Вдвоем с Чурыней они вышли и двинулись подземным переходом, ставшим теперь еще теснее от полных песком тележек и бочек с водой. Мужичонка Воробей семенил следом. Шарахались с дороги серые тени, работный люд вжимался в пыльную каменную кладку, уступая начальству путь. Кругом шушукались, перешептывались тревожно.
- Лют Незнамыч, да ты только прикажи! - внятно вызвался кто-то из густой тени. - Мы ее мигом утихомирим!..
Розмысл только фыркнул в ответ, а когда миновали толчею, бросил сердито через правое плечико:
- А этот твой… Докука… Он ведь у тебя уже второй день на погрузке… Ну и как он там?
- Ох, не спрашивай, Лют Незнамыч!.. - отозвался Чурыня страдальческим голосом. - За такого Докуку этому Соловью голову бы оторвать по самые плечи!.. Прошел разок с тачкой - сразу заныл, запричитал, хромым представился… Смотрю: а он уже на раскладке, с бабами болтает… - Сотник покашлял смущенно и признался: - Я уж грешным-то делом думаю: может, и впрямь отдать его?..
Розмысл недовольно посопел.
- Нет, просто так отдавать не годится, - буркнул он. - За два дня он тут много чего углядел. Умы начнет смущать… А вот не согласится ли боярышня, ежели мы его наверх отпущать почаще будем?..
- Сбежит, - решительно перебил Чурыня. - Тут же сбежит, по роже видно… Да и прочие роптать примутся. Работает-де по конец пальцев, а отпущать - отпущают… Нешто справедливо?
Но тут беседу пришлось прервать, потому что впереди затрепыхалось алое смоляное пламя. Высоко подняв светоч, Шалава Непутятична напряженно всматривалась в кромешную темноту подземного перехода, и ее чумазое, как у погорелицы, личико было весьма решительным. Пожалуй, Воробей кликнул начальство как раз вовремя. Еще мгновение - и пришлось бы пустить в ход песок и воду…
Однако стоило красноватым отсветам заплясать на выпуклой плеши и несколько отвислых брыльях розмысла, как боярышня попятилась в изумлении и чуть не выронила светоч.
- Лют Незнамыч?.. - не веря, вымолвила она. - Да когда же ты помереть успел-то?..
Впервые боярышня Забава увидела Люта Незнамыча еще будучи отроковицей, и уже тогда поняла, что берендей он непростой. Да и не она одна… Челядь теремная все языки поистрепала, гадая о происхождении и достоинстве странного гостя. Для них это был вопрос далеко не праздный: поклонишься как-нибудь не так или чарой невзначай обнесешь - и милости просим на широк двор к той лошадке, где седока погоняют. В какое бы время года ни появлялся Лют Незнамыч в боярских хоромах, был на нем неизменный дорожный терлик [62], обширную выпуклую плешь гость прикрывал скудно украшенной тафьей [63], а ежели случалось ему выйти на высокое резное крыльцо, то поверху водружался еще и меховой колпак. В горлатной шапке Люта Незнамыча никто никогда не встречал, из чего следовало, что не боярин он и не княжеских кровей… Хотя вон, с другой стороны, и Столпосвят, известный душевностью своею и простотой, ради близости к народу тоже отродясь горлатных шапок не нашивал.
Однако, приметив вскоре, что боярин величает Люта Незнамыча по изотчеству, холопья вмиг пометили сие на ногте и почести стали воздавать, как воеводе, хотя сам Лют Незнамыч этого, кажется, и не заметил. Так что, ежели перед ним ломали шапку несколько лениво и без должного трепета, вольность сходила с рук.
И все же челядь продолжала боязливо шушукаться. Непонятно было, к примеру, каким образом он вообще попадал в терем, минуя ворота. Ни саней, ни лошади его конюхи и в глаза не видели. Обыкновенно бывало так: боярин уходил в бездонные свои погреба, а возвращался уже с Лютом Незнамычем, после чего оба поднимались в горницу и такие беседы вели, что впору князю о том донести. А то и царю-батюшке…
И ведь донесли однажды. Квасник Нежата донес. Высек его раз боярин, так он, Нежата, нет чтобы поблагодарить премного за науку - побег князюшке на благодетеля своего сказывать. С тех пор и сгинул, а больше охотников не нашлось…
А про погреба про те тоже много шептаний шло. В боярские хоромы текли подати со всей слободки и окрестностей: жито, мед, пушнина всяческая - и похоже, что оседали там навечно. Так ни единого обоза и не отрядил боярин за Мизгирь-озеро к царю-батюшке. Потому и нарекли его погреба бездонными, хотя дворня, сносившая в них съестные припасы и прочее добро, клялась тресветлым нашим солнышком, что есть там дно, есть. Кирпичен мост [64]. А вот куда все потом из погребов девается - неясно…
Исчезал Лют Незнамыч столь же внезапно и таинственно, как и появлялся. Подозревали в нем кудесника, великого волхва и, получается, почти угадали… Однако бери выше… Или ниже, раз уж речь повелась о навьем царстве… Да впрочем как ни бери, а все равно выходило, что Лют Незнамыч и под землей ни перед кем шеи не гнет…
- И впрямь боярышня… - мрачно молвил он, присмотревшись к Шалаве Непутятичне. - А я уж думал: нарочно соврала… Ты что же это творишь, Забава? У нас там давно прокатка должна идти, а ты тут, понимаешь, всех людей на себя стянула!.. Хочешь, чтобы солнышко опять не взошло?..
- Да катись оно по кочкам, ваше солнышко!.. - зло отвечала боярышня розмыслу. - Почто Докуку мово под землю упрятали?..
Розмысл отвернул нос, закашлялся.
- Давай-ка так, Забава… - недовольно сказал он. - Ты светоч-то притуши, притуши… Нельзя здесь с голым огнем… Храбрам своим вели, чтобы кудесников развязали, и пойдем потолкуем. - Взглянул на боярышню и предостерегающе вскинул ладошку. - Не перечь! Скоро, я так понимаю, и дядюшка твой сюда нагрянет…
- Сюда?! - ужаснулась Шалава Непутятична. - Ой!..
Все-таки перед дядюшкой своим она хоть какой-то страх да испытывала, поскольку молча позволила себя разоружить и последовала за Лютом Незнамычем в глубокие недра скудно освещенной пещеры. Что же до грозного дядюшки, то он их, оказывается, поджидал уже в клети розмысла. Увидев, переступающую порог племянницу, побагровел и, выкатив очи, шумно поднялся с лавки.
- На засов тебя!.. - прохрипел он. - На щеколду железную! Ты что надумала? Весь наш род сгубить хочешь?.. Ты у меня теперь за дверной косяк - ни шагу!..
- Терем подпалю, - безразлично пообещала в ответ уставшая, видать, от переживаний племянница.
- Ах, терем?.. - вскинулся Блуд Чадович. - А вот не видать тебе терема, выдроглазая!.. Отдам Люту Незнамычу, будешь с девками идольцев по дюжинам раскладывать!..
- Э, нет! - решительно сказал розмысл и прошел за стол. - Только на раскладке ее и недоставало! Хватит с нас одного Докуки…
- Пойду я, Лют Незнамыч… - сказал угрюмый сотник. - Там оно уже третий час на скате стоит…
- Иди, Чурыня… - Розмысл махнул ручкой и, дождавшись, когда дверь за сотником закроется, повернулся к тяжело дышащему боярину. - На три часа из-за нее ночь задержали! Зла не хватает… Что будем делать?
- Докуку отдайте… - скрипуче произнесла боярышня.
- У-убью!.. - взревел Блуд Чадович, вознося над головой тяжеленные кулачищи.
Шалава Непутятична, упрямо надув губки, глядела в потолок.
- В общем-то я не против… - промямлил розмысл, осторожно поглядывая то на дядюшку, то на племянницу. - Мне этот Докука тоже уже всю плешь проел… Сам бы я отпустил его с удовольствием. Только вот как бы это сделать… э-э-э…
Боярин повернулся столь резко, что мотнулись связанные за спиной рукава охабня.
- Да никак!..
- Почему?
- Перво-наперво удавлю его собственными руками!..
- Хм… - Розмысл озабоченно огладил плешь. - А еще почему?
Боярин запыхтел, успокаиваясь.
- Потому что и без меня удавят!..
- Кто же?
- Дельцы заплечные! Докука-то в зачинщиках смуты числится! С Кудыкой на пару…
- Да, это уже сложнее… - вынужден был признать розмысл. - А еще?
- Да вся округа уже знает, что его в бадье спустили! Бабы в слободке второй день воют… Шутка, что ли? Такого счастья лишились!..
- Врешь!.. - Шалава Непутятична полыхнула очами.
- Молчи!.. - Боярин снова вознес кулаки.
И быть бы розмыслу свидетелем еще одного семейного раздора, кабы не постучал в дверь встревоженный Чурыня. При виде сотника у розмысла с отвислых щек сбежали остатки румянца.
- Что еще стряслось? Ты почему вернулся?.. Прокатка не пошла?..
- Да нет… - смущенно отозвался тот. - Прокатка-то - что прокатка?.. Тут две новости у меня, Лют Незнамыч… - Чурыня замялся вновь. - Даже и не знаю, с которой начать…
- С главной начни.
Угрюмый Чурыня покосился с сомнением на боярышню, потом подался к столу и проговорил, таинственно понизив голос:
- Сам пожаловал…
- Столпосвят?! - Жиденькие брови розмысла взбежали едва ли не выше лба. - Так что же ты мешкаешь?.. Давай веди его сюда!..
Чурыня вышел. Все трое обменялись изумленными взглядами. Лют Незнамыч заранее встал и выбрался из-за стола.
- С чего бы это он? - видимо, перетрусив, пробормотал Блуд Чадович. - Припасы вроде поставлены вовремя были…
Розмысл в тревожном недоумении пожал плечами. Вскоре дверь отворилась, и в клеть, сильно пригнувшись, ступил смуглый и дородный теплынский князь Столпосвят, сопровождаемый по пятам Чурыней. По обыкновению заговорил не сразу. Постоял, развесив дремучие брови и скорбно сложив губы. Потом вроде очнулся и, обведя склоненные головы мудрым усталым взором, остановил его, как ни странно, на Шалаве Непутятичне.
- Так-то вот, красна девица… - проникновенно, с горечью рек князюшка. - Без милого дружка, чай, и жизнь не мила?..
Малость ошалевшие от такого зачина боярин Блуд Чадович и племянница его попридержали головы в поклоне, поскольку смотреть вытараской на князя было бы неприлично. Впрочем Лют Незнамыч тоже был несколько озадачен.
- С ночью из-за нее сильно протянете? - поворотясь к нему, полюбопытствовал князюшка.
- Самое меньшее, часа на два, княже, - со вздохом отозвался розмысл. - Да может, еще и третий набежит…