Глава 59
Устинья.
Когда Адам открыл дверь, я услышала топот маленьких ножек. Маруся вылетела ко мне в одной футболке без штанов и счастливо взмахнула ручками.
— Ты приехала. Приехала. — Причём на букве “р” у неё проявлялась жуткая картавость.
Я улыбнувшись, присела на корточки.
— Приехала. — Обняла внучку и перевела взгляд на Адама.
Он вздохнул.
— Родион с Машей пока у тебя.
— Что-то серьёзное?
— Нет. Не серьёзное.
Маруся убежала топоча босыми ножками в сторону спален.
— Папа, папа.
— Просто я подумал, что тебе необходима компания, а Родиону необходимо хоть немного любви. Поэтому предложил пока к тебе переехать. Если ты против, я заберу его с Марусей.
— Я не против. — Мягко заметила и встала с корточек.
Адам перехватил меня за локоть, помогая подняться. Я вырвала у него зло руку из захвата, намекая на то, что я беременная, а не больная. Адам вздохнул.
— О, мам, привет. — Родион выскочил из-за угла растрёпанный, в домашних шортах, но без футболки.
Как я поняла, они с Марусей делили вещи напополам: одной достался верх, другому низ.
— Привет родной. — Я шагнула вперёд, обняла сына. Чмокнула его в щеку. — Ты как?
— У меня тут все под контролем. Я даже обед приготовил.
Я мягко улыбнулась.
— Спасибо.
— Ну что встали? Давайте, идёмте. Проходите, проходите. — Родион засуетился. Занервничал, пропуская нас вперёд. Перехватил сумку с моими вещами у Адама. Кивнул, намекая на то, что он обо всем позаботится, а Адам застыл в прихожей, как не в своей тарелке.
— Пап, ну ты чего стоишь? Проходи. — Подтолкнул его Родион, понимая, что сама я не предложу.
Через полтора часа Адам все-таки уехал, оставив нас втроём. Я позвонила матери, спросила как свекровь. Свекровь была без изменений, все также лежала в реанимации.
— А почему они никаких прогнозов не дают?
— Уся, девочка моя. — Вздохнула тяжело мама. — Какие могут быть сейчас прогнозы? В нашем возрасте остаётся только молиться, да наблюдать. Все оперативные действия были произведены. Остаётся смотреть только, как она выкарабкается.
— А как отец?
— Плохо. — Мама вздохнула. — Я конечно к нему отправляю нашего папу. Они с ним видятся, но плохо. Я Адаму сказала, что посмотрел бы за этим за всем, потому что не ровен час и с отцом вдруг что приключится.
Я покачала головой.
Жизнь, размеренная даже после развода— сейчас просто разлетелась в щепки. Я не представляла, за что схватиться, за что взяться и как себя вести.
Ближе к вечеру, когда Родион уложил Марусю, он зашёл ко мне. Помялся, переступая с ноги на ногу.
— Все дерьмово, да? — Вроде бы и спросил, вроде бы сам ответил.
Я пожала плечами. Родион прошёл, присел на мою кровать. Обнял меня за плечи.
— Я рад, что у тебя все обошлось, а не как с Софийкой. Я не представляю, что сейчас будет. Да, дерьмово все, мам. Понятно, что мы с Назаром разосраться успели.
— А как это все произошло?
— Да, Дашка до свадьбы с ним замутила на девичнике. Он знать не знал её. Ну и знаешь тоже, как-то все неправильно, остро. Может быть на самом деле прав отец.
— В каком плане? — Я посмотрела пристально на сына.
— Да, он мне один раз, когда мы немного повздорили, крикнул, что брак у меня от отчаяния, а не из любви. Ну, намекнул на то, что типа Дашка была в залёте, когда поженились. Но сейчас я понимаю, что да, так оно и было. Там же по срокам трудно просчитать. Особенно мне. Может быть, если бы этот вопрос висел в воздухе— сразу было бы понятно, что она беременная выходила замуж. И вот отец мне такое ляпнул, а сейчас я сижу, размышляю. По факту я же вот испытываю только раздражение, злость, негодование, а нет вот какой-то печали, грусти от того, что я развожусь.
— А как развод? Как Маша?
— Маша со мной останется в любом случае.
— А как ты? Как ты вообще думаешь, что суд с тобой оставит ребёнка?
— Ну, она нигде не работает. У неё ничего нет. Мне как бы с одной стороны вроде бы и не жалко, чтобы она виделась с дочерью, а с другой стороны— после такого и зачем такая мать Машке? Чему она научит? Нет уж, спасибо. Я как-нибудь сам с этим справлюсь. Как-нибудь сам постараюсь выкрутиться. Я ещё не говорил даже с юристами, как правильно оформлять все это дело, чтобы дочь со мной осталась, но надеюсь, разберусь по ходу пьесы.
Я положила голову на плечо сыну.
— Ты главное сама не переживай. А то знаешь, как-то слишком много всякого невезения вокруг нас сейчас.
— Ага. — Тихо произнесла я и подумала, что свекровь бы в этот момент сказала, что сглазили и обязательно бы заставила всех умываться святой водой. Наверное чисто на интуитивном каком-то уровне утром я зачем-то полезла в дальний ящик, в кухонном гарнитур, вытащить две полуторалитровых бутылки реально со святой водой. Мама и свекровь, каждое Крещение ездили, набирали воду.
Сама умылась утром. Попросила Родиона с Машкой умыться. А потом поняла, что сиди, не сиди, а надо думать, надо действовать.
Собравшись, я вызвала такси и назвала адрес перинатального центра. Софии сейчас тяжелее, чем мне. Ей нужна поддержка.
Медленно идя по коридорам, я увидела Назара: помятого, осунувшегося, с синяками под глазами. Покачала головой.
— Здравствуй. — Я подошла, обняла сына. Уткнулась ему носом в плечо.
— Привет. — Назар провёл ладонью мне по волосам. — Ты вот дома бы лучше сидела. Не нервничала бы.
— Я с Софией поговорить. Хоть совсем немного. Хоть совсем чуть-чуть.
Глава 60
Устинья.
Софа прижималась щекой к прозрачному стеклу детской палаты. Заходить нельзя было. Кувез открывать нельзя было. Можно было только смотреть издалека.
Губы потрескавшиеся, воспалённые глаза — красные, нервные, дрожащие пальцы то и дело дотрагивались гладкой стеклянной поверхности, а потом рука обессилено падала.
— Почему со мной? — Спросила София не глядя на меня. — Почему со мной? Я же ничего плохого не сделала. Я же… Я просто хотела, чтобы Родион знал. Все знали. Почему мой ребёнок?
Я стояла позади неё и держала свои ладони на её плечах. Старалась притянуть к себе. София похудела за эту неделю килограммов на восемь и было непонятно, в чем душа держится.
— Я сообщение увидела. Назар хотел свою фирму открывать, он машину мою продал. — Крупная дрожь прошла по её телу. — Мне рожать со дня на день, а он семейную копилку растормошил. Все в бизнес, все в бизнес. И непонятно, что с этим бизнесом будет. Я ничего не тратила, хотела, чтобы у Назара обязательно все получилось. Я поэтому и лежала постоянно на сохранении, потому что государственная больница так определяла, в частной может быть по-другому было бы. Я перестала наблюдаться в той клинике, где до этого была. Перешла в женскую консультацию. А потом сообщение: “дай денег, дай денег”. Я думала, что там все страшно, плохо, что он с ней спит. Он мне начал объяснять, что нет, это было один раз. Это было перед свадьбой Родиона и ничего такого. Я говорю: ну зачем ты тогда так себя ведёшь? Зачем ты потакаешь ей? Он такой-”что мне сейчас скандал в семье устроить? Не собираюсь я разбираться и трясти грязным бельём”. Мою машину продал. А ей деньги переводил. Я в женской консультации наблюдалась, а у неё нянька, уборщица. Я вот стою, ребёнка своего на руки взять не могу, а у неё Маруся. И где в этой жизни справедливость?
— Софа, иди сюда. — Хрипло прошептала я, прижимая невестку к себе.
Она развернулась у меня в руках, ткнулась носом в грудь. Рыдания сотрясали её, а я могла только проводить ладонью ей по волосам и шептать, что все будет хорошо.
— Мне его даже не дали. Мне не дали моего малыша. Там было так страшно. Там врачи кричали. Говорили, что это не роды, а потом забрали его у меня и не пускали. Я даже посмотреть на него не могла. Я пыталась выйти, а они меня ругали, говорили, что ничего я там хорошего не увижу. Вот он лежит мой. Слишком маленький. Я не знаю смогу ли я выйти с ним с больницы.
Кофта тут же стала мокрой от её слез. Я прижимала её к себе, целовала в висок.
— Все будет хорошо. Я обещаю, я обещаю. — Шептала я, стараясь сама прийти в себя.
— Назар говорит, что я не контролирую себя, что я с ума схожу. Мне даже ребёнка не дали на руки. Я уже сколько времени лежу, а я не могу подойти к нему. Мне поцеловать его охота. Ты же видишь какой он маленький? И он не набирает вес. И вообще, выйдем ли мы отсюда вместе?
София согнулась пополам. Я постаралась её перехватить, чтобы она не упала на пол, но в итоге вместе с ней села. Она обняла себя за плечи, стала раскачиваться.
— Я не знаю, что нас ждёт. Может быть, я вообще не смогу взять его на руки. Мне медсестра говорила, что там с лёгкими проблема и вообще все плохо. Настолько плохо, что я не знаю…
Объятия были пропитаны горем. Я чувствовала, как по капле из меня уже вытекала жизнь. София плакала чуть ли не кровавыми слезами, захлёбывалась словами. Я старалась хоть как-то её привести в себя.
Но пока мы сидящие в коридоре, хотели справиться с собственными страхами, медсестра, которая за этим за всем наблюдала, опять вызвала врачей. Пришла санитарка, стала поднимать Софию с пола, а она упиралась, кричала, говорила, что не хочет уходить отсюда, она хочет смотреть на сына. Её никто не слышал. Её вывели из коридора и проводили в палату, куда я заявилась десятью минутами позднее. София лежала под капельницей, безумными глазами рассматривала стену.
— Пусть лучше я умру. Пожалуйста, пожалуйста. Пусть лучше я умру. — Шептала она. — Пусть лучше я умру, чем мой малыш никогда не услышит слова колыбельной… Обернусь я белой кошкой и залезу в колыбель. Я к тебе, мой милый крошка. Я теперь твой менестрель…
Я вытирала дрожащими руками слезы. Хотела хоть что-то сделать, хоть как-то помочь.
И уезжая из перинатального центра, я не назвала адрес своей квартиры. Я назвала другой.
И двигаясь к лифту, я пыталась успокоиться, потому что знала, что он разозлится, когда увидит слезы.