Чистый голос Алисы, наполненный искренней верой, окончательно победил оторопь, что нашла на мгновение на всех, стоявших в комнате.
– Ну, если ты так убеждена, – весело откликнулась Гвен, делая шаг вперед, – то я тебе верю. Я бы с тобой слетала! Что мы теряем, правда? – Она повернулась к брату.
– Давно хотел узнать, что там, за Грядой. Спины погреем, крылья разомнем. Я в деле.
Две пары одинаковых глаз со смешинками смотрели теперь на Алису. И она, обожженная предчувствием новой беды, что несла в себе власть Алана, почувствовала благодарность. Девушка уже и забыла, каким бывает Братство, за что она так отчаянно любит этих ребят. Они всегда были готовы ринуться в бой, поддержать в беде, защитить товарища и поверить его слову. В этом, а не в деревянных медальонах, была главная сила Крылатых.
Теперь Алиса начала сомневаться, благо ли крылья, дарованные людям Рощей? Так ли истинна ее уверенность в правоте Алана, если однажды он уже покарал человеческий род Огнем? Но и жить в Городе, под гнетом Правителя, без чистой воды, без лекарства от лихорадки и кашля, после того, как она собственными глазами видела, каков может стать мир, Алиса не могла.
Все, что оставалось, – лететь к оазису, исполняя данное обещание, чтобы новый мир и правда сбылся, как сбываются предрассветные сны. Потому Алиса протянула обе руки к подошедшим близнецам и удержала на лице улыбку, скрывая за ней все свои сомнения.
За ее спиной иронично хмыкнул Освальд.
– Ты уже обзавелась адептами Рощи, как я гляжу, – заметил он. – Далеко пойдешь, Крылатая.
– А ты? – Алиса резко повернулась к нему. – Не испугаешься отправиться в путь через пустыню?
– Мне ли бояться песка, девочка? А вот того, кто дожидается нас за пеплом и гарью… я бы советовал тебе бояться его почище остальных зол.
В глубине души Алиса была согласна с его словами. Обратный путь стер из памяти чувство непреодолимой связи с мальчиком Аланом, который растерянно сидел на траве в своем крылатом сне. Чем дольше она слушала увещевания Феты, чем острее чувствовала недоверие Братьев, чем чаще видела страх в глазах Лина, чем полнее осознавала рожденные не ее мыслями слова, что срывались с губ, тем сильнее ее мучили сомнения.
Теперь Алиса понимала, как смутна весть, принесенная ею в Город. Слишком многое изменил пройденный путь. И отныне она всегда будет чуть в стороне от остальных. Потому что, как бы ни хотелось ей сейчас солгать самой себе, при мыслях об Алане сердце ее все равно пропускало удары. Его неизмеримая сила, бездонный океан знаний, что таится в нем, весь его образ, который не может существовать, но существует… Все это побуждало Крылатую распахнуть окно, выскочить наружу, подняться в воздух и лететь не останавливаясь, пока под ногами не окажется пружинистый травяной ковер оазиса.
Другая же часть Алисы, истосковавшаяся по дому и ловившая заботливые взгляды Лина, хотела, чтобы она рассказала Освальду все как есть. Чтобы кто-то другой, умный и взрослый, решил за всех.
Крылатая боялась, что ноша, которую она приняла на себя вместе со знанием и старым венком Феты, придавит ее к земле так, что сотрет в мельчайшую пыль, которая развеется над песками. Но не было больше дороги назад. Алиса вспыхнула серебряным Огнем в первую же минуту крылатого сна.
Она выпрямила спину, чувствуя, как виски сжимает невидимый венок, и, посмотрев в глаза Освальда, сказала:
– Как бояться, если наше дело правое?
Тот глухо засмеялся, но оборвал смех так резко, словно и не было этой вспышки горького веселья. Он пожал плечами:
– Ну, коль так, Крылатая, значит, веди меня. Я полечу с тобой.
Меньше всего Алисе хотелось брать в дорогу этого худощавого, лысого мужчину с его острым взглядом и таким же острым умом. Он многим неуловимо напоминал ей Томаса, и внутренним стержнем, отстраненностью, и уверенностью в себе. Но было в нем и другое. Девушка не могла подобрать определение, но она точно знала: окажись его дочь в лазарете, как Юли, Освальд бы дал ей умереть, но не нарушил Закон. Вот только правила эти писались людьми, мерзким Правителем и его прихвостнями, так была ли в них правая сила?
Алиса хотела произнести что-нибудь хлесткое в ответ, но в толпе зашумели. Расталкивая плечами Братьев, к ним вышла крепко сбитая девушка с длинной рыжей косой. Ее отливающие золотом глаза смотрели решительно и упрямо.
– Я тоже отправлюсь. – Она совладала с дрожью в голосе и повторила: – я тоже могу.
Освальд возмущенно втянул воздух. Теперь он будто стал ледяным столбом.
– Ты сошла с ума, Сильвия. – В его тоне не прозвучало ни единой теплой нотки. – Вернись на место. Не позорь себя.
– Нет, я пойду! – Девушка не отрывала глаз от Алисы. – Ты должна меня взять. Я хорошая охотница, я знаю съедобные коренья, умею готовить и сторожить. Ты должна согласиться.
Крылатая слышала в ее голосе мольбу, плохо замаскированную сбивчивыми объяснениями. Что-то в девушке просило ее, умоляло, взывало понять и взять с собой. Алиса растерянно обернулась.
Освальд отвел глаза, отрицательно качая головой. Крепыш Дейв же переводил взгляд с пунцовой Сильвии на собрата.
– Прости, голубушка, но, право слово, зачем тебе туда? – начал он. – Вот разузнают Братья все как следует. И все полетим. А пока… Обожди, Сильви, детка… Обожди.
Девушка упрямо топнула ногой в тяжелом ботинке.
– Пятая страница Закона, пункт о ступени воды и надежды. Любой доброволец вправе пойти, если речь идет не о поисках, а о найденном месте и лагере на нем. Я пойду, Дейв.
– Ты будешь обузой, – холодно проговорил Освальд, глядя в окно.
Эта фраза мгновенно обожгла и без того пылающую смущением Сильви. Она судорожно вдохнула, сдерживая подступившие слезы, но повторила:
– Я пойду. Я имею право.
И стремительными шагами вышла за дверь. Освальд проводил ее тоскливым взглядом, но тут же взял себя в руки.
– Такое впечатление, что мы собираемся на званый обед в общем доме, а не на вылазку, цена которой – выживание Города. Пара обормотов, не знающих ничего о подчинении, сумасбродная девка с кореньями… Кто еще?
Дейв завозился в своем углу.
– Ну, уж я точно пойду, брат.
– Нет, прости… – Первый раз в голосе Освальда прозвучали живые ноты. – Кто-то из опытных братьев должен остаться.
– Так оставайся ты! Любому видно, пустыня дери, что оазис тебе поперек горла! Ты и оставайся, а я махну… – принялся горячиться крепыш.
– Прости, брат, – Крылатый, опуская руку на плечо друга. – С твоим поврежденным крылом ты далеко не улетишь. Только остальных тормозить. Прости…
Дейв что-то возмущенно буркнул себе под нос, но спорить дальше не стал, только отошел в угол и уселся там на стуле, втянув голову в плечи.
– Сэм! – мигом возвращая в голос лед, выкрикнул Освальд.
Из толпы косолапой походкой вышел крупный парень с короткой бородой. Его квадратная челюсть мерно двигалась: он что-то жевал, аппетитно похрустывая.
– Вот ты мне точно будешь нужен.
Сэм одобрительно кивнул и вернулся к столу, на котором сиротливо белели остатки сухарей.
– Значит, пятеро, – заключил мужчина, поворачиваясь к Алисе, которая так и стояла рядом с перешептывающимися близнецами. – Тебе хватит этого, Крылатая?
Но до того, как девушка кивнула, среди притихших братьев раздался громкий смешок Лина. Все это время он тихо простоял у дальней стены, подперев ее спиной. Долговязый, худой, в больничной рубахе, он словно бы не принимал участия в разговоре. Но теперь, оттолкнувшись от старой кладки, парень уверенно двинулся к Освальду, добродушно похлопывая друзей по плечам.
– Это ты хорошо придумал, брат. – Последнее слово он произнес с особым нажимом. – Трое птенцов – без обид, ребята – ты да хрупкая девушка. Мало ли что найдется в оазисе, да, Крылатый?
Освальд оглядел его, медленно переводя взгляд с растоптанных больничных тапок до торчащих космами отросших волос.
– Что ты хочешь сказать, мальчик?
– Вожак. Ты хотел обратиться ко мне как к своему Вожаку, брат?
Крылатые зашептались. Поднимался ропот, и Освальд помедлил. Что бы ни происходило в Братстве, Вожак всегда оставался главной силой. Это правило не нарушалось ни во времена Хэнка, повешенного на площади, ни во времена предателя Томаса, ни когда мальчишка оказался на вожачьем месте волей глупого случая и мерзких интриг старика. Нагруби Освальд в ответ, отвесь Лину оплеуху, оскорби унизительной жалостью, как повредившегося головой, Братья бы приняли это в штыки. Так было, и не время это менять.
Потому Освальд склонил голову. Алиса чуть слышно выдохнула. Она и забыла, кем оставался Лин для Крылатых. И это было нечестно, даже подло с ее стороны. Давний друг снова пришел на помощь, хотя она его об этом и не додумалась попросить.
– Так-то лучше, – одобрительно усмехнулся Лин. – Значит, шестеро, воробушек. А больше и не надо. Мы устроимся и пошлем гонца в Город. По ходу дела придумаем, как переправить всех в новые земли… Сдюжим, не привыкать.
Парень встал рядом с Алисой и положил ей руку на плечо. Она почувствовала, как дрожит горячая ладонь. Крылатый и сам не знал, поддержат его Братья или сметут, поверив в слова куда более опытного. Но обошлось, в этот раз обошлось.
– Я думаю, шестеро в самый раз, – благодарно улыбаясь ему, ответила Алиса.
– Вот и решили, вот и хорошо. – Фета, внимательно наблюдавшая за всем, прочистила горло. – Крепыш, ну-ка выпроваживай своих. Уводи. Нам потолковать надо.
И Братья, подчиняясь приказаниям Дейва, потянулись к выходу, что-то говоря на прощание Лину, нежно обнимая притихшую Гвен, опасливо, но ободряюще посматривая на Алису.
Когда в комнате не осталось никого, кроме будущих Вестников, Освальд проговорил:
– Думаю, улетать надо завтра. Я прав, что старик знать не должен?
– Не должен, – кивнула Алиса.
– Дейв прикажет, никто и слова не проронит, – заверил ее Крылатый, подходя к двери. – Мне нужно собраться, завершить дела. Кто знает, вернемся ли… Вас это тоже касается.