Гномикам, товарищ старший лейтенант, вообще житья не стало. Придешь за банкой, за своей, за положенной - так он еще и не дает, куражится - скучно ему!.. Обойди, рычит, вокруг дерева на руках - тогда посмотрим. Обойдешь, а он все равно не дает, придирается: не с той, мол, руки пошел…
Никак нет, товарищ старший лейтенант, человеческой речью пупырчатые не владеют. Рычат, рявкают по-всякому… Как их гномики понимают? А куда денешься, товарищ старший лейтенант! Приходится…
Вот и Пиньков тоже возмутился, не выдержал:
- А куда ж колдун смотрит?
И тут выясняется интереснейшая деталь: оказывается, колдун уже года три, как в овраге не показывался. Раньше-то при нем пупырчатые какие были? Ребра одни с позвоночником!.. Нет, воровать они, конечно, и тогда воровали, но хотя бы жрать боялись наворованное! Чуть поправишься - улика налицо…
- Что же все-таки с колдуном-то, а? - размышляет вслух рядовой Пиньков.
- Я так думаю, - говорит гномик, и в глазах у него начинает светиться огромное уважение, - что у колдуна сейчас какие-то серьезные дела. Такие серьезные, что нам и не снились. А вот закончит он их, поглядит, что в овраге делается, и строго пупырчатых накажет.
"Хорошо, если так, - думает Пиньков. - Хуже, если помер".
Добрались до ямы. Яма как яма, на четверых гномиков рассчитанная, живут шестеро. Остальные пятеро, правда, временно отсутствуют - на работах где-то, а у этого, что с Пиньковым (его, кстати, Голиафом зовут), у него вроде как отгул.
Да нет, товарищ старший лейтенант, нормальный гномик - ростом чуть выше автомата. А Голиафом его зовут не потому что здоровый, а потому что в лоб то и дело получает…
Спустились они в яму, банку в уголке прикопали, сидят, беседуют.
- Так, значит, говоришь, года три уже? - хмурится Пиньков.
- Или четыре, - неуверенно отвечает гномик. - Да вот сразу после проверки…
- А! - говорит Пиньков, оживившись. - Так, значит, была все-таки проверка?
- Была, - подтверждает гномик. - Сам-то я, правда, не видел, но говорят, была.
Любопытство разобрало Пинькова.
- Слушай, а как проверяющий выглядел?
- Проверяющий?.. - с тихой улыбкой восторга говорит гномик. - Высокий, выше колдуна… В одеждах защитного цвета… Пуговицы - сияют, бляха - солнышком. А уж сапоги у него!..
Тут смотрит гномик на Пинькова, умолкает и, затрепетав, начинает подниматься в стойку "смирно".
- Да сиди ты! - с досадой говорит Пиньков. - Тоже мне проверка! Никакая это была не проверка. Я это был…
Сел гномик, дыхнуть не смеет и держит равнение на Пинькова.
- Сказано тебе: вольно… - сердито говорит Пиньков. - А про автомат про мой ты нигде ничего не слышал?
Не знает гномик, что такое автомат. Пришлось объяснить.
- Нет, - отвечает, подумав. - Про реликвию слышал, а вот про автомат - ни разу…
Насторожился Пиньков.
- А что за реликвия?
А реликвия, товарищ старший лейтенант, следующая. Во-первых, черт его знает, что это такое. Во-вторых, слышно о ней стало года три-четыре назад, то есть по времени вполне совпадает. В-третьих, известно, что стоит она в некой пещере, а пещера эта находится аж в низовом овражье за ободранной пустошью. И многие в эту реликвию верят.
- А как она хоть выглядит? - допытывается Пиньков. - Ствол есть? Затвор есть?
- Может, и есть… - вздыхает гномик. - Одним бы глазком на нее взглянуть…
Задумался Пиньков.
- А как считаешь, - спрашивает, - знает колдун, где сейчас мой автомат?
Гномик даже встал от почтительности.
- Колдун знает все, - объявляет торжественно.
- Знает он там с редькой десять! - недовольно говорит Пиньков. - Что ж ты думаешь, я с ним не беседовал?
Гномик брык - и в обморок. Не привык он такие вещи про колдуна слышать. Минут восемь его Пиньков в сознание приводил. Хлипкий народец, товарищ старший лейтенант, нестроевой…
Оживил его Пиньков, поднял, к стеночке прислонил.
- А далеко отсюда этот ваш колдун живет? - спрашивает.
- День пути, - слабым голосом отвечает гномик. - Только там не пройдешь - пупырчатых много…
Сомнительно? Виноват, товарищ старший лейтенант, что именно сомнительно? Ах в смысле: почему колдун в прошлый раз так быстро явился к Пинькову, если день пути?.. Трудно сказать, товарищ старший лейтенант. Видимо, по каким-то своим каналам. А может, просто рядом околачивался…
- В общем так, Голька, - говорит Пиньков (Голька - это уменьшительно-ласкательное от Голиафа). - Пойдем-ка мы к колдуну вместе. Я его про автомат спрошу, а ты все, что мне рассказывал, ему расскажешь. Надо с этим бардаком кончать.
А сам уже изготовился гномика подхватить, когда тот в обморок падать начнет. И верно - зашатался гномик, но потом вдруг выправился, глаза вспыхнули.
- Да! - говорит. - Пойду! Должен же кто-то ему сказать всю правду о пупырчатых!
И - брык в обморок. А Пиньков уже руки успел убрать.
Оживил его по новой - и двинулись. А чего тянуть? Глазомер, быстрота и натиск! Поначалу гномик этот, Голиаф, дорогу показывал, а как тропки знакомые кончились - шаг, конечно, пришлось убавить, а бдительность удвоить.
Вышли в центральный овраг. Та же картина, товарищ старший лейтенант. Речка по камушкам банки ржавые перекатывает, о террасах-ступеньках одна только легкая волнистость склонов напоминает.
- Ну и куда теперь? - спрашивает Пиньков.
Оказалось - вверх по течению. Колдун, по слухам, живет в самом начале центрального оврага - бункер там у него, что ли…
И тут, товарищ старший лейтенант, вспомнил Голиаф, что банку-то они как в уголке тогда прикопали, так и оставили. Но не возвращаться же! Зашли-то далеко…
"Плохо дело, - думает Пиньков. - Дневной переход на голодный желудок - это уже не служба, а так, несерьезность одна…"
- Слышь, Голька, - обращается он к гномику, - а банку эту тебе на сегодня выдали?
- Что ты! Что ты! - Голька на него даже ручонками замахал. - Банка - это не на день. Это на неделю.
- Н-ни черта себе! - говорит Пиньков. - Выходит, за эту неделю ты уже все получил?
- Ну да - за эту… - слабенько усмехается Голиаф. - Это за позапрошлую, и то еле выпросил…
- Ага… - говорит Пиньков и начинает соображать. Сообразил и говорит: - Слышь, Голька, а как пупырчатые определяют, кому положена банка, а кому нет?
- А по ребрам… - со вздохом отвечает Голиаф.
Тут такая тонкость, товарищ старший лейтенант: если гномик возьмет вдруг и помрет с голоду, то у пупырчатых из-за него могут быть крупные неприятности. Но, конечно, могут и не быть.
Продолжают, короче, движение. От деревьев на всякий случай держатся подальше, а если услышат, что кто-то по тропинке навстречу ломится, то прячутся в бурьян. Причем прятаться все труднее, сорняки заметно ниже стали. И поляны тоже мало-помалу некую слабую квадратность обретать начинают. Оно и понятно: к начальству ближе - порядку больше.
Ну и наконец все. Пришли. В смысле - трава дальше стриженая и не демаскироваться просто невозможно. Присели в бурьяне, наблюдают за ближайшим деревом.
- Нет! - говорит минут через пять Пиньков. - Не могу я этот бардак видеть!
Достал из-за голенища бархотку и придал сапогам надлежащую черноту с млечным мерцанием.
- Значит, так, Голька, - инструктирует. - Посиди здесь немного, а потом иди и проси банку. Она тебе положена.
Поднимается в рост и твердым начальственным шагом направляется к дереву. Пупырчатые из нор вылезли, пасти поотворяли, смотрят.
- Встать! - рявкает рядовой Пиньков. - Смир-рна!
Опешили пупырчатые, переглянулись. Ну и как всегда, товарищ старший лейтенант, нашелся один слабонервный - встал. А за ним уже и остальные. Трудно им с непривычки на задних лапах, но ничего - стоят, терпят.
- Кто дневальный?! - гремит рядовой Пиньков. - Какую команду положено подавать, когда подходит старший по званию?!
…Как может быть рядовой старшим по званию? Ну это с какой стороны взглянуть, товарищ старший лейтенант! Взять, к примеру, наш деревянный - уж, казалось бы, мельче денег не бывает… А если перевести на карбованцы? Вот то-то и оно… Так неужели же один наш рядовой не стоит десятка ихних пупырчатых?!
Проходит Пиньков вдоль строя, и никакая мелочь от его глаза укрыться не может.
- Как стоишь?! Носки развернуть по линии фронта на ширину ступни! Ноги в коленях выпрямить! Живот подобрать! Подобрать, я сказал, живот!..
И тычет пупырчатого кулаком в бронированное брюхо. Тот бы и рад его втянуть, да куда его такое втянешь! А у главаря их, у правофлангового, еще и клок волос торчит на загривке.
Вознегодовал Пиньков.
- Эт-то еще что за плацдарм для насекомых? Сбрить!
- Есть! - с перепугу рявкает пупырчатый.
Вот что значит дисциплина, товарищ старший лейтенант! Животное ведь, носорог носорогом - и то человеческий голос прорезался!..
А тут и Голиаф подходит - робко, бочком. Пиньков и на него сгоряча пса спустил - вернул к бурьяну, потребовал подойти и попросить банку как положено.
Ох как не хотелось пупырчатому банку-то отдавать! Взялся было за искривленную, с ржавым бочком, но покосился на Пинькова и передумал - полновесную сорвал, чистенькую.
Выждал Пиньков, пока Голька с банкой отойдет подальше, и скомандовал:
- Вольно! Продолжайте по распорядку.
Волосатый пупырчатый с облегчением опустился на четвереньки, перевел дух и так рыкнул на прочих, что разлетелись все вмиг по норам.
Догнал Пиньков Голиафа.
- Ты - колдун, - с трепетом говорит ему гномик.
- Какой там колдун! - хмурясь отвечает Пиньков. - Жить надо по Уставу - вот тебе и все колдовство.
Между прочим, глубокая мысль, товарищ старший лейтенант.
3
Но в световой день они, конечно, не уложились. А ночной марш в условиях оврага - это, разрешите доложить, дело гиблое. Пупырчатые, товарищ старший лейтенант, в темноте видят, как кошки, а вот у гномиков наоборот: чуть сумерки - и сразу куриная слепота.