И неслучайно у нас есть привычка приписывать всё хорошее, что произошло в стране в период правления какого-либо правителя, ему лично. И всё плохое мы склонны «вешать» именно на него. Этот царь войну выиграл, а этот — проиграл. И неважны причины, по которым данная конкретная война была проиграна — будь то отсталость промышленности, или перебои со снабжением армии, или ошибки отдельных генералов. Проиграл царь. В футбольной среде есть поговорка: «Выигрывает команда, проигрывает тренер». Применимо к России это могло бы звучать так: «Выигрывает и проигрывает царь и только царь». Хороша подобная постановка дела или плоха — судить вам. Мне, например, не нравится. Вовсе не нравится. Царей не люблю, персонализацию не люблю да плюс к этому ещё и знаю, что личности на историю влияют сравнительно слабо. Но мало ли что мне не нравится…
Часто читаю наших либералов, которые жалуются, что «при Путине» они не ощущают свободы, их «душат» неведомые силы (на самом деле — нет) и они не могут создавать шедевры при «этой власти». Можно подумать, Путин лично над каждым стоит и держит за руки, чтобы он — не дай бог! — не напечатал текст новой гениальной пьесы. Кто мешает творить? Путин? Но это же смешно. Более того, если сравнить достижения советского кинематографа и советской литературы с нынешними, то сравнение будет не в пользу последних. А ведь во времена СССР была достаточно жёсткая цензура! Сейчас её нет, но и шедевров почему-то нет. В отличие от советских времён. У Юрия Полякова в «Козлёнке в молоке» есть ехидные рассуждения на тему того, что при советской власти каждый писатель многозначительно намекал, сколько у него в столе гениальных рукописей, которые только и ждут падения этой самой советской власти. Вот падёт тоталитарная сатрапия — и уж тогда!.. Сатрапия пала — и что? В столах оказались пыль да дохлые мыши. Никто не извлёк из загашника гениальное творение — а то, что было извлечено, утратило в отсутствие советской власти какой-либо смысл.
Вот так и нынешние либералы — ах, если бы не Путин!.. Да никто не знает, что было бы в том числе и с либералами, если бы не Путин. Сетовать на то, что «времена нынче не те» и «царь не тот», по меньшей мере глупо. Не тот царь? Жди, когда будет «тот». Можешь и не дождаться. Гораздо умнее — действовать, несмотря ни на что.
Конечно же, ни один верховный правитель не может сделать ничего в одиночку. Пётр сколько угодно мог мечтать о Петербурге, но без колоссального труда десятков тысяч людей никакого Петербурга не было бы. Однако мы сегодня вряд ли вспомним кого-нибудь из них. Немногие из нас смогут назвать разве что имена двух-трёх архитекторов. Но когда нас спросят, кто построил Петербург, сомнений не будет: Петербург построил Пётр. Не могу сказать, что это справедливо. Совершенно несправедливо. Однако дело в том, что у истоков подобных деяний находится конкретная индивидуальная воля. Не будь её — не было бы деяния. Поэтому мы и приписываем всё, что сделано под влиянием этой воли, её носителю. Ну вот смотрите: когда ребёнок вырастает в хорошего, дельного человека, что говорят? «Родители вырастили». А что, они буквально его вырастили? Клетки развивали и строили, волокна мышечные переплетали? Нет ведь. Вырос-то организм сам, но ресурсами и условиями обеспечивали его родители, поэтому о них говорят, а о клетках и мышечных волокнах несправедливо умалчивают.
По правде сказать, Россия в этом плане мало отличается от других государств. Начиная с эпохи древности мы читаем о том, как какой-то правитель покровительствовал культуре и искусствам, завоевал какую-то территорию и подчинил себе населяющие её народы, провёл ряд запоминающихся реформ. За всем этим стояло множество людей, чьи имена по большей части преданы забвению; имя же правителя навечно останется в истории.
Хотя честно признаюсь, мне не очень-то важно, какой конкретно царь сидел на троне в эпоху Александра Сергеевича Пушкина. Но в то же время для меня очень важно, что сидел там, на троне, именно царь. Сложно представить себе ситуацию, когда во главе России стоит не один человек, а некий коллегиальный орган. Та самая безликая Боярская дума. Сколько в ней человек? Не каждый стрелец ответит, что уже о холопах говорить… Но самое главное — кто из этих людей отвечает за ситуацию? Кто из них главный? Все? Так не бывает. У семи нянек дитя без глазу. Так испокон веков говорят в народе. За любое дело — будь то строительство дома или управление огромной страной — должен отвечать один человек. Иначе когда всё пойдёт не так, как ожидалось, участники будут кивать друг на друга. Это, мол, не я виноват. А кто же? Кто виноват, если все говорят «я не виноват»?
Может ли в России быть парламентская республика? Может, конечно. Ровно до того момента, пока парламент не изберёт президента и не передаст ему все полномочия. Ну никак не возможна парламентская республика в России сегодня. Да и завтра. Даже если завтра случится невероятное и высшей властью в стране станет парламент, люди всё равно будут спрашивать: «А кто главный в парламенте? Кто его возглавляет?» В их понимании он и будет единственным правителем государства. Поэтому президентская форма правления, существующая в настоящее время, полностью отвечает картине мира, сложившейся в головах граждан России. Желающим поэкспериментировать в этом направлении можно лишний раз процитировать «папу» политических консультантов всего мира Никколо Макиавелли: «Нет дела, устройство которого было бы труднее, ведение опаснее, а успех сомнительнее, нежели замена старых порядков новыми». Я не «охранительствую», что вы. Я вообще левый по убеждениям, какое уж тут охранительство. Просто я привык объективно оценивать возможности, воплотимость той или иной идеи. Так вот, президентское (то есть ограниченно единоличное) правление, может, и не является идеальным вариантом для России, но сегодня этот вариант — единственно возможный. Так, если хотите, исторически сложилось.
Вообще, конечно, так сложилось исторически, но сама по себе история, представленная «в лицах» правителей, ничего о России и её государственности не говорит. Вспомните, насколько разные государи стояли во главе Российской империи. Сравните Петра Первого с Павлом, Екатерину Вторую с Елизаветой, Александра Первого с Николаем Вторым. Много ли общего? Разве что корона. А сильно ли повлияла эта разница на состояние России и на саму структуру власти? Да не очень, говоря честно. Почему? Потому что важно не столько то, каков царь, сколько то, что он есть. Хотя, конечно, какой царь — тоже важно. Николай Второй, например, никудышный царь. Но Российская империя распалась вовсе не из-за этого, правда? Правда-правда. Конечно, представить, что вместо невнятного Николая был бы кто-нибудь другой, не менее невнятный, несложно. Представить более внятного тоже можно и даже уяснить, что его «внятность» никак не спасла бы Российскую империю, вполне по силам. А вот представьте себе, что вместо Екатерины Второй какая-нибудь размазня к власти пришла. Что, не поменялась история бы? Нет, не поменялась бы. Вот размазня — поменялась бы, это да. Подстроилась бы под историю. А если не подстроилась — то канула бы в небытие, уступив место тому, кто подстроился бы. Это важный момент: российская государственность «привыкла» к единоличной власти, но тот, кто этой властью обладает, ведёт себя в соответствии с историческим запросом. А если нет, то оказывается за бортом парохода современности.
Поэтому любой государственный лидер — это действительно не столько яркая индивидуальность, сколько воплощение эпохи. Что, собственно, и позволяет ему удерживаться на властных позициях.
В России были разные государи, цари, императоры. Но на Николае Втором влияние монархии на Россию прервалось. И для того чтобы понять Владимира Владимировича Путина, нет нужды подробно разбирать всех царственных особ. Вопреки его собственному представлению, Путин наследует линию власти Советского Союза, как и его предшественник Ельцин. Что же это за линия?
Первым советским правителем был Владимир Ильич Ленин, выдающийся мыслитель, уникальный по организационным способностям руководитель и революционер. С точки зрения государственного управления Ленин всегда действовал как «кризис-менеджер»: точные, продуманные, но быстрые решения, принимаемые и осуществляемые согласно обстоятельствам и учитывающие возможную реакцию на неожиданные поправки. Ленин был стратегом, как большинство философов, и ориентировался на создание фундамента для дальнейшего построения социальной системы (государственной она будет или безгосударственной, было поначалу непонятно). Сталин, хоть его частенько противопоставляют Ленину, идейно и правда с ним не совпадал, однако созданным фундаментом воспользовался сполна и в этом смысле был максимально логичным продолжением Ленина как правителя. Сталин тоже обладал способностью реагировать на самые неожиданные обстоятельства и в то же время просчитывать ситуацию на несколько ходов вперёд. Но важнейшим отличием Сталина от Ленина было то, что Ленин всерьёз рассматривал партийное управление обществом как более эффективное по сравнению с государственным, а Сталин, вынужденный делать упор на контроль (надвигалась война), по понятным причинам предпочитал государственный аппарат партийному. Наглядно продемонстрировав эффективность этого предпочтения победой Советского Союза в Великой Отечественной войне. Эта демонстрация надолго предопределила наиболее востребованную в СССР и позднее в России модель управления — с высоким уровнем контроля при сохранении широкой совещательности при принятии решений.
Хрущёв, сменивший Сталина, попытался себя полностью ему противопоставить. Вышло лишь отчасти: с точки зрения стратегической эффективности управления Хрущёв и правда оказался полной противоположностью (то есть абсолютно неэффективным) и привнёс в модель государственного управления разрушительную частичку волюнтаризма, которая потом сыграла скверную роль, воплотившись в стиле правления Бориса Ельцина. Тем не менее Хрущёв, будучи предвестником Горбачёва в том, что касалось выведения государства из неполитических сфер (в частности, из сферы культуры: выходки с «обсракцистами» и прочий трэш никак не отменяли сокращения цензуры и государственного вмешательства в творческие процессы), ничуть не пытался ослабить государство как таковое ни в политическом, ни в экономическом смысле. Однако на собственном примере показал, насколько губительным для советской/российской власти является волюнтаризм.