Рывком открывается дверь. Мужчина передо мной явно спал. Вокруг его бедер обернуто полотенце, он щурится, хмурится, не врубается, какого черта происходит и кто перед ним стоит. Я его понимаю, и опять же. Будь я в адеквате, непременно смутилась и такой картине, и своему приходу сюда, но я не смущаюсь вообще.
- Что такое? - хрипло спрашивает он, а я отталкиваю его в сторону и заваливаюсь внутрь.
- Есть разговор. Надеюсь, что вы один.
Он и правда один. Темно, все иллюминаторы закрыты. Его номер не такой шикарный, как мой: обычная, двуспальная кровать, чемодан убран под небольшой столик. Здесь не тесно только потому, что уровень парома не тот. Даже в «стандартах» тут места много и есть чем дышать.
Я встаю у окна, обняв себя руками. Чувствую, что хозяин номера растерян, делает пару аккуратных шагов в мою сторону, после того как тихо прикрыл дверь. Молчит. Я хмурюсь.
- Простите, но…
- Я знаю, чего вы хотите, - перебиваю его и резко оборачиваюсь, - Вы здесь из-за меня, Егор Владиславович.
Егор Владиславович Савельев — хозяин еще одного издания. «Пушкин» — так его называют в наших узких, литературных кругах. Появился относительно недавно, года два назад. Молодой, амбициозный, успешный? Вполне. Он успел выпустить пару впечатляющих проектов, хотя опыта у него не так много.
Мы с Алиной про него узнали еще в тот вечер нашей первой встречи с Глебом. Потому что когда я поспешно уходила, утопая в отвращении от того факта, что мне приходилось быть на одной плоскости с главной потаскухой всея Руси — Стефанией, — Егор очень пристально смотрел на меня. Смотрел и ухмылялся.
Я хорошо знаю этот взгляд. Так смотрят издатели на потенциальную, золотую жилу. Я этот взгляд уже чувствовала на себе, когда меня пытались перекупить, и это очень приятный взгляд. Правда. Знать, что тебя настолько высоко ценят — это приятно, даже если для них ты всего лишь трофей. Ничего страшного. Для меня они тоже не значат больше, чем инструменты. Это бизнес. Каждый играет свою роль.
Сейчас, конечно, бизнес выглядит сомнительным, но опять же. Я бы смутилась, будь я в адеквате, потому что ни разу за мою карьеру и за все те годы, проведенные с Глебом, мне не приходилось вести деловые разговоры фактически голой. Притом, если обнажение касается обеих сторон сразу.
Теперь мы смотрим друг другу в глаза. Он насторожено, я, высоко задрав голову и сжимая в руках письмо от своего бывшего, которое физически отпустить не могу.
Смотри! Смотри, Анечка, что он за козлина на самом деле. Смотри и наслаждайся.
- Эм…хорошо, - начинает Егор, делая шаг в сторону постели, но тут же тормозит.
Он чувствует себя неловко, и я его понимаю. Наверно. Точнее, я его точно пойму, просто потом, а сейчас мною все еще руководит ярость.
- Вы меня хотите, - выдаю, и его брови тут же взлетают наверх.
Пушкин обходит меня взглядом, тормозит на груди, и я обнимаю себя руками, наконец-то ощущая легкие отголоски собственной неловкости и стыда.
- Я имею в виду, как автора!
Егор давит тихий смешок.
- Разумеется, - короткий вздох, - Ну, допустим. Но…
- Я подпишу с вами контакт. На своих условиях.
Тишина проникает в комнату и создает оглушающий вакуум. Мы снова смотрим друг другу в глаза, пока он соображает, а я теснее сдавливаю в кулаке эту жалкую писульку, которая звучит, как самое отвратительное оскорбление из всех оскорблений, когда-либо мне нанесенных.
- Вы меня слышите?! - требовательно переспрашиваю, он пару раз моргает и вдруг улыбается.
- Простите, просто мне никогда не приходилось вести такие разговоры в подобной обстановке.
Тушуюсь и немного «отхожу» назад.
Тормози. Ты к нему в номер ворвалась, он спал, да еще вы оба голые почти. Успокойся, блин!
Шумно выдыхаю, прикрываю глаза и повторяю.
- Я знаю, что вы хотите подписать мою книгу своим брендом, и я согласна, но у меня есть условия. Готовы их выслушать?
- Сей…сейчас?
- Именно сейчас.
Упрямо сажусь на край его постели, закидываю нога на ногу и требовательно смотрю в глаза.
- Другого шанса я вам не дам.
- Могу я узнать…
- Потому что никто не должен знать о том, что я здесь была, Егор Владиславович.
На этот раз пауза длится совсем немного. Я вижу, как в его глазах зажигается неподдельный интерес, а сонливость уходит на задний план.
- Интересно… - Егор издает еще один тихий смешок, потом бросает взгляд на спинку стула и спрашивает, - Могу я одеться?
Смотрю туда же на мягкие, серые спортивные штаны и киваю.
- Да.
- Спасибо.
«Спасибо», - фыркаю про себя, медленно обходя его номер глазами, - Как саркастично. А он ядовитый…
И пусть его можно понять, конечно, но все равно. Ядовитый. Немного. Хотя ситуация забавная…
Тихо усмехаюсь, поплотнее сжимая себя руками. И сбежать бы? Ведь я веду себя, как дура, и сейчас как-то в моменте это осознаю, но я не побегу. Уже начала, значит, дело до конца доведу, чего бы мне это ни стоило.
Егор возвращается достаточно быстро. На нем эти самые штаны и все. Против воли оббегаю широкую грудь взглядом: выглядит он хорошо. Даже слишком. Для издателя. Явно занимается спортом, большой, с татуировками. На одной руке у него какие-то кресты и надпись каллиграфическим почерком, на второй узор чем-то напоминающий Майя. На правой груди тонкая линия и еще одна надпись. Я успею разглядеть еще одну татуировку на ребрах, вылепляю темную дорожку волос, уходящую под тонкую резинку штанов, и тут же отворачиваюсь.
Черт возьми.
Он заметил, как я его разглядываю, и это заставляет меня покраснеть. Еще немного прийти в себя, потому что…блядь! Что я творю вообще?! Ворвалась, теперь таращусь! Могу себя оправдать, конечно, длительным отсутствием секса, а он…ну, блин, очень привлекательный мужчина! Очень! Взъерошенные, светлые волосы. Прямой взгляд светло-серых глаз. Аккуратная борода. От Пушкина веет силой, умом и спокойствием, а еще толикой сарказма и явного веселья от всей этой ситуации.
Ему она доставляет удовольствие. В каком-то роде, конечно, но гораздо меньшим, чем «дело». Гораздо больше в нем именно холодного расчета. И, возможно, с какой-то женской стороны такое отношение — это немного обидно, но я здесь не как женщина, а значит, все супер. По крайней мере, гораздо лучше, чем с Богданом, который, я уверена, был бы расположен совсем в другую сторону, случись у нас такой курьез. Это читается сразу. Вместе с его спесью, заинтересованный, мужской взгляд. С Егором сразу понятно, что такого не будет: для него важнее дело, нежели все мои прелести под кружевом, на которое он старается не смотреть, потом и вовсе подходит к стулу, берет плед и передает его мне.
Отворачивается…
- Чтобы вас не смущать.
Этот жест заставляет меня слегка улыбнуться. Я закутываюсь в плед, а потом решаю, как мне кажется, элегантно пошутить, чтобы разрядить обстановку.
- Вау, какие манеры. И нет желания воспользоваться моим положением?
- Я не смешиваю работу и личное, Анна Витальевна.
Снова немного обидно, но в целом окей. Это мне и нужно.
- Я просто пошутила.
- Знаю.
«Но все равно считаю важным озвучить» — он не говорит, я сама это додумываю, но базируюсь на его поведении, поэтому, как мне кажется, добавляю очень в тему.
- Можете поворачиваться, я все.
Пушкин поворачивается и припадает к стене спиной, поднимает брови и смотрит мне в глаза твердо и спокойно. Больше там нет игры и нет никаких отвлечений. Скажем так, ничего нет, кроме деловой заинтересованности.
- Могу я узнать, почему вы пришли ко мне в номер в шесть утра, разбудили меня и просите о секретности?
- Вы знаете Глеба Гришина?
- Знакомы, - холодно отвечает он.
- И Богдана Измайлова, как я полагаю, тоже?
Если имя Глеба не вызывает в нем особой реакции, то имя Богдана накаляет воздух, нагревает его и давит, как под прессом.
Егор сцепляет челюсть, щурится слегка, а потом чеканит.
- Имел неудовольствие общаться.
Интересно…
- У вас конфликт?
- Зачем вы здесь?
Окей. Значит, об этом он говорить наотрез отказывается. Любопытно, конечно, но важно ли докопаться до истины в призме моей ситуации? Конфликт налицо и…хотя стоп! Никаких «и», мне важно! И любопытно тоже.
Вздергиваю носик и повторяю.
- У вас конфликт?
Егор смотрит на меня не мигая. Теперь его с натяжкой можно назвать деловым человеком, потому что все, что он хочет — это меня придушить. Я это вижу сразу, но не отступаю.
- Я хочу знать.
- Как это связано с предметом нашей беседы?
- Напрямую, вообще-то. Мне важно знать, в каких отношениях вы состоите.
- Ни в каких.
- Но между вами конфликт.
- Я не хочу это обсуждать.
- Придется, если я вам нужна.
- И снова: как эти вещи связаны между собой?
- И снова: напрямую. Я хочу знать, как вы к нему относитесь, потому что для того, что я задумала, это должна быть не просто конкуренция. Желательно. Поэтому повторю в третий раз: у вас конфликт?
Егор молчит снова, будто что-то решая для себя. Ну, или решая, как именно меня выставить за порог? Даже не знаю, правда начинаю склоняться к последнему, но внезапно…
- Когда-то мы с Богданом дружили, пока он не выебал мою невесту за три дня до свадьбы. Это достаточно весомый аргумент, чтобы поделиться со мной причиной своего столь экстравагантного появления в моем номере в шесть утра?
Бесится.
Я это чувствую: он бесится из-за того, что я заставила его вывалить, наверно, самое неприятное и больнючее из всего неприятного и больнючего, что было в его жизни. Знаю, что для мужчин такие вещи унизительны. Наверно, он себя сейчас так и ощущает, а еще злится из-за необходимости оголить душу перед незнакомым человеком, но…черт, он даже не понимает, как этими словами заложил очень важный фундамент наших отношений. Потому что мы похожи. Он не знает, но мы очень похожи, и я сама по себе начинаю доверять ему больше.