Маргарет молча кивнула, не сводя с Хоторна настороженного взгляда.
Сквозь пробитое стекло в комнату врывались яркие солнечные лучи, которые так и играли на осколках стекла и фарфора. Разбрасывая ногами самые крупные из них, Хоторн направился к двери.
Оглянувшись на Маргарет, Майкл подумал о том, что у нее до сих пор ошеломленный вид. Что ж, это неудивительно. К тому же как еще она могла отреагировать на столь бурную вспышку его эмоций? Он усмехнулся, а потом громко расхохотался, дав наконец волю чувствам.
Маргарет смотрела на него с таким видом, будто он сошел с ума.
Возможно, так оно и было.
Глава 25
Удовольствие может быть тихим, как дуновение от взмаха крыльев мотылька, или оглушающим – как грохот горного обвала.
Короткий проливной дождь чудесно освежил воздух, и вскоре после него на ярко-голубом небе не осталось ни намека на облака. Дождь смыл всю пыль с листвы на деревьях, окружавших площадь, вернув ей изумрудный блеск. Казалось, даже булыжная мостовая после омовения стала чище и обрела яркий, почти оранжевый цвет;
Майкл поднялся по ступенькам кареты и уселся напротив Маргарет. Она сидела, ссутулившись и сложив на коленях руки.
С тех пор как несколько часов назад Хоторн покинул комнату, оба не проронили ни слова. Однако, похоже, он немного пришел в себя. Майкл внимательно смотрел в окно, наблюдая за меняющимися картинами, или, возможно, он лишь скользил по ним глазами, поглощенный собственными мыслями.
Мейфэр казался совсем тихим, однако чем ближе они подъезжали к центру Лондона, тем сильнее становился шум. Стук колес по булыжным мостовым, ржание тысяч лошадей. Крики уличных торговцев и девушек-разносчиц, чьи-то разговоры, плач и смех – все это вливалось в городскую какофонию.
К западу дома и улицы стали меняться. Здания липли одно к другому, загораживая солнечный свет. Даже воздух здесь был другим – он казался неприятно густым и как будто отдавал серой. Было не поздно, но улицы уже начинали теряться в тени. Кирпичи в этом районе были покрыты копотью, отчего все окружающее казалось одного цвета – серого.
Серый – цвет бедности.
Наконец экипаж выехал из города, и все вокруг волшебным образом преобразилось. Остались позади дома, затихли крики тысяч людей.
Майкл с такой силой сжимал в ладони золотой набалдашник прогулочной трости, что у него заболела рука. Когда он поворачивал голову, чтобы выглянуть в окошко, было видно, как у него на щеках ходят желваки.
Возможно, после сцены в спальне Маргарет стала побаиваться его, если только недавний страх не уступил места другим воспоминаниям. Ведь не всегда Майкл Хоторн был таким разъяренным. Маргарет помнила и того графа, который смеялся вместе с ней на полу в утренней гостиной. Неутомимого труженика.
Да, Майкл упрям, он не желает слушать чужого мнения и подчиняется лишь логике. Ищет цифровые комбинации и значения кодов. Но при этом именно граф Монтрейн похитил Маргарет из дома, чтобы провести с ней целую неделю страсти. И она видела его веселым, смеющимся, по-мальчишески озорным. Все это не укладывалось у Маргарет в голове.
«В моей жизни должен быть определенный порядок».
Маргарет часто вспоминала эти слова Монтрейна. Однако он не всегда вел себя рационально.
Утро кончилось, день вступил в свои права, а они все ехали на запад, но, кроме нескольких скупых вопросов и таких же немногословных ответов, в карете не прозвучало ни слова.
– Не хочешь ли остановиться в гостинице? – вежливо предложил Хоторн.
– Нет, спасибо, не хочу, – так же вежливо ответила она. – Я бы предпочла поскорее добраться до места.
– Тебе удобно? – поинтересовался граф часом позже.
– Да, очень, – отозвалась Маргарет.
Слезы навернулись ей на глаза, и она смахнула их затянутой в перчатку рукой, а затем сделала вид, будто любуется расстилавшимся за окном пейзажем. Они все ближе подъезжали к Силбери.
Еще несколько мгновений – и граф Монтрейн скажет ей «прощай» навсегда.
«Как быть, если в твоей налаженной и размеренной жизни происходит что-то неожиданное? Как ты поступаешь?»
Этот вопрос Маргарет задала Майклу в тот день, когда они ездили на речную прогулку. Ответ на него был прост, но не очевиден, поэтому пришлось немало поработать. Майкл несколько долгих часов провел в библиотеке, составляя письменные указания поверенному относительно своего наследного имущества. Следовало запустить в действие машину его разрушения.
За последние десять лет усадьба Монтрейнов Торрент почти не приносила доход, но в тех местах, где она располагалась, было необычайно красиво, да и охота там была прекрасная. Хавершем не мог похвалиться такими же живописными пейзажами, но при определенных усилиях и с этой части собственности можно было получить неплохой доход. Так что оба поместья удастся без труда продать.
Оставался еще Сеттон, обстановкой которого Хоторн мог распоряжаться, правда, с некоторыми ограничениями. Там можно было увидеть несколько древних китайских ваз и делфтский фаянс, которые чудом не были разбиты, пока родители Майкла еще состояли в браке. Сохранилось и несколько дивных картин, и чудесные статуи, которые собирала его бабушка. Да, и еще дорогие ювелирные украшения – их никто никогда не носил, но не достались они и сестрам Хоторна. Бабушка часто говорила, что рубины не приносят счастья. Что ж, возможно, их удастся выгодно продать!
При этом граф Монтрейн твердо намеревался оставить за собой лондонские дома. С матерью и сестрами Хоторн жить не мог, как не мог отправить своих ближайших родственниц в Сеттон. Во всяком случае, до того, как сестры попытают счастья в новом светском сезоне. Кстати, траты на это он сумеет возместить продажей двух-трех дорогих безделушек – например, шелковой ширмы, которой так дорожила его мать, или золотой табакерки, изготовленной не меньше нескольких десятилетий назад.
Если быть предельно осторожным, то он не прикоснется к приданому сестер. В таком случае каждая из них сумеет выгодно выйти замуж, даже если в свете распространятся слухи о его финансовых манипуляциях.
Граф Монтрейн скрупулезно пересчитал всю свою собственность – как представший перед судьей человек, которому угрожает долговая яма. Вообще-то сумма получалась не очень внушительная, даже учитывая тот факт, что за Торрент и Хавершем, вероятно, дадут приличную цену. Однако этих денег должно хватить на то, чтобы жить спокойно, пусть и экономно остаток дней. Да, траты будут урезаны, но такое существование вполне устраивало графа Монтрейна.
Самая большая перемена ждала его мать. Хоторн намеревался разослать письма всем кредиторам матери с уведомлением о том, что больше он не будет оплачивать ее экстравагантные покупки. В дополнение к этому граф собирался сократить число прислуги в ее доме и установить незнакомый матери прежде режим строгой экономии. Дни расточительства, когда он искал себе в жены подходящую богатую наследницу, остались позади. Перед графом Монтрейном открывалось широкое поле деятельности.
Единственное, о чем Хоторн всерьез сожалел, так это о необходимости продать несколько земельных наделов в Шотландии, оставленных ему бабушкой по материнской линии. До принятия этого решения Монтрейн надеялся, что сможет передать их своему ребенку, который будет владеть землей без каких-либо ограничений.
Во всяком случае, подумал граф Монтрейн, мельком взглянув на Маргарет, он позаботился о том, чтобы не оставить ребенка в нужде.
Кучер притормозил, карета свернула на улочку, ведущую к коттеджу Маргарет. Погода начала портиться, но тучи уже не могли испортить настроение влюбленным. Карета остановилась напротив коттеджа, затем прокатилась еще несколько футов и замерла.
Маргарет переглянулась с Майклом. Возможно, она в последний раз вот так открыто и спокойно смотрит на него. Интересно, кого он видит? Женщину, почти готовую уступить уговорам? Или измученное существо, которое из последних сил цепляется за гордость и достоинство, словно бедняк, опасающийся потерять свой рваный плащ, и молит Бога только том, чтобы он не дал ей разрыдаться?
Откинув ступеньки, Монтрейн соскочил на покрытую гравием дорожку. Затем он повернулся и подал Маргарет руку. Она молча вышла из экипажа.
Всю дорогу Маргарет ждала, что Хоторн начнет снова упрашивать ее остаться с ним, приводя какие-то новые, все более убедительные доводы. Он будет соблазнять ее обещаниями и лестью. Но похоже, Маргарет заразила графа Монтрейна своим молчанием. Или, возможно, гнев настолько охватил его, что он не смог бы терпеть ее дальнейших возражений. Не исключено также, что Хоторн понял: бывают в жизни мгновения, когда слов попросту не хватает.
Мгновения ползли медленно. Маргарет хотелось о многом поговорить с Монтрейном, но она боялась и рот открыть, чтобы не сказать лишнего. Ну как, например, может женщина отблагодарить мужчину за страсть? За то, что он обучил ее испытывать желание, понимать его? За то, что так хорошо обращался с ней, делился радостью и всегда был тактичен?
Хоторн молча подошел к дверям домика. Маргарет корила себя за то, что они вот-вот расстанутся, между тем она надеялась, что Хоторн не станет затягивать мучительные минуты прощания.
«Пожалуйста, оставь меня немедленно!» Эти слова так громко звучали у Маргарет в голове, что ей казалось, будто она слышит их наяву. Отвернувшись, она прижала руку к груди. Молчаливая благодарность за его доброту. Маргарет очень не хотела, чтобы Монтрейн видел, как она плачет.
Хоторн взял Маргарет за подбородок и приподнял ее голову. Она ждала поцелуя. Последнего сладостного поцелуя и прощального горького объятия, которые она запомнит навсегда. Вместо этого граф долго разглядывал ее лицо, потом провел большим пальцем по верхней губе Маргарет. Время спрессовалось настолько плотно, что казалось, она может видеть сквозь него.
– Выходи за меня, Маргарет, – тихо проговорил Майкл.