— Я… я полагаю, что ты права. — И это верно подмечено, допустила Мартиника.
Внезапно Ксантия обернулась.
— И ты… ты, Мартиника, просто вылитая Аннамари, — ни с того ни с сего заявила она. — Ты понимаешь это, дорогая? Киран не может смотреть на тебя и не вспоминать в следующую секунду, что это он должен был быть в том экипаже, а не твоя мать. И не наш брат. Это такое суровое напоминание.
— Я… я никогда не думала об этом в таком смысле.
Ротуэлл чувствовал себя виноватым? Возможно, отчасти в этом все дело. Из всех людей, у Ксантии нет причин лгать. Отчим Мартиники нежно любил ее. Может быть, именно за это — и за то, что он принял ее — ей и следует цепляться.
Ротуэлл не ненавидел ее.
Он отослал ее прочь не потому, что испытывал к ней отвращение, а из-за того, что хотел обезопасить ее. Неужели это правда? Возможно. Отчасти да. Противоречивый и запутавшийся, так сказала Ксантия. Но правда лежала еще глубже, как подозревала Мартиника. Ротуэлл — глубоко несчастный человек. Неужели его несчастье должно омрачить ее будущее? Должна ли она отказаться от этого шанса — от единственного идеального шанса на любовь — просто потому, что озлобленный человек не смог разобраться в собственных чувствах? И должна ли она наказывать за это другого человека?
Нет. Нет, она не должна этого делать.
Мартиника в одно движение соскочила с кровати.
Она увидела Джастина в тот момент, когда он поднялся на холм, и наблюдала за ним, пока он спускался вниз, прищурив глаза из-за утреннего солнца. Сегодня Джастин был одет для охоты в поле — в желто-коричневый плащ и высокие коричневые сапоги, на сгибе его руки небрежно лежало легкое дробовое ружье. Когда он шагал к ней через высокую траву, плащ обвивался вокруг его ног, а белый спаниель с шоколадно-коричневыми пятнами бешено скакал вокруг него.
На краю фруктового сада он поднял шляпу, приветствуя ее.
— Вот как, мисс Невилл, какой приятный сюрприз! — проговорил граф. — Кажется, вы поймали меня на браконьерстве в саду Шарпа.
Мартиника подобрала юбки и поспешила ему навстречу.
— А на что именно вы охотитесь, сэр? — чопорно спросила она.
Джастин оглядел ее с головы до ног, а затем поймал девушку свободной рукой и притянул к себе.
— На райскую птицу с грудью цвета слоновой кости, — прошептал он, прижав губы к ее уху. — И я только что поймал свою.
Она отодвинулась назад ровно настолько, чтобы видеть его глаза, в которых плясали смешинки, и все же в них светилась надежда.
— Думаю, что, возможно, вам это удалось, — ответила она.
Джастин нежными темными глазами удержал ее взгляд, а затем позволил ружью соскользнуть на траву. Он полностью прижал ее к себе и глубоко поцеловал, его руки тщательно блуждали под ее плащом.
Наконец они оторвались друг от друга, их дыхание в неподвижном утреннем воздухе казалось особенно шумным.
— О, Джастин! — наконец произнесла она. — Что, если все, что ты считаешь правдой, не является ею? Или… или что, если это только полуправда? Или это не вся правда?
Джастин запрокинул голову и рассмеялся.
— О, Мартиника, мы никогда не узнаем всей правды о чем-либо, — ответил он. — И по большей части, мы не знаем и правды. Но ты говорила о чем-то определенном, я полагаю? — Он сделал паузу и поцеловал ее в нос. — Скажи мне, что привело тебя в такое волнение?
Девушка положила руки на его широкую грудь и обхватила пальцами шерстяные лацканы. От него пахло цитрусом и мылом, а также тем замечательным запахом, который он оставил на ее простынях прошлой ночью.
— О, прямо сейчас не стоит обращать на этом внимания! — воскликнула она. — Это подождет, не так ли? Это может ждать вечно. А теперь, ты же собирался принести мне подарок?
Джастин снова рассмеялся и сунул руку в карман сюртука. Смех, осознала Мартиника, заставлял его выглядеть совершенно другим человеком. Не невинным, нет. Такого никогда не будет. Но беспечным; возможно, человеком, с плеч которого только что упала тяжкая ноша.
— Ага! — произнес он, вытаскивая потертый бархатный мешочек. С предельной осторожностью он ослабил завязки и вытряхнул содержимое. Это было кольцо. Огромный овальный сапфир в золотой оправе с витиеватой гравировкой, по обеим сторонам от которого располагались два бриллианта почти такого же размера.
— MonDieu! — воскликнула девушка. — Джастин, оно стоит целого состояния.
— Да, — тихо проговорил он. — Так и есть.
Он взял ее за руку и надел кольцо ей на палец. Мартиника протянула руку к солнцу и грани кольца, казалось, засияли огнем.
— О, — выдохнула она. — О, Джастин. Я не могу носить его.
— Боюсь, моя дорогая, что я вынужден настаивать, — ответил Сент-Врейн, улыбаясь. — Это — обручальное кольцо бабушки со стороны матери, и ее бабушки перед этим, и… О, Боже, я не знаю, на сколько пальцев одевалось это кольцо, Мартиника, перед тем, как оно попало к тебе. Но оно попало к тебе, и говорят, что оно приносит огромное счастье каждой жене, которая носит его, и я не смогу простить себя, любовь моя, если принесу тебе что-то меньшее, чем огромное счастье.
Долгое время Мартиника рассматривала кольцо, изумляясь той огромной сумме, которую оно, вероятно, стоило. Затем она медленно сжала пальцы в кулак и подняла на него взгляд.
— Ты сохранил его, — тихо произнесла она. — Та единственная вещь, которую ты не продал, даже тогда, когда вы были практически без гроша.
Его улыбка вышла немного горькой.
— Одно это кольцо помогло бы мне купить мой маленький дом в Марэ. Но я не осмелился продать его. Оно предназначено для моей жены. И в конечном счете оно стало… чем-то вроде символа надежды.
— Твоей надежды?
— Моей единственной надежды на то, что когда-то я найду ту самую женщину и позабочусь о ее счастье.
— О, Джастин, — произнесла Мартиника, смотря ему в глаза. — Мне не нужно кольцо, любовь моя. Мне не нужно ничего, кроме тебя самого, чтобы стать счастливой.
Последняя грусть исчезла с его лица.
— Значит, ты сделаешь это? — спросил он. — Ты выйдешь за меня замуж, Мартиника?
Она снова вытянула руку с кольцом и застенчиво посмотрела на сапфир.
— Думаю, мы устроим свадьбу на Рождество, — мечтательно проговорила девушка. — А затем мы начнем новый год — и новую жизнь — в Париже.
Джастин рассмеялся, и его глаза расширились.
— В Париже?
Мартиника улыбнулась ему.
— У нас с тобой есть старые страхи и воспоминания, от которых нужно избавиться, — пояснила она. — Есть ли для нас лучшее место начать это, кроме Парижа?
— Почему бы нет? — Он медленно кивнул. — В самом деле, разве это не лучшее место?
Мартиника обвила руками его шею.
— И, в конце концов, — сказала она, — ты когда-то обещал одолжить мне свой маленький домик в Марэ для моего свадебного путешествия, если припоминаешь. А ты из тех мужчин, которые никогда не отступают от своих слов.
Джастин тихо усмехнулся и наклонился к ней.
— Что ж, хорошо, будущая леди Сент-Врейн, — ответил он, касаясь носом ее носа. — Вот еще три слова, от которых я не намерен отступать: я люблю тебя. И если я не ошибаюсь, то ключ от этого дома лежит у меня в другом кармане.