Наконец Фета медленно подошла к Томасу, прижимая к груди запеленутого ребенка. Она опустила его на кровать рядом с Анабель, сама положила на него безжизненную руку роженицы и кивнула застывшему Крылатому.
Анабель приоткрыла глаза, взгляд ее блуждал по комнате, не различая ничего, кроме смутных теней, но под рукой она чувствовала теплый комочек.
– Девочка? – чуть слышно выдохнула она.
– Девка! – ответила Фета и помогла женщине приподняться, но та все равно завалилась набок. – Красивая девка, все, как ты говорила, милая: и ножки, и ручки, и пяточки, и кудри! Ах, какие у нее кудряшки!
Старуха все говорила и говорила, и крупные слезы текли по морщинистому лицу.
– Томас, – чуть слышно произнесла Анабель. – Ты ее видел?
Этот хриплый шепот привел его в себя; сдавленно всхлипнув, он рухнул на колени перед кроватью и потянулся к любимой, желая обнять ее плечи, но Анабель оттолкнула его руки, внутри нее уже зарождался страшный приступ кашля, готового разорвать ссохшиеся легкие.
– Юлия… Назови ее… – хрипела Крылатая, уже сотрясаемая первыми судорогами. – Юли, Юли… – Она плакала, ловила ртом воздух, скользя на пропитанных кровью простынях.
Томас подхватил сверток, существо внутри недовольно заерзало. Передавая ребенка Фете, Крылатый поймал себя на мысли, что теплая, живая тяжесть в руках оказалась даже приятной, но задуматься об этом просто не было времени.
Анабель уже хрипела, задыхаясь, захлебываясь кровью. Он поднял ее на руки, свешивая вниз с края кровати, силясь облегчить дыхание, но судороги не слабели, Крылатая отплевывала кровь, густую, свернувшуюся, не в силах вдохнуть ни капли воздуха. Ее глаза с мольбой смотрели на Томаса, но он ничем не мог ей помочь. Женщины обступили кровать, наблюдая за агонией.
– Сделайте что-нибудь! Дайте отвара! – кричал Томас в их плачущие лица, но никто не шелохнулся.
Он сам понимал, что травы не помогут, ничто уже не поможет содрогающемуся в его руках телу. Слишком много сил потеряла Анабель, помогая ребенку появиться на свет.
Время застыло, весь мир сузился до размеров маленькой комнаты, пропахшей кровью его жены. Бесконечно долго Анабель заходилась последним хрипом, ее кожа стала отливать голубизной, рот скривился судорогами, а вдохи не приносили облегчения.
И вот она дернулась в последний раз, широко раскрыв глаза; в них уже не отражалась мольба, Томас видел там нечто далекое и безграничное, нечто, что Анабель видела совершенно ясно, – то непознанное и неподвластное живым. И было оно прекрасно, потому что грудь Крылатой вдруг свободно поднялась, искаженное гримасой ужаса лицо разгладилось, а руки, тянувшиеся разорвать горло, чтобы впустить в него воздух, расслабились. Анабель протяжно выдохнула, продолжая смотреть куда-то в незримую даль, в одном уголке ее губ появилась последняя капелька крови и стекла по подбородку. Тело женщины обмякло, последним вздрогнул медальон, словно отдаваясь на милость новой силе, могущественнее любых Крылатых.
Томас медленно опустил кудрявую голову жены на подушку, еще раз посмотрел в зеленые глаза, застывшие, но все равно прекрасные, и нежным прикосновением пальцев закрыл жене веки.
– Ты не знаешь? – Алисе показалось, что она ослышалась. – Погоди, Алан, ты не знаешь, что нам делать?
Юноша продолжал сидеть к ней спиной.
– Ты говорил, что нам нужно оказаться рядом на самом деле, чтобы ты все понял. – Крылатая старалась сдержать раздражение, накатывавшее на нее волнами. – Вот я. Это ничего не дало?!
– Я… – Алан замялся, подбирая слова. – Я ничего не чувствую, понимаешь? Знания… Они где-то здесь. Совсем рядом, их так много, они шумят в кронах, бьются в корнях океанским прибоем силы… Но я не знаю, как к ним подобраться. Я думал… – Он снова помолчал. – Я думал, что с твоим приходом завеса, отделяющая меня от понимания, спадет… Но я ничего не чувствую!
– Значит, мне нужно лететь обратно, – решительно сказала Алиса. – Я вернусь с моим народом сюда, мы отыщем истинного Говорящего, и вы сможете разобраться… Алан, я говорила тебе, что мне нужно просто проверить, правилен ли путь. Теперь я приведу к тебе выживших, мы сумеем населить оазис…
Алан молчал, словно раздумывая над ее словами. Крылатая приняла это за согласие.
– Вот и хорошо, – сказала она, дотрагиваясь до плеча юноши. – Я скоро вернусь, все будет так, как предсказывал Правитель.
– Нет, – возразил Алан, оборачиваясь к девушке. – Так не будет. Я не доверюсь твоему народу. Ваш Правитель прислал ко мне человека, и он причинил мне боль. Что сделает со мной целый Город?
– Ничего! – Алиса смотрела ему в глаза и видела, как в них разгорается серебристое пламя, словно серые Вихри жили где-то внутри. – Люди поклонялись таким, как ты! Мы найдем Говорящего, чтобы ты… Я не знаю, как это происходит. – Девушка говорила все быстрее, уговаривая сидящего напротив юношу, а тот молчал и задумчиво смотрел на нее. – Ты обретешь знания предков, если рядом будет нужный человек. Но я… Я просто Крылатая, я – воин. Прости, но мне нужно лететь обратно.
– Нет, – все так же спокойно проговорил Алан, подаваясь вперед.
Он начал медленно подниматься с земли, и Алисе казалось, словно огромное, величавое дерево вырастает у нее на глазах и гневно шумит могучей кроной, будто именно оно и рождает все ветра мира.
– Я знаю, что ты – Говорящая, – сказал он, не отрывая властного взгляда от ее испуганного лица. – Надо лишь понять, что делать дальше.
Алан протянул к ней руки. С силой, так, что она почувствовала боль, он схватил девушку за предплечье и притянул ее к себе. Алиса пробовала вырваться, но мощь холодной ярости, что плескалась в светлых глазах Божества, мутила ее рассудок, лишая сил. Медальон встревоженно задрожал, и Алиса, сама не понимая, что она делает, развернула крылья.
С нежным шорохом два светлых крыла распустились у нее за спиной. Алан судорожно втянул в себя воздух, переводя на них взгляд. Девушка дернулась еще раз, и он ее отпустил, зачарованный мягкими перьями.
– Я понял… – прошептал Алан, и его руки плетьми повисли вдоль тела.
Не слушая его, Алиса пятилась, не зная, как выбраться из сна, из этой проклятой сказки безумного Дерева.
«Нужно взлететь!» – пришло ей в голову.
Но крылья не слушались: вместо того чтобы унести девушку как можно дальше отсюда, они тянулись к Алану, застывшему совсем рядом. Алиса испуганно ахнула, а между тем длинные маховые перья уже дотронулись до светлой кожи юноши; Алан шагнул навстречу девушке, и вот крылья сомкнулись над ними, притягивая Алису к замершему Божеству.
Ее окутал сумрак, свет едва просачивался сквозь шатер крыльев над ними, холодная кожа Алана касалась ее кожи, и это вызывало колкие разряды. Так бьют разряды грозы, стремительно наступающей в пустыне. Так плавит песок серый Вихрь.
Запах леса, наполнявший воздух, стал плотным духом живого существа, огромного и сильного. Алиса вдруг осознала, что больше не видит Алана перед собой, что она вообще больше ничего не видит, не чувствует ни своего тела, ни крыльев, ни дыхания. Она словно бы растворилась в запахах трав, мха и влажной земли.
Солнечный луч привел ее в чувство. Она увидела поляну, точно такую, какой показалась ей Роща в прошлый раз. Серебристым полукругом высились Деревья, шумели, перешептываясь друг с другом. Алиса не могла даже пошевелиться или осмотреться. От нее не осталось ничего вещного, одно лишь испуганное сознание, наблюдающее за картинами, что рисовал для нее крылатый сон.
К Роще тем временем подходили люди. Они разговаривали вполголоса, медленно двигаясь через высокую траву. Один из них, рослый широкоплечий мужчина с рыжей бородой и россыпью веснушек на суровом лице, казалось, был главным среди остальных. Он поглядывал на спутников, что-то им рассказывая. Вот они дошли до Рощи, вот почтительно поклонились деревьям. Рыжебородый присел у подножия ближайшего к нему Дерева, прислонился к могучему стволу боком, опуская руки себе на колени. Его лицо выражало высшую степень благостного спокойствия. Он закрыл глаза и замер, будто уснул. Крылья распустились у него за спиной, рыжие, как его борода, и накрыли мужчину, словно плотный шатер. Деревья продолжали шуметь над ним. Спутники его постояли еще немного и пошли обратно, так же размеренно двигаясь через сочную траву.
Мир померк, плавно раскачиваясь, но скоро перед Алисой снова показалась Роща, она все так же, ровным полукругом, высилась над остальным лесом. Между серебряными стволами, словно танцуя, плавно двигались молодые девушки. Их длинные волосы свободно спускались по обнаженным спинам. Грудь прикрывали затейливые венки из листьев и тонких стеблей. Девушки что-то протяжно пели, покачиваясь в ритме мелодии. Их руки ласкали Деревья, гладили кору, дотрагивались до нижних веток, тонкие пальцы играли с молодой листвой.
Водоворот света поглотил замершую Крылатую, а когда она сумела разглядеть Рощу, вместо девушек увидела длинную процессию. Люди в истрепанных одеждах несли на своих плечах окровавленные тела павших воинов и с явно различимым трепетом опускали их к корням Деревьев. Какая-то женщина запричитала, когда совсем молодого мальчика, с запекшейся кровью на лице, положили у серебряного ствола. Кроны тревожно шумели над ними.
На мгновение яркая вспышка света ослепила Алису, она зажмурилась, по-прежнему не ощущая своего тела, а когда открыла глаза, увидела тощего седовласого старика, который стоял на коленях у входа в Рощу, выставив перед собой тонкие руки. Отряд вооруженных людей подходил к нему, они что-то выкрикивали, но старец не отзывался. Его губы едва заметно шевелились – он что-то шептал беззвучно, наверное, молитву, – а длинные пальцы скрючились, словно ища в воздухе опору. Вот первый воин подошел к нему, опять крикнул что-то требовательно, а потом одним ударом откинул старика прочь с дороги. Тот упал в стороне от священного полукруга, глаза его закатились. А люди уже вытащили из-за поясов топоры и принялись рубить серебряную плоть ствола. Остальные Деревья зашелестели, качая ветками, но на них никто не поднимал глаз. Один из воинов подставил склянку под струю обильно текущего сока, похожего на светлый дым, и тот быстро ее наполнил. Мужчина поднял стеклянный сосуд и удовлетворенно рассмотрел его на просвет. За спиной у него распустились крылья, и он взлетел, делая широкие взмахи, и стремительно покинул Рощу. Между тем отряд продолжал кромсать погибающее Дерево.