Но…
Увы, все сложилось иначе.
Я гналась, хотя знала. Я знала, что за моей спиной, в темноте…там происходит что-то непоправимое.
Меня предают.
Я это просто знала. Каждый раз, когда он приходил домой и отворачивался от меня…я не чувствовала запаха духов, но я чувствовала ее присутствие.
Другой женщины.
- Ань, у меня появилась другая женщина, - Глеб говорит тихо, а для меня звучит, как мощная, пожарная сирена.
Притом вставленная прямо мне в башку.
ВУ-У-У-У! ВУ-У-У-У-У…!!!
Жмурюсь.
Сильнее.
Обхватываю себя руками.
Сильнее.
Мне нечем дышать. Меня расщепляет на атомы. Я аннигилирую…
Так забавно. Я знала, что этот день станет очень гадким, но не думала, что настолько. И я знала, что у него кто-то появился, но…все равно не была готова услышать, как он произнесет эти слова вслух.
Вот так рушатся жизни.
Точнее, моя жизнь, очевидно. Не его.
Он выглядит виноватым, но ему не жаль. Ему не жаль, что она у него появилась. Он счастлив…
- Ты же несерьезно, Глеб, - дура.
Я — дура.
Я хочу, чтобы это была шутка, пусть и знаю, что это не так. Но я хочу! Я мечтаю, чтобы в нем сейчас проснулся так-себе-комик из Кривого зеркала. Какой-нибудь самый дебильный. Ну, знаете? Один из тех, кому актеры из зала рукоплещут громче остальных.
Господи, ну, пожалуйста!
Только здесь господа нет. Только я и мой муж, который медленно мотает головой.
- Это не шутка. Мне очень жаль, Ань…но…
- Но?
- Я пытался это остановить. Я пытался бороться……я пытался, Ань. Я правда пытался, но ничего не получается. Я не могу больше врать…
- Врать о чем? - переспрашиваю еле слышно, хотя уже знаю ответ на этот вопрос.
Глеб долго молчит. Он смотрит в одну точку, будто ему страшно произнести то, что он хочет сказать, судя по всему, уже давно. А я…я не знаю, как объяснить это состояние. Оно просто похоже на разрушение, за которым приходит абсолютная пустота.
Наконец, он медленно поднимает глаза и ставит эту точку, которая навсегда разделит мою жизнь на «до» и «после».
- Я пытался выкинуть ее из головы, но это выше моих сил. Влюбился, как мальчишка. Прости меня.
Влюбился…
Наверно, обычный секс я бы смогла пережить, но…чувства? Влюбился? Влюбился, сука! Он влюбился!
Громко, некрасиво всхлипываю и ловлю за хвост другое состояние. Фурии такой, знаете? Бешеной. Она вот-вот кинется на своего мужа, который посмел…влюбиться!
Это неправда!
Припадочная…
Я будто посреди бушующего океана в тоненькой лодочке, и меня бросает из крайности в крайность. Слезы текут по лицу. Сейчас мне плевать, что это некрасиво. Я задыхаюсь, меня трясет, я не могу думать!
Колотит…как же меня колотит…
Вонзаю ногти в ладони, но…сука, ничего не помогает! Мне так больно внутри, что я не чувствую ничего из того, что происходит снаружи. Хоть пытай! Мда…сейчас, хах! Сейчас я могла бы стать отличным шпионом, которого никто не заставит выдать ни одной тайны.
Потому что мне плевать.
Я не почувствую боли, пока изнутри меня снова перемалывает. Что-то заходит в душу с битой, разбивает ей каждую дорогую частичку. И я ничего больше не чувствую, кроме дикой-дикой боли…
Влюбился…
Влюбился…
- Ань, тебе нужно присесть, - не замечаю, как Глеб оказывается рядом.
На его физиономии снова ненавистная вина и лицемерная забота! Ублюдок! Да как ты смеешь! Как ты…смеешь!
Рычу, как раненный зверь, а сама бью по рукам, которые вмиг стали грязными для меня. Моментально просто! Моментально!
- НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ!
Глеб останавливается рядом, хмурит брови. Кажется, он старается найти во мне хотя бы грамм разума, но…куда там?
Ты был моим первым мужчиной.
Я все для тебя.
Я всю душу тебе.
Я все сердце тебе.
Я все силы тебе.
Я свое время тебе.
Все одному тебе…
А ты…
- Ты изменял мне? - спрашиваю, еле выталкивая слова наружу.
ЗАЧЕМ ТЫ ОБ ЭТОМ СПРАШИВАЕШЬ?! ТЫ СОШЛА С УМА, АНЯ?! ЗАМОЛЧИ! ТЫ ЖЕ…девочка, замолчи…ты же не переживешь, если услышишь и это…ты просто не переживешь…
Наверно, Глеб это знает? Или ему просто тупо страшно произнести вслух? Вытащить всю свою грязь наружу, а?! ТЕБЕ СТЫДНО?!
- ТЫ МНЕ ИЗМЕНЯЛ?! - ору до боли в связках, он отводит глаза.
Из груди вырывается смешок.
- Изменял…
- Ань…
- Ты меня предал, - смотрю ему в глаза и шепчу так жалобно, что у самой сердце сжимается.
Какая же я жалкая…
Но остановиться не могу…
- Ты меня предал…ты предал меня…после семи лет, после всего, что было…ты меня предал.
- Ань…мне правда очень жаль.
Такой бред…
Дрожащими, холодными пальцами касаюсь своего лба.
Такой бред! Он извиняется! Извиняется, мать твою! Также нелепо выглядит, как если бы он воткнул мне в сердце нож и потом попросил прощения. Да…он и воткнул, полагаю? Поэтому я не могу дышать? Так себя чувствуют смертельно раненные, да? И сейчас будет свет в конце тоннеля?...
- Ань…- тихо зовет меня, я резко смотрю ему в глаза и снова режусь о вину и…жалость.
Он меня жалеет.
Ему же жаль, да?
- Кто она? - выдыхаю еле слышно, Глеб мотает головой.
- Это неважно.
- Неважно? - удается усмехнуться, хотя мне лицо свело.
Или нет?
Может быть, и нет…
- Кто она! - добавляю голосу твердости (наверно), а потом улавливаю это.
Короткий взгляд его глаз куда-то мне за спину.
Я могла бы и не заметить, если бы не знала его так же хорошо, как я знаю.
Резко поворачиваюсь и тут же вылавливаю лицо.
Я ее знаю.
Ее все знают.
«Самая красивая женщина Москвы — Стефания…» — что там дальше в заголовке неважно. Важно другое.
Этот взгляд и она.
Волнение, испуг и благоговение, которое я тоже успеваю выцепить, обладая сейчас какими-то сумасшедшими рефлексами.
Это она.
Я точно знаю, что это она…
Медленно поворачиваюсь обратно и хриплю.
- Она?
- Аня, это неважно.
- ЭТО ОНА?!
Глеб чуть вздрагивает от моего крика и молчит. Только смотрит мне в глаза, а мне и не нужно ничего слышать.
Я знаю, что это она…
Ну, конечно…самая красивая женщина. И я. На кого падет выбор? Глупый вопрос.
Я не урод. Симпатичная, милая, но, конечно, до «самой красивой женщины» мне далеко. Рост не тот, фигура не такая ладная, личико…волосы…
Стефания невероятно красивая девушка. Черт, я сама ей восхищалась! А еще, ха! Знаете? Знаете, как здесь оказался этот журнал? Я его купила, а потом за ужином показывала ему ее фотографию в сексуальном, белом платье и спрашивала: милый, а если я себе такое куплю? Как думаешь? Твои партнеры выпадут в осадок?
Похоже, в осадок выпала я. Или он. Когда его тупая клуша-жена восхищалась его любовницей и спрашивала совета одеться, как она.
Какой ужас…
Меня окатывает отвращением. К себе, в основном. За бесконечную тупость. За то, какой жалкой я выглядела в тот момент, наверно. Пожалуй, и сейчас тоже.
Срываю журнал, рву его, как безумная, а Глеб хватает меня за запястья и рычит.
- Успокойся!
- Защищаешь святой лик своей потаскухи?!
- Она не потаскуха! Господи, Аня! Не сходи с ума!
- А КТО ОНА?! - ору, вцепившись ему в рубашку, глядя в глаза.
Глядя точно в его глаза, в которых просыпается злость.
Ну, конечно.
Он же влюбился.
Любимую обидели — непорядок…
- Успокойся, - цедит он, а я вырываюсь и так сильно дергаюсь, что ударяюсь о холодильник спиной.
Сверху на меня падает корзинка. В ней лежит что-то тяжелое, и, наверно, это больно? Но я же говорила. Я не чувствую физической боли. Мне на нее насрать.
А Глеб снова играет в отважного рыцаря в сияющих латах.
Делает на меня шаг, обеспокоенно смотрит и шепчет.
- Аня…
Мне так и хочется завопить: не произноси мое имя!!! Но я держусь за плечо, по которому схлопотала удар, смотрю на него исподлобья и шепчу.
- Убирайся…
Он стоит.
Стоит и продолжает на меня смотреть! Чего ты смотришь?! Вали!
- УБИРАЙСЯ! УХОДИТ ОТСЮДА! ВАЛИ! ЗАБИРАЙ СВОИ ШМОТКИ И ПРОВАЛИВАЙ!!!
Истерика нарастает.
Я начинаю задыхаться еще больше. Меня сильнее трясет. Я быстрее распадаюсь на атомы…
Уходи, Бога ради. Просто уходи, я не могу тебя видеть…
Глеб отступает. Я не знаю, может быть, я сказала это вслух? Или он просто трус, который не готов был столкнуться с последствиями своей внезапной «любви» к самой красивой женщине?
Я не знаю и не хочу знать. И слышать его тоже…
- Я дам тебе время остыть, а потом мы поговорим.
О чем нам говорить еще? Ты влюбился. Ты мне изменял. И это, полагаю, конец…
«Когда холодного разума нет, а горячее сердце стучит слишком быстро»
Аня
После того как закрывается входная дверь, я падаю на самое дно самой настоящей, самой бурной истерики, какие только обваливались на мою голову.
Помню, в детстве папа возил меня в деревню к своим родителям, а у них под боком текла речка с очень бурным течением. Красивая, но опасная. Она шумела так, что ее эхо разносилось по лесу за КИЛОМЕТРЫ от, собственно, источника шума. ЗА КИЛОМЕТРЫ!
Я помню ее пороги. Помню, как вода с грохотом падала в низины, а потом снова поднималась. Как она бурлила, крутилась и пенялась. И я помню миг, когда увидела ее впервые и поняла, что никогда в жизни туда не полезу. Ни. За. Что. Ее воды были непредсказуемы, а течение настолько сильным, что прямо передо мной с достаточной большой скоростью проплыло дерево, которое то и дело билось о большие, гладкие камни угольно-черного цвета.
Папа тогда посмотрел на меня с улыбкой, заметив искренний ужас на моей моське, и тихо хохотнул, слегка поддев кончик носа пальцем.
- Успокойся, принцесса. Мы туда и не полезем.
- Зачем тогда пришли?
- Хочу тебе кое-что показать.
И он показал. Папа отвел меня чуть дальше по берегу и ближе к огромным ивам, склонившимся к воде всей своей пышной кроной, а там…я впервые увидела что-то невероятно прекрасное и подумала: вот это жизнь, конечно, странная. Потому что я впервые поняла, насколько она может быть многогранной. Соседствуя с чистым безумием и смертью, передо мной на земле лежало небольшое, любовно свитое гнездо и пять белых яичек внутри.