Из латышского корпуса я поехал по только что очищенному от врага Идрицкому шоссе на север, на переместившийся к тому времени восточнее Идрицы фронтовой КП.
Доложил командующему о ходе наступления армий Малышева и Короткова.
Андрей Иванович Еременко был недоволен результатами наступления войск левого крыла, особенно танкового корпуса.
— Не оправдал наших надежд Сахно, — нахмурясь, произнес он, — не сумел тылы противника как следует пошерстить. Досадно!
А. И. Еременко собирался в 3-ю ударную армию, которой предстояло наступать на Себеж.
— Поеду помогать Юшкевичу, оставайтесь здесь за меня, — сказал он мне при отъезде, раскрыв на этот раз направление своей поездки.
Во главе 3-й ударной стоял способный, многоопытный командарм генерал-лейтенант Василий Александрович Юшкевич. Мы знали друг друга еще по гражданской войне. Во время боев за Крым с войсками Врангеля я был ротным в полку, которым он командовал. Несколько позже мы оказались с ним в одном военном округе. В последнее время у Юшкевича ухудшилось состояние здоровья. Может быть, поэтому Еременко бывал в 3-й ударной армии чаще, чем в других.
Надо сказать, что из командармов, воевавших на нашем фронте, Андрей Иванович отличал более других генерал-лейтенанта М. И. Казакова, командующего 10-й гвардейской армией. Начальником штаба этой армии был опытный, отлично сработавшийся с Казаковым генерал-майор Н. П. Сидельников. Оба они были моими однокурсниками по академии Генштаба. Сама 10-я гвардейская армия была лучшим объединением фронта, его надежной опорой.
Оставшись на фронтовом КП, я познакомился с обстановкой и поступившими за три дня донесениями. Прорвав передний рубеж обороны противника, армии правого крыла фронта устремились к тыловому рубежу немецко-фашистских войск под названием «Рейер» («Цапля»).
К этому времени в результате успешных действий Белорусских фронтов, разгромивших группу немецких армий «Центр» в Белоруссии и продвинувшихся далеко на запад, группировке противника, действовавшей перед 2-м Прибалтийским фронтом, стали угрожать не только изоляция от войск, находившихся южнее Даугавпилса, но и полное окружение в случае успешных действий советских войск на шяуляйском направлении. Опасаясь этого, немецкое командование в ночь на 11 июля начало отвод своих войск на тыловой рубеж «Рейер».
По приказанию генерала Еременко войска 10-й гвардейской и 3-й ударной армий в первой половине дня 10 июля начали разведку боем.
Разведывательным отрядам силою до роты удалось на ряде участков вклиниться в передний край обороны противника. Вслед за ними для развития успеха были введены в бой усиленные стрелковые батальоны, которые во второй половине дня овладели рядом вражеских опорных пунктов. В 19 часов 30 минут 10 июля началось общее наступление войск правого крыла фронта.
На 100-километровом фронте взвились красные ракеты — сигнал, по которому дивизии первого эшелона устремились в атаку. За два часа они продвинулись вперед на 3–5 километров. В 22 часа были введены в прорыв армейские подвижные группы, которые начали быстро продвигаться в глубину обороны противника, захватывая переправы и узлы дорог, уничтожая на ходу живую силу и боевую технику врага.
За 3–5 часов наступления прорыв обороны был осуществлен на всю ее тактическую глубину. Расчет врага на планомерный отвод его главных сил на тыловой рубеж «Рейер» был опрокинут стремительным ударом войск правого крыла фронта.
Всю ночь на 11 июля не прекращались ожесточенные бои на промежуточном рубеже по реке Алоя. В результате этих боев к рассвету оборонявшиеся войска противника были разгромлены.
Уже за первые сутки наступления прорыв был расширен до 100 километров по фронту и до 25 километров в глубину.
Ломая сопротивление врага, 10-я гвардейская армия 12 июля подошла к опочкинскому обводу и завязала сильный огневой бой с противником, перерезав железную дорогу Псков — Идрица и шоссе Невель. — Опочка.
3-я ударная армия вышла на восточный берег реки Великой. Ее подвижная группа захватила два подготовленных к взрыву исправных моста и разведала несколько бродов через реку. А затем 79-й стрелковый корпус генерал-майора Семена Никифоровича Переверткина стремительным обходным маневром овладел крупным узлом железных и шоссейных дорог городом Идрица.
Фашисты несли большие потери. Например, 329-я немецкая пехотная дивизия попала в полуокружение в районе Идрицы, и только ее остаткам с трудом удалось прорваться и отойти в западном направлении.
За отличные боевые действия приказом Верховного Главнокомандующего войскам фронта была объявлена благодарность. Соединения и части, наиболее отличившиеся в боях, были представлены к наименованию Идрицких и к награждению орденами. 12 июля Москва салютовала воинам 2-го Прибалтийского фронта 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.
13 июля войска 2-го Прибалтийского подошли к тыловому оборонительному рубежу противника «Рейер», который проходил по линии Опочка, Себеж, Дрисса. Этот рубеж подготавливался и оборудовался в течение длительного времени и представлял собой солидную систему инженерных сооружений. Не было сомнений и в том, что фашистские войска имели там достаточно огневых средств и были подготовлены к упорной обороне.
Одним из крупных узлов сопротивления на рубеже обороны «Рейер» был город Опочка, опоясанный широкой сетью траншей и противотанковым рвом. Бронированные и бетонированные огневые точки, укрытые в окопах танки значительно усиливали оборону подступов к городу. В этот день левофланговая 4-я ударная армия внезапным мощным ударом прорвала рубеж «Рейер», овладела в ожесточенном бою городом Дрисса и повела наступление на станцию Бигосово. А на правом фланге фронта, на стыке с 3-м Прибалтийским, нами были освобождены районный центр Псковской области Пушкинские Горы и село Михайловское. До сих пор жалею, что у меня не нашлось тогда времени посетить эти дорогие для каждого русского человека места. Поклониться праху великого поэта ездил член Военного совета В. Н. Богаткин, который любил литературу, хорошо знал ее.
Вернулся Богаткин очень взволнованным. С возмущением рассказывал о дикости и вандализме оккупантов, надругавшихся над местами, которые являются святыней для каждого цивилизованного человека.
— От дома-музея осталась лишь груда развалин. Домик Арины Родионовны разобрали на постройку укреплений. Святогорский монастырь взорвали. — Сообщая это, Богаткин возбужденно ходил по комнате. — Заминировали и могильный холм Пушкина, но наши части успели, не дали взорвать... Когда я был там, приезжали бойцы. Они долго стояли молча... Один пожилой солдат, помяв в руках пилотку, негромко проговорил: «Вот скоты! Даже такую святыню не пощадили». Вместе со мной ездила фотокорреспондент «Огонька» Галина Захаровна Санько. Она сделала там фотографии для журнала и нашей фронтовой газеты...
* * *
Войска безостановочно шли дальше.
Южнее Пушкинских Гор из Духново на Опочку наступала 29-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора А. Т. Стученко. В боях за Духново гвардейцы разбили 42-й пехотный полк противника и захватили большие трофеи. Здесь особенно отличился 93-й гвардейский стрелковый полк подполковника С. В. Фролова.
Первым в населенный пункт ворвался батальон двадцатилетнего майора И. М. Третьяка[3]. Взвод во главе с сержантом Б. Басановым застал врасплох вражеский полковой штаб. Бойцы пробрались к дому, где он размещался, и окружили здание. У входа в него стоял грузовик с работающим мотором. Сидевший за рулем шофер, ничего не подозревая, курил сигарету. Бойцы набросились на него, зажали ему рот и выволокли из кабины. Рядовой Воронов встал у окна с гранатой и автоматом. Несколько человек в напряжении застыли у порога. Кто-то рванул дверь.
«Хенде хох!» — раздался повелительный голос командира отделения Авдеева, ворвавшегося в помещение. Находившиеся там офицеры пытались оказать сопротивление. Тогда Авдеев дал по ним длинную очередь. Зазвенело стекло. Помещение заволокло дымом. Толстый лысоватый полковник решил воспользоваться этим. Он с завидной резвостью выпрыгнул в окно. Отстреливаясь из пистолета, немец подался в сторону леса. Рядовой Воронов не дал ему уйти далеко. Меткая очередь настигла фашиста, который оказался командиром 43-го пехотного полка.
За отвагу, проявленную в этом бою, многие бойцы подразделения Басанова были отмечены правительственными наградами. А сам сержант Батор Басанов был удостоен звания Героя Советского Союза.
Как я говорил выше, город Опочку противник сильно укрепил. С утра 14 июля 15-й гвардейский стрелковый корпус генерал-майора Н. Г. Хоруженко вынужден был прекратить атаки. Бомбардировщики 15-й воздушной армии нанесли по обороне врага мощный удар. Лишь после этого нашим частям удалось ворваться в город. Гитлеровцы перешли речку и укрылись за высоким земляным валом. Оттуда хорошо просматривались все улицы. Из-за старинного крепостного сооружения неприятель засыпал гвардейцев снарядами и минами, а потом предпринял контратаку. Наших воинов удивило, что вражеские солдаты на бегу что-то бесновато и громко кричали. Из опроса пленных мы потом узнали, что перед боем их для храбрости напоили шнапсом. Но и это не помогло. Попытка фашистов восстановить положение провалилась. Их пехотный полк был наголову разбит, а один из батальонов, прижатый к реке Великая, целиком пленен.
Во второй половине 15 июля ударом с трех сторон разрушенный и сожженный фашистскими варварами город Опочка был полностью очищен от врага.
...Вечером к нам на КП зашел начальник политуправления фронта генерал-майор Афанасий Петрович Пигурнов. Ни на кого не глядя, он присел на табурет, расстегнул ворот гимнастерки, хмуро сказал:
— Ездил по городу. Понатворили здесь нацисты. Глубокую зарубку оставили по себе...
И он поведал нам историю, может быть и не самую трагическую из тех, что случались в те годы, но страшную. Я хорошо ее запомнил.