Поэтому я сдержанно киваю и слегка улыбаюсь.
- А были сомнения? Я же сказал, что знаю ее.
Богдан долго молчит, вглядываясь в мои глаза. Жду. Вот на сто процентов уверен, что у него будет какая-то подстава. По глазам его сытым вижу, что без издевки из кабинета не выйду, но…неожиданно Богдан кивает.
- Хорошо.
- Так просто?
- Ну, ты же знаешь ее.
Нет, тут явно что-то не так. Прищуриваюсь, а он спускает ноги со стола и двигается к компьютеру.
- Ты можешь идти, Глеб. Мне еще поработать надо…
- Ты не все сказал.
- В смысле?
- Я не дурак, Богдан, - говорю тихо и с угрозой, а он издает смешок, который буквально кричит:
Да что ты говоришь?!
Злюсь моментально и резко двигаюсь к его гребаному столу, шиплю. Черт, абсолютно утратил контроль…
- Если тебе есть что сказать…
- Тебе не кажется это странным? - перебивает он меня, снисходительно поворачивает голову и поднимает брови, - Ты изменил ей, Богдан. Кинул. Развелся…
- Я все ей объяснил, и она поняла!
- То есть ты уверен на сто процентов?
- Да!
- Отлично. Тогда, может быть, ты сам будешь курировать свою бывшую жену?
Ловлю ступор.
- В смысле?
- В прямом. Может быть, если ты так в себе уверен, то заплатишь за рекламу и запуск книги сам?
- А прибыль пополам?! Хорошо устроился!
- Я готов ее уступить.
Меня царапает его сарказм. А ломает тот факт, что гребаная малолетка, которая в нашем деле всего пару мгновений, имеет наглость говорить со мной так, будто что-то понимает! Сука-сука-сука! Эгоистичная, самовлюбленная мразь! Тварь!
- По рукам? - подзуживает он, протягивая мне руку, - Или испугался, что твои навыки соблазнителя дали сбой?
Пульс стучит в висках. Я знаю, что чисто с финансовой стороны — это не совсем разумно. У меня есть деньги, но готов ли я все поставить на зеро? Я уже так делал. Я делал! И чем это закончилось?!
Но Аня…она так популярна. Если я рискну, то получу огромную прибыль, смогу сбросить с шеи ярмо в виде нефтяного сынка и пойти себе дальше!
Блядь, какой сложный выбор…
- Не боишься? - хрипло спрашиваю, Богдан усмехается.
- Чего?
- Ты говорил, что тебе придется жениться…как там было? На свиноте?
- Честно?
- Да.
Его глаза блестят азартом, а по нижней губе он проходится кончиком языка. Это игра. Спор. Это азарт и движ, адреналин…
Мы с ним оба в этом затянуты по шею. Я тоже такой. Мне нравится вся эта возня…
- Я в тебя не верю и думаю, что девчонка нагнет тебя, - наконец-то говорит, - Но если нет? Отцу плевать, получу ли я деньги. Ему важно, чтобы приход был на нашу фирму. Организуешь? Супер. Я извинюсь и пообещаю больше никогда в тебе не сомневаться. Нет? Что ж...ты знаешь ответ на этот вопрос.
Красная тряпка выброшена. Я — бык. Сука, бык! И я его уничтожу…
Сжимаю крепко руку и встряхиваю ее сильнее, чем требуется, а потом резко дергаю его на себя и рычу.
- По рукам, но не смей втыкать мне палки в колеса, Богдан.
- Я думал, что ты будешь против, чтобы я говорил в таком тоне о твоей «любимой»…
- И это тоже. Не смей вообще говорить об Анне.
- О, а разве твою жену зовут не Стефания?
Сжимаю его пальцы сильнее, он только ржет.
- Глебушка…
- Богдан, ты нарываешься.
- А ты нет? - его взгляд моментально тяжелеет, и он двигается на меня и шепчет, - Помнишь же, о чем я тебя предупреждал? Прогоришь — твоя жена моя.
- Приблизишься к моей жене…
- И что ты сделаешь?
Молчу. Меня кроет, ревность и адская злость крутится под кожей. Сердце подскакивает и пульсирует в горле.
Сука-сука-сука!!! Ну, хорошо. Ты напросился.
Отпускаю его руку и усмехаюсь.
- Мы договорились. Я оплачиваю все, что касается Аниной книги. Прибыль моя.
- Похоже на то.
- И к моей жене ты не подходишь.
Он веселится пуще прежнего и кивает.
- Похоже на то. Если сможешь получить прибыль — я ее за километр начну обходить.
Киваю и встаю. Потом поправляю пиджак и разворачиваюсь, чеканя шаг в сторону лифта.
Конечно, я оплачу. Ага, триста раз. Нет, мой дорогой. Все оплатишь ты, и никакой прибыли не увидишь ты. А я? Я получу все.
«Когда все ровно – это замечательно»
Глеб
Я приезжаю домой еще через два часа после того, как покидаю издательство. И все по правилам: цветы, вино и любимый сыр Стефы, который стоит, как гребаный боинг в мире гребаных сыров.
Меня это бесит.
Я не скажу, что я большой любитель всех этих деликатесов. Не противник, конечно, но тонкости от меня все равно ускользают. Разницу между сыром за триста рублей и сыром за три тысячи я не вижу. Черную икру тоже не люблю; устрицы? Крабы? Круто, конечно, только я спокойно проживу и без этого. Моя любимая еда и в моменты взлета, и в момент падения — это жареная картошка с курицей. Ну, той, что с корочкой хрустящей. Точка. А у Стефы все иначе. Она любит дорогое вино, которое для меня все равно что чертова Изабелла — такая же отвратительная кислятина. И какой там букет? Какие ноты? Блядь, идите в жопу с этим дерьмом. Я их не чувствую. Сливы, мед, орехи — по нулям. А она чувствует. Или, как мне всегда казалось, просто притворяется. Как с современным искусством, понимаете? Сколько историй существует, когда какой-нибудь чел решает приколоться, снимает ботинок и ставит его посреди залы, а вокруг собирается толпа? И как они бурно обсуждают эту…господи, тонкую «заду-у-умку» автора. Что он этим хотел сказать? А? Ну что? Однажды я такое видел воочию. Мы с Аней были в Италии, она затащила меня на выставку, и самое яркое впечатление — как «ценители» прекрасного разглагольствовали на тему: наверно, это символ трудностей у других людей и попытка заставить нас отказаться от осуждения! Ага-ага, мол, отсылка к «поноси мою обувь, прежде чем пиздеть».
Точно.
Самое яркое впечатление с той выставки — Аня чуть не описалась от смеха, да и я тоже. Мы стояли и умирали вместе с автором этой шуточки — молодым, курчавым парнишкой. Блин, это было, конечно, очень смешно…я до сих пор улыбаюсь. Даже сейчас улыбаюсь, поднимаясь на свой этаж.
Да, это было очень смешно.
Перехватываю вино одной рукой, цветы пихаю туда же и лишь на мгновение позволяю себе еще немного насладиться теплыми воспоминаниями. А потом вставляю ключ в замок, поглубже их прячу и вздыхаю.
Ну, все.
Теперь готовься к головомойке.
Меня встречает тишина, и это напрягает. Аккуратно кладу связку на тумбу, вглядываюсь в темный коридор. С моей дрожащей супругой всякое можно ожидать: и бутылку в голову, и нож под ребро и…
Застываю.
Стефания выплывает из-за поворота и улыбается. На ней надето великолепное белье. Кружевное, черное, сексуальное. Прозрачное, чтоб его.
В горле сразу пересыхает.
Я многое могу сказать о своей супруге. Правда. Я очень многое могу о ней сказать плохого и очень мало хорошего, к сожалению. Но! Вот что-что, а внешность ей дана бомбическая. Подрывная. И за годы, проведенные вместе, это никак не изменилось.
Несмотря на алкоголь.
Несмотря на…господи, все! Думаю, дело в генетике. Ее мать тоже выглядит потрясающе для своих пятидесяти. Лет на тридцать восемь благодаря уколам красоты и частым походам к косметологу. У Ани мама тоже красивая. Я порой их сравниваю, но должен признать: она домашняя, спокойная женщина, а вот Тома — так меня просила называть себя настоящая теща, — она, конечно, секс машина. В прямом смысле этого слова. Как-то раз мы приехали со Стефой к ней, а у нее новый любовник. На двадцать пять лет моложе, чем она. И я хотел бы сказать, что это любовь, но то, что их связывало…кхм, сложно было вписать в это чувство. Всю ночь было сложно.
Стеф взяла от матери все самое лучшее. В этом плане точно. Она любит секс, и он великолепен, когда ей это выгодно. Почему-то я вижу, что сейчас ей это очень выгодно. Судя по тому, как блестят ее глаза…
- Привет, любимый… - говорит тихо, подходит ближе, постукивая тонкими шпильками о плитку.
Че-е-ерт…
Ей многое можно простить за один этот взгляд. За одно это томное «любимый». Можно многое простить и себе. Например, обмануться, что она это всерьез. Что она не играет. Что она не эгоистка, блядь, конченая. Всего на мгновение и за один этот взгляд.
Проглатываю слюну и молчу. Наблюдаю за ней. Если честно, то немного стремно — после моей выходки, я бы не удивился, если бы она сейчас достала из-за спины нож и вонзила мне прямо в сердце.
Я этого жду — одной своей частью; второй — просто не могу пошевелиться и на мгновение думаю: а может, и хуй с ним? От ее руки не грех и умереть.
Я когда-нибудь думал, что не грех и умереть от Аниной руки? Хм, интересный вопрос. не помню. Я ее такой вообще не помню, и была ли она такой — хороший вопрос. Интересный. Или нет.
Если честно, то сейчас я Аню вообще не помню. Стараюсь вытащить ее образ из памяти, но он тут же лопается, как мыльный пузырь, когда Стефа кладет руки мне на грудь и поднимает глаза.
Бля-я-я-дь…
У нее охренительные глаза. Охренительные губы. Охренительное тело.
Я вижу, что когда она делает вдох — мышцы на ее прессе напрягаются и вырисовывают в привлекательную линию. Вижу, как ее упругая, большая грудь вздымается. Вижу, как наяву, что внутри нее тесно и горячо.
Я хочу попасть в нее. Это чувство стирает весь разум и все минусы нашего брака. Когда она такая — я теряю разум абсолютно и снова чувствую ту дичайшую тягу. Иногда мне кажется, что у меня получилось избавиться от нее. Особенно когда Стефа нажирается до состояния невменоза и больше похожа на кусок мяса, чем на женщину. Когда она орет дурниной. Когда закатывает истерики. Да, мне кажется, что тяга моя умерла, но потом происходит такой момент, и она снова взрывается под кожей и становится мощнейшим выбросом эндорфина, адреналина и всех, блядь «ина-гормонов», которые делают из тебя не человека, а долбоеба.