- Никак князюшка?..
Забыв про Кудыку с Докукой, кинулись отворять главные ворота с башенками, и вскоре сильная караковая лошадка внесла на широкий боярский двор обитые кожей княжьи санки. Утративший привычную неторопливость боярин самолично отстегнул меховую полость. И вот, путаясь в просторной дорожной шубе, выбрался из саней теплынский князь Столпосвят, как всегда, скорбный какою-то высокой думой.
Постоял, склонив головушку, потом явил смуглый лик свой, обрамленный черно-серебряной брадою, и, вздернув дремучую бровь, пристально оглядел боярина и прочих, словно бы видя всех впервые. Узрел колоду, веревки, застывшего с кнутом в руке старого храбра, наконец Кудыку с Докукой и поворотился к боярину.
- За что драть мыслишь? - спросил раздумчиво.
Блуд Чадович крякнул, оглянулся на терем. Звона-грохота из хором больше не доносилось, лишь мерещились подчас тихие рыдания из светлицы.
- Да обоз, вишь, разбили с Теплынь-озера, - нехотя и соврал, и не соврал боярин. - Возчиков побили чуть не до смерти… Как теперь с них пошлину брать прикажешь?..
- Чуть… - повторил напевно князюшка и горестно покивал. - Худо… Худо, что чуть… До смерти надо было, а не чуть… - Выпрямился, полыхнул очами. - Теплынцы!.. - Зычный голос его возрос, отдался во всех уголках двора. - Был я сейчас у царя-батюшки… Плох, плох батюшка наш, совсем плох… Как понурая лошадка: куда за повод поведут, туда и идет… А только указ этот, теплынцы, он не писал!..
Все так и ахнули. Подались бородами к князюшке, выкатили зенки.
- Кто написал, спрашиваете? Отвечу… - Голос Столпосвята сошел на рокочущие низы и смолк. Двор - как вымер. Одни лошадки переминались да фыркали. Князь же, словно забыв о застывших в ожидании подданных, вновь погрузился в думу. Потом очнулся и выговорил брезгливо: - Брат мой Всеволок с боярами со своими - вот кто!
Будь вокруг больше народу, взревели бы, конечно, погромче, пояростней. И все равно лошадки шарахнулись.
- Это как же?..
- Помимо царя?..
- Да отродясь такого не бывало!..
Князь поднял руку, ожег гневным взором. Вновь замерло все во дворе.
- Так ведь царь-то… - молвил он со слезой. - Слепенький батюшка-то наш! Старенький… А Всеволок возьми да и подсунь ему грамоту на подпись!..
- Так ты бы объяснил ему, милостивец!.. - жалостно вскричал кто-то из храбров.
- Объяснял, теплынцы, объяснял… Да только царь теперь - что дите малое. Ножками топочет, чуть не плачет… Сами, говорит, разбирайтесь со своим Всеволоком, коли братья… - Князь приостановился, потом возвысил голос: - Вооружаться пора, теплынцы! Ведомо стало, что брат мой сволочан своих собирает, хочет по льду речку Сволочь перейти… А? Что, теплынцы? Постоим за Вытеклу, за Теплынь-озеро, за князя со княгинею?..
Храбры уж и рты отворили, да клич поперек глотки стал. Жуть проняла: сто лет не воевали - и на тебе!.. Да и с кем воевать-то? Со своими?.. Что теплынец, что сволочанин - все берендей..
- Сомневаетесь? - грянул Столпосвят, но опять же не грозно, а скорее понимающе. - Зря-а… Ох, зря, теплынцы!.. Думаете, не проживем без сволочан? Еще как проживем!.. Хлебушка можно и у греков прикупить, а вот как они-то без берендеек наших резных взвоют! Без золы с Теплынь-озера!.. Отвернется от них ясно солнышко, как пить дать отвернется!.. Постоим, что ли?
- Постоим, княже! - отчаянно крикнул Докука. Уж больно не хотелось ему быть высеченным.
Пусть не в един голос, но клич подхватили.
- Вот… - прочувствованно молвил князь, неспешно подойдя к Докуке и возложив длань на непоротое плечо. - А ты говоришь, боярин, драть… Не драть таких надо, а в битву слать. За князя да за отечество…
Глава 5.
Битва на речке Сволочи
Ранним утречком нечетного дня известный своим стяжательством князь Всеволок пересек по мокрому льду порубежную речку Сволочь и опрометчиво влез со всею ратью в глубокий снежный уброд [45]. Низкорослые лошади проваливались местами по брюхо, да и ратники тоже. Пригревало второй день - вот-вот заиграют овражки. Сзади по льду гуляла, морщась, перегоняемая ветром вода, а слева зеленела молодой травкой прямая широкая полоса чистой земли, рассекавшая снежную равнину и вонзавшаяся вдали в самый что ни на есть небостык. Ярилина Дорога.
С той ее стороны, то есть со стороны Мизгирь-озера и развалин мертвого города Сволочь-на-Сволочи, валила рать теплынского князя Столпосвята. В первых рядах ополчения шли угрюмые Кудыка с Докукой.
- Уж лучше бы выпороли тогда, - ворчал Кудыка, перекладывая на другое плечо тяжелое копье-рогатину. - Угораздило ж тебя наперед выскочить!.. При князе-то!.. Постоим-постоим… Вот и стой теперь!
- Сам-то больно хорош! - огрызался Докука. - Придумал, что сказать! «Никого там нету…» Как она еще в окошко не сиганула!..
- А что мне было говорить-то? Что ты там в одних портках стоишь, зубами клацаешь?..
Но тут и у них под ногами разверзлись хляби, и теплынская рать подобно своим супостатам с бранью забарахталась в мокром снегу. Князь Столпосвят привстал на стременах и, оглядевшись тревожно, повернулся к старенькому воеводе Полкану, еще с младых ногтей прозванному Удатым. То ли за удаль, то ли за что другое - теперь уж и не разберешь. Может, и не стоило ставить в челе войска столь дряхлого полководца, но берендеи и впрямь не воевали вот уже без малого сто лет, а Полкан - тот хотя бы что-то помнил…
- Не пора ли, воевода, на сухо выбираться?.. - И князь повел кольчужной рукавицей в сторону приветливо зеленеющей Ярилиной Дороги.
Полкан по ветхости своей на стременах приподняться не смог. Вытянул жилистую шеенку и подслеповато прищурился, сильно обеспокоив этим обоих отроков, приставленных следить, чтобы старичок с седла ненароком не грянулся.
- Нельзя туда, княже, - испуганно прошамкал воевода. - Запретная земля, заповедная…
- Запретная, говоришь?.. - Князюшка усмехнулся, с лукавой удалью покосился из-под мохнатой брови. - А кто запрещал? Волхвы?.. Много они нам, мно-ого чего поназапрещали, волхвы-то… - Приосанился, оглядел рать и пророкотал с мягкий укоризной в голосе: - Теплынцам на теплынскую землю уж и ступить не велят… А что, дружинушка хоробрая? Погуляем по травушке?
- Га-а!.. - нестройно, но одобрительно грянули в ответ храбры, уставшие уже месить мокрый снег.
И рать помаленьку-понемногу принялась выбираться на твердую землю: сперва княжья дружина, а за нею уж и ополчение. Кое-кто, понятно, заробел, но на таких прикрикнули, высмеяли их, а кого и коленом подтолкнули.
К полудню, а может быть, и ранее, оба воинства выстроились в расстоянии переклика [46] друг против друга, дважды перегородив червлеными щитами Ярилину Дорогу. Теплынцев было значительно больше, однако рать их на три четверти состояла из воинов вроде Кудыки с Докукой, тогда как князь сволочанский Всеволок вывел во чисто поле почти одних только храбров.
- Трудно будет, - бормотал озабоченно Кудыка, приглядываясь к супротивникам. - Ишь, в кольчугах все, в зерцалах [47]… И солнышко им в спину… Да и клич у них способнее…
- Это чем же? - не понял Докука.
- Ну, как… Мы-то будем кричать: «Теплынь! Теплынь!..» А они-то: «Сволочь! Сволочь!..» Конечно, так-то рубиться сподручнее…
Теплынский князь Столпосвят обозрел криво выстроенную рать и с досадой повернулся к Полкану.
- Что ж ты, воевода… - упрекнул вполголоса. - Попрямее их поставить не мог?..
- Ништо, княже, - беспечно отвечал ему видавший виды Полкан. - Кривы дрова, да прямо горят!..
Светлое и тресветлое наше солнышко тем временем перевалило полдень, лишив сволочан, одного из преимуществ. По обычаю, прежде чем сойтись в сече, принялись задирать друг друга, поддразнивать. Начал, понятно, Шумок.
- Лапотники!.. - надрывался он, сложив руки воронкой. - Полоротые!.. Печатки не было - непечатный пряник спекли!..
- Дровосеки!.. - обиженно летело в ответ. - Долбежники!.. Отъелись на нашем хлебушке?..
Распаляясь, подступали все ближе и ближе. Что ни слово - то зазубрина. Все старые обиды припомнили. Разгорелись ретивые сердца, силушка живчиком по жилочкам заходила. Прав был, прав старый воевода Полкан Удатый: строй их, не строй - все равно потом ряды смешают.
- А вот мы вас за ножку да об сошку!..
- Смотри, осунешься! Сами-то! Теленка с подковой съели!..
- А вы через забор козу калачом кормили - думали, девка!..
И наконец выехал из толпы сволочан, ища себе поединщика, приземистый плечистый богатырь Ахтак. Кто он был родом - не понять: не берендей, не варяг, не грек… Вышел, сказывают, из Черной Сумеречи, хотя на беженца не походил нисколько. Беженцы, они, что ликом, что языком, те же берендеи, а этот еле по-нашенски лопотал. Да и рылом отличен: глазки - узенькие, косенькие, нос - пяткой. Однако вот пришелся ко двору. Оценил князь сволочанский Всеволок свирепость его и преданность - в дружину взял…
Притихли теплынцы. Ахтак - он ведь такой. Сечет, и рубит, и в плен не емлет. Да еще и визжит вдобавок…
- Эй, Ахтак! - заорал бесстрашный Шумок. - Вытеклам шатал, рынкам гулял?..
Богатырь ощерил редкие желтоватые зубы и потряс копьем, высматривая юркнувшего в толпу обидчика.
- Анан сыгын!.. [48]- проскрежетал он по-своему. Что это значит, никто не знал. Что-то, должно быть, обидное…
Теплынский князь Столпосвят грозно нахмурился, обернулся к поджавшимся храбрам, перебрал их задумчивым взором, и в этот миг переплевах в двух от задорно гарцующего Ахтака земля дрогнула и зашевелилась. Заржал с завизгом, вскинулся на дыбы чубарый конек, едва не сронив седока. На глазах у попятившихся ратей зеленый пригорок откинулся вдруг наподобие крышки колодца, явив дощатый поддон, и из черной сырой дыры полез на белый свет некто чумазый с большой кочергой в руке. Точь-в-точь как рассказывал в кружале ку