— Иди к черту! — Проревела я, понимая, что у меня пульс скакнул до небес. — Ты не для детей старался. И не для меня. Ты для себя старался. Тебе было важно взять иномарку. Тебе было важно показать офигенное жилье. Не мне. У меня была ситуация — “ с милым и рай в шалаше”. Я была готова с тобой таскаться по съёмным хатам. Мне было абсолютно на это плевать. Но у тебя поджимало, что кто-то там чего-то быстрее и больше добился, чем ты. Поэтому не надо здесь делать из меня виноватую. И да, пока ты не собираешься отвечать мне на вопрос, какого черта ты решил сделать выбор между мной и любовницей в мою пользу — я с тобой тоже в принципе не собираюсь разговаривать. Пока ты не ответишь с какого перепугу у тебя работает выборочная ответственность — мне остальное все будет неинтересно.
— Прекрати вообще на эту тему размышлять и думать. Если я пришёл к тебе, значит я выбрал тебя.
— Выбрал меня? После этой девки? Спасибо огромное. — Я театрально поклонилась и взмахнула рукой.
— Хватит передёргивать! — Вспылил Адам, зажимая переносицу пальцами. — Хватит! Хватит. Хватит! — Рявкнул он. — Если ты считаешь, будто бы имеешь право….
— Да, я имею право! Или ты надеешься на то, что ты сейчас такой деловой сделаешь мне предложение, я сопли, слюни развесила, побежала с тобой в загс заново оформлять брак, а потом ты такой хрясь через сколько там, какой у неё срок, шесть-семь месяцев, принесёшь мне в подоле своего нагуленного ребёнка и я опять-таки раскинув сопли, буду его растить, то ты ошибаешься.
Повисло такое молчание, что мне стало не по себе. Я бросила короткий резкий взгляд на Адама и поняла, что я его сейчас убью.
— Ты так и собирался сделать, Адам! — Крикнула я, теряя контроль.
Глава 25
— Прекрати. — Хрипло и резко выдохнул Адам. — Прекрати. Не надо здесь рисовать какие-то непонятные картины. Ты к чёртовой матери не абстракционист. Прекрати. Ты просто выверяешь какую-то непонятную линию поведения для меня, которая отдаёт безумно жёстко женской логикой. Хватит. Если ты считаешь, будто бы у меня хватило бы жестокости поступить так с тобой, то ты ни черта меня не знаешь. За столько лет ты меня даже не попыталась узнать.
Мне показалось, что на меня вывернули ушат ледяной воды. Он так говорил, как будто бы снова пытался укорить меня в том, что я недостаточно хорошая жена, недостаточно хорошая его половинка.
— А что мне остаётся делать? Ты непонятно что выплясываешь здесь. Непонятно как себя ведёшь. Что мне остаётся делать? У меня какие должны быть мысли и доводы на этот счёт? Но знай Адам, если только ты заикнёшься о том, что там тоже ребёнок растёт и надо что-то делать, то я не просто тебя из своей жизни вычеркну, я из семьи тебя вычеркну. Хотя в принципе я это и так уже сделала. Но поспешила, ты безумно хорошо справился с ролью того человека, который настроил против себя абсолютно всех.
Адам тяжело задышал, захрипел.
— Так вот, в этой ситуации я буду поступать как взрослый, умный и уравновешенный. Выдыхай, успокаивайся. Завтра пришлю каталоги со свадебными платьями. Выбери такое, чтобы живота не было видно. — Он резко качнулся от меня в сторону, двинулся к коридору.
Я развернулась, шокировано глядя вслед. Набрала в грудь побольше воздуха, собираясь крикнуть что-то обидное. Как назло, на ум ничего не приходило.
— Каталоги свадебные, ювелиры, частные кареты, лошади белые — старому бизнесмену самое то, устроить этот фарс, чтобы ещё партнёры приехали, поаплодировали! — Я не смогла сдержаться.
Когда он закрыл за собой дверь, я дёрнулась, ударила в неё кулаком. Сползла потом по ней же. Притянула колени к груди и тяжело задышала. Буквально через десять минут с той стороны постучали. Паникуя от того, что это мог снова быть Адам, резко дёрнулась, распахнула дверь и увидела застывшего в каком-то ужасе незнакомого мужчину.
— А вы кто? — Спросила я нервно.
— Так вызывали же слесаря.
Я выдохнула.
Рабочий закончил примерно через два часа. Выдал мне новый комплект ключей. Я ещё подумала о том, что надо бы один экземпляр отправить матери, другой свекрови, может быть Назару либо Родиону — кому-то понадобится.
Но главное, не Адаму.
А утро моё началось безумно рано и немного суматошно. Свекровь приехала, не смогла попасть в квартиру. Расстроилась, распереживалась и пока я открыла дверь, она успела передумать три десятка вариантов.
— Усечка, что случилось?
— Да так. Сейчас я ключи дам.
Свекровь мимо меня прошмыгнула быстрее на кухню. Загремела посудой.
— А я думаю, дай приеду. Дай тебе пончиков творожных привезу. Сама пекла утром.
Я посмотрела на часы. Время было начало девятого. Какое ж утро тогда у моей свекрови было?
— Мам, спасибо. Я сейчас приведу себя в порядок.
— Давай, давай.
Она была какой-то нервной, безумно дёрганной и мне это не понравилось.
Выйдя из ванны, а потом из спальни, уже полностью готовая к работе, я прошла на кухню и застала свекровь за тем, что она запускала посудомойку.
— Мам. Что случилось? — Спросила я, ощущая неладное.
Свекровь отмахнулась, придвинула ко мне кружку с чаем и на тарелке два творожный, здоровенных пончика, с какой-то ягодной внутренностью.
— Ты кушай, кушай. Сама худенькая, как не знаю кто. А тебе ребёнка вынашивать.
— Мам, что происходит?
Свекровь поймала мой взгляд и не смогла уже отвести глаза.
— Ты знаешь, Адам вчера приехал.
Я напряглась. Вся сжалась, как пружинка.
— Сказал, что если я не помогу, не уговорю тебя, чтоб ты простила его, то можно считать, у нас нет сына, представляешь?
— А ты что, мам? — Замирая от ужаса, спросила я.
Свекровь пожала плечами.
— Усь, а как там на самом деле все было? Ты совсем простить его не можешь, да?
Я поняла, что сын у свекрови останется.
А у меня мама — нет.
Глава 26
— Мам, мам, мам, ты чего? — Спросила я дрожащим голосом.
Одно дело предательство мужа, другое дело — предательство всех остальных, безумно близких, дорогих людей. Свекровь зажала ладонью глаза, всхлипнула, поднимая лицо к потолку.
— Усь да ты не думай, что я как будто бы ничего не понимаю. Я все понимаю. Но знаешь, я в этой ситуации понимаю, что я между молотом и наковальней. У меня с одной стороны — ты, дочка беременная, ходишь, смотришь на все эти его выкрутасы. А с другой стороны — он и это эго.
Прозвучало так, как будто бы она уже оправдала его. Я поняла, что мне кусок в горло не полезет, а чёртов токсикоз проснулся в безумно неудобное время.
— Усь, вот смотри, мужья уходят, бросают своих детей, бросают грудничков, беременных жён бросают, если они там находят новую любовь или ещё что-то и ты ни на каком домкрате не притащишь их обратно. А здесь, согласись, странно это, если он ушёл, если он ничего не чувствует к тебе, то что его так плющит? Зачем ему нужно опять с тобой сойтись? Я не верю в то, что у него есть какие-то глупые замашки наподобии того, что моя жена не будет ни с кем, кроме меня. Да нет. Нет, Усь, ну не может он уходить и возвращаясь, делать вид, как будто бы ему все равно. Не все равно, если возвращается, Устинья, значит любит, как бы сейчас глупо не звучали мои слова. Особенно после того, что было у нас недавно. Ну не бывает такого. Мальчики они как обрадуется чему-то новому, а потом вроде бы надоело, вроде бы уже и не радостно, а ничего поделать не могут. Так и этот. Что ты думаешь, Адам отличается от других мальчиков? Да нет. Такой же. И поэтому я и спрашиваю что там у вас случилось? Объясни мне. Расскажи, как так произошло, что он ушёл…
Я облизала пересохшие губы.
— Как получилось?
Если бы свекровь знала о том, что он мне сказал, когда уходил, она бы прям тут слегла.
— Мам, я думала, что он меня все эти годы любил, а он потом взял и заявил, что хочет развода. А потом взял и появился у меня перед глазами со своей беременной любовницей, а сейчас задёргался, занервничал, потому что я подала на развод и я нашла адвоката, который возьмёт дело о разделе имущества в свои руки. Мам, не надо обольщаться. Не надо считать, будто бы у Адама есть чувства, поэтому он возвращается. Нет.
Говорить это было неприятно, как будто бы я по живому матери резала. Она всхлипывала все чаще и старалась вытереть глаза так, чтобы слезы не размазывались по лицу.
— Он-то, может быть, мам, и хороший, но только ничего хорошего он в своих поступках сейчас не делает.
Произнеся это, я тяжело задышала. Задрожала и дыхание рваное было, ненормальное.
— Усь, ну может ты с ним поговоришь. Может, вы что-то придумаете? Ну что он носится как оголтелый, как будто бы курица с отрубленной головой. К тебе дёргается. Ты не пускаешь. Ко мне лезет, а я злюсь. Сам же все разрушил. Может вы подумаете?
Я была бы с радостью готова подумать, но только не о том и не в контексте того, что у нас с ним есть какое-то общее будущее. Только думать Адам не хотел. Он носился и рубил наотмашь все. Он даже не понимал, что мне в беременности никакие перемены не нужны. Была б моя воля, я бы его даже в графе отец не прописывала, но пропишут же. По закону пропишут ведь.
— А может быть, он подумал, что ребёночек не от него Устинья, а?
И в этот момент я ощутила, что по крови разогнался адреналин. Мне самой никогда эта мысль даже не лезла. Но когда свекровь произнесла её, мне стало дурно от того, что вообще, у кого-то могла родиться такая идея.
— Мам, ты о чем? — Голос не дрогнул. Голос стал холодным. Ледяным.
— Да, я о том, что может быть, все так и произошло. Ты же ему сказала о беременности, а он сказал о разводе. Я подумала, вдруг он считает, будто бы ребёночек не от него. Вдруг он подумал, будто бы ты ему изменяла?
А мне вместо того, чтобы развенчать эту догадку, в голову ничего не пришло, кроме как злого и нервного вопроса.
— Мам, ты действительно считаешь, что я бы могла так поступить?
И вот это выжидательное молчание, которое повисло между мной и свекровью, оно оказалось хуже, чем самый острый меч.