ень всегда винят в том, что отбрасывающий её ушёл вперёд.
Вне всяких сомнений, преемнику придётся тяжело независимо от того, какую именно линию поведения он выберет. И избавиться от сравнения полностью ему не удастся. Но если он сумеет убедить массы в том, что вовсе не сменил Путина, а продолжает выполнять ту же гранд-задачу, что и Владимир Владимирович, всё будет в порядке. Главное — понять, что у власти он находится не для себя и не для власти, а для чего-то большего, но не впадать при этом в мессианство. Большим преимуществом Владимира Владимировича является то, что он чужд избыточного пафоса. Даже когда он принимает участие в изначально пафосных мероприятиях — памятных или, например, церковных, ему удаётся оставаться искренним и достаточно простым, понятным внешнему наблюдателю. Путин не надувает щёки, не претендует на какую-то особую миссию, «не говорит красиво», если угодно. Вот Ельцин любил так говорить, пафос из него, простите, так и пёр… К чему это привело, напоминать не стану. Безусловно, это умение — ограничивать пафос — зависит от личностных особенностей, но ему можно научиться. И стоит научиться. Это какой-нибудь политтехнолог, ударившийся в публицистику, может себе позволить изображать пафосную глыбу, — чего от него, политтехнолога, ждать? А президент действительно великой страны не может соревноваться с ней в величии, это смешно и бессмысленно. Путин не претендует на сверхчеловеческие качества, но и не принижает своих выдающихся характеристик — эту тактику преемнику стоит попытаться заимствовать. Но главное, ещё раз подчеркну, это дать понять — и возможность убедиться! — массам, что задачи, которые выполняются на президентской должности, не ограничены интересами самого президента, а то и вовсе не связаны с ними. Это должны быть задачи страны, задачи, которые составляют собой большую цель или гранд-задачу, выполнение которой не входит в границы правления одного человека, каким бы длинным это правление ни было. Соблюдение баланса между масштабами этой гранд-задачи и сползанием в мессианство — вот что должно заботить преемника более всего. И вот в чём он может ориентироваться на Путина, которому до сих пор удаётся соблюдать этот баланс безукоризненно.
Глава 15А что там снаружи?
Постпутинские международные перспективы и риски
Конечно, кроме конкуренции с идеализированным образом Путина и других сугубо внутренних проблем, преемнику придётся столкнуться и с проблемами внешнеполитическими. Я говорю не столько о традиционных трудностях и неожиданных вызовах, связанных с неизбывными противоречиями между государствами и с особенностями системы международных отношений, сколько всё о том же эффекте «путинского шлейфа», то есть эха от идеализированного образа Владимира Владимировича, но уже на международном уровне. Ведь лидеры других государств, политики международного масштаба так же, как и российский народ, привыкли к Путину. И хотя они не понимают Путина так, как мы, и не одобряют его так, как мы, но образ Путина (пусть и не идеализированный, но основательно оторванный от действительности) будет неизбежно использоваться в качестве точки отсчёта, образца для сравнения нового руководителя России. Только это сравнение будет проводиться не так, как в массовом сознании россиян, а более деятельным способом и, само собой, совершенно в других целях.
Путин возглавляет Россию в том или ином качестве с 1999 года. За это время зарубежные лидеры — как «партнёры», так и вполне лояльные коллеги — в достаточной степени изучили Путина-политика[24], чтобы понимать, какие приёмы на него действуют, а какие нет. И тем не менее они регулярно пытаются проверить его «на излом». А теперь представьте себе, как отреагируют зарубежные лидеры и внешнеполитические ведомства, да и международные организации на преемника Путина. Да они немедленно возьмутся проверять: на каком делении по «шкале Путина» располагается этот новичок? Сколько в нём жёсткости — девять десятых Путина или одна десятая? А вдруг — страшный ночной кошмар зарубежных русофобов — это новый вид российского руководителя, выведенный в лабораториях ФСБ, жёсткость которого достигает полутора Путиных? Если серьёзно, то проверка, безусловно, будет интенсивная: никто не будет выжидать, присматриваться и т. д. Даже минимальный шанс сразу «сломать» или хотя бы «повредить» нового российского президента побудит всех основных игроков предпринять соответствующие проверочные действия. А именно: подогреть какой-то из замороженных конфликтов (когда бы ни пришлось преемнику сменять Путина, замороженные конфликты однозначно будут — и, полагаю, значительная их часть известна нам уже сегодня); развязать новенький конфликт под российским боком; запустить — по старой памяти — террористический сепаратизм в одном из сложных регионов; устроить — опять-таки под боком — какое-нибудь экологическое бедствие; попытаться исключить (попутно обвинив в чём-нибудь античеловеческом) Россию из чего-нибудь — из Совета Безопасности ООН, из ЮНЕСКО… да мало ли из чего. Не буду продолжать, чтобы это не выглядело как инструкция нашим врагам; общую идею вы поняли. Есть образ Путина, привычный зарубежью. Долгое время с основными чертами этого образа ассоциировалась Россия как участница международных процессов; в ближайшее время эти ассоциации сохранятся, но после Путина будет пересматриваться весь комплекс восприятия России в мире. Всеми — США, Евросоюзом, Китаем, Латинской Америкой, среднеазиатскими государствами… Это неизбежно, а значит, нужно к этому готовиться.
При Путине зарубежные политики привыкли к тому, что на него бессмысленно давить, но с ним можно дискутировать и пытаться убеждать. Путин установил прочную историческую, политическую и даже отчасти идейную связь между Россией и Советским Союзом, что, в частности, привело к оживлению штампов и шаблонов советских времён. Путин к этому оживлению был готов, и потому России оно вредит существенно меньше, чем использующим эти шаблоны и штампы зарубежным политикам — примерно как санкции. К этому должен быть готов и преемник — впрочем, как и к тому, что проверять «на излом» его будут не только давлением, но и лестью, как в своё время Горбачёва, который ту проверку не прошёл. Всё, что считается сильными сторонами политической манеры Путина — настойчивость, упорство, взвешенность реакции, склонность к оригинальным ходам, в том числе на грани юридического фола (но именно на грани, не переходя её), готовность пренебречь процедурой ради содержания, умение вести переговоры жёстче, чем войну, но без истерики — всё это будут искать в преемнике. И, не обнаружив какого-то из качеств, будут давить именно на эту «слабую» точку.
И, само собой, большинство «слабых» точек будут выискивать во взаимоотношениях с конкретными международными игроками — США, Евросоюзом (Германией, Францией в первую очередь, восточноевропейскими странами — во вторую), Китаем. США — это, безусловно, главный контригрок для России в международном пространстве. Даже если учитывать стремительный взлёт Китая в мировом масштабе, нельзя отрицать, что в современном мире США и Россия связаны буквально диалектическими отношениями: противоречия между ними настолько же сильны, насколько сильны и сходства. США, как и Россия, ощущают на себе все прелести и тяготы федеративной государственности; как и Россия, испытывают массу сложностей, связанных с материальным, этническим и религиозным расслоением; как и Россия, имеют длительную традицию высокой персонализации политического управления и столь же длительную традицию конфликтного сдерживания коллективных и персонализованных органов высшей государственной власти. И точно так же, как Россия, только другими методами, США пытаются закрепить своё лидирующее положение в мире. Да, в отличие от России, они претендуют на гегемонию, а не на первенство среди равных; да, в отличие от России, предпочитают доминировать в иерархии, а не выстраивать партнёрство; но на фоне сходств эти отличия лишь укрепляют зависимость США и России друг от друга. А диалектической эта зависимость является по той простой причине, что, понимая интересы и цели друг друга лучше, чем любые другие государства, США и Россия воспринимают друг друга как наиболее активных конкурентов. Да, я помню, есть Китай, но как бы наивно это ни звучало, и США, и Россия понимают Китай существенно хуже, чем друг друга. И это сказывается.
Так какие же риски ожидают преемника Путина во взаимоотношениях с США? Помимо того что американцы будут в числе первых, кто начнет пробовать нового правителя «на излом», есть ещё несколько особых аспектов, на которых необходимо сосредоточить своё внимание тому, кто придёт после Путина. Первый — это состояние экономики Соединённых Штатов. В своё время советские скептики громко смеялись над «загниванием» капитализма на Западе (ни разу на Западе не побывав). Между тем называть можно по-разному, но регулярные и даже учащающиеся кризисы капитализма в странах Северной Америки и Западной Европы, вопреки ожиданиям, не способствовали его укреплению и обновлению, а давали накопительный эффект. В отличие от Евросоюза, США всячески маскировали сползание своей экономики в яму, лишь время от времени обозначая его то банкротством промышленных центров, как Детройта, то отказом от восстановления Нового Орлеана после наводнения. Но финансовые, сервисные и айтишные пузыри в сочетании с дикорастущим госдолгом сделали своё дело: сегодняшняя экономика США весьма неустойчива, и традиционные американские методы её поддержания за счёт эксплуатации третьего мира и организации внутренней аутсайдерской периферии всё чаще дают сбой. Да и гнёт социального неравенства, безработицы, недоразвитых образования и медицины тоже сказывается: американскому истэблишменту всё сложнее использовать внутренние конфликты в своих интересах, эти конфликты почти регулярно выходят из-под контроля Вашингтона и местных элит.
Конечно, это не значит, что правы те наши воодушевлённые балбесы из числа записных патриотов, которые ежегодно пророчат Штатам скоропостижный распад или хотя бы вылет доллара из числа конвертируемых валют: у этих ребят и Украина должна была распасться ещё до конца 2014-го, да-да. Они в принципе мало отличаются от тех же украинских записных патриотов, у которых что ни год, то Россия разваливается… Но факт в том, что американская экономика «привыкла» к тому, что именно Штаты задают тенденции мирового развития. А такая «привычка» основательно сокращает диапазон возможных экономических реакций на неожиданные обстоятельства. После кризисного всплеска 2008 года экономическая мир-система