику попробовать. Скажем, врага своего попрощать… Поначалу разиков этак семь, не больше, а то, знаешь, с не привычки и душу надсадить недолго… Да я тебе все упражнения на бумажку выпишу…
Текст, конечно, можно было бы вывести и на принтере, однако имидж требовал написания вручную. Промурыжив посетительницу ещё минут десять, Ефрем вручал ей нечто слегка напоминающее клочок пушкинского черновика, после чего вновь передавал бразды питомцу и удалялся на прямоугольный балкончик чуть просторнее посылочного ящика. На углу железных перил гнездились солнечные часы, древнее устройство, изготовленное безымянным волхвом незадолго до Крещения Руси. Врали они безбожно. Недовольно фыркнув, колдун ногтем переводил тень от стерженька на полделения и возвращался в комнату, где его ждала неизбежная разборка с Портнягиным.
- Ты меня чему учишь? - заходился Глеб, спровадивший к тому времени клиентшу. - Колдовать? Или мозги тёлкам пудрить? Так это я и раньше мог! Что ж мне, всю жизнь на подхвате торчать?
«Въедливый… - дивился про себя Ефрем. - Того и гляди по уху смажет! Может, и впрямь из него что получится…»
Тем не менее доверить воспитаннику первую женскую судьбу он рискнул лишь к началу августа.
Она вошла без стука и столь стремительно, что Глеб едва успел ухватить за шкирку учёную хыку, алчно устремившуюся из подкроватных недр к незваной гостье.
- Ефрем Нехорошев… - задыхаясь, произнесла вошедшая, - …здесь живёт?
Со стола запоздало упала вилка.
- Значит, так… - с гаденькой улыбкой изрёк старый колдун, переводя честные пуленепробиваемые глазёнки с посетительницы на ученика и обратно. - Нехорошев - это я, только женщины, матушка, того… не по моей части… Вот специалист, прошу любить и жаловать…
У Глеба стало холодно в животе, он разжал пальцы - и хыка, обиженно ворча, убралась восвояси. Нагнулся, подобрал вилку, положил на стол. Этого дня он ждал два долгих месяца.