- … И я…а она…а потом…он…букет такой еще припер, сволочь! - сумбурное бурчание прерывает громкий, до комичного детский всхлип.
Мама мерно моет посуду…
Она у меня вообще такая. У нее внутри может бушевать буря, но она никогда ее не покажет, потому что считает, что слезы — это, конечно, хорошо, но они делу не помогут. Мою эмоциональность она списывает на профессию, а еще на очень нежный возраст. Ну и пусть! Может быть, она не сидит и не обнимает меня, не кудахчет вокруг, а по факту — это лучшее, что сейчас мама может для меня сделать. Дать выговориться и помочь советом. Что мне делать? Я не знаю. Я совершенно не понимаю, что мне теперь делать…
- … Там дождь шел, и я…я чуть не врезалась…
Мама резко застывает, а тарелка выскакивает у нее из рук и гулко бьется о стенки раковины. Я замираю. Не решусь сказать, что на мгновение подумала о том, как было бы круто все-таки врезаться…только маме это и не нужно. Думаю, у всех мам работает какая-то внутренняя чуйка на весь тот треш, который творят их дети, и мне стыдно. Мне очень-очень стыдно, поэтому я затихаю окончательно и опускаю глаза на свои пальцы.
Пожалуйста, прости меня за эту глупость…
Вода выключается. Ну, вот сейчас она мне точно скажет, что я идиотка… А может, и пусть? В смысле…думаю, мне надо услышать это, чтобы окончательно подвести итог всего того, что со мной случилось.
Мама медленно оборачивается, и знаете? То, что она выдает дальше, чуть надменно приподняв бровь — это действительно лучшее, что со мной происходило.
- И это все…из-за мужика, Аня?
Вопрос такой простой, но такой точный. Он бьет в самую цель.
Ты тут сидишь, убиваешься. Ты убивалась до этого. Ты почти не спала. Ты позволила себе унизиться. Ты позволила унизить себя, а потом еще смотреть с мерзкой, липкой жалостью…и ради чего?! Ради мужика?
Как глупо…
Я внезапно чувствую себя такой идиоткой, что все остатки истерики испаряются и уходят куда-то на задний план, а я сама в тупике. Притом не в таком же, в каком была всего пару мгновений назад. Этот тупик означает одно: твой мозг встает на место. Со скрежетом, возможно, медленно, но встает.
Действительно.
Я все это допустила…из-за мужика? Господи, какой позор; где был мой разум? Я как будто его потеряла вместе с логикой и самоуважением.
Какого черта?...
Краснею и моргаю часто. Кожу неприятно стянуло, а ресницы слиплись. Мама долго смотрит на меня, а потом вздыхает и подходит к холодильнику, откуда достает вино и разливает его молча по бокалам.
Один двигает мне.
- Выпей. Оно ничего такое…в меру кисленькое, в меру сладенькое. Медовое. Мне понравилось.
Растерянно смотрю на бокал, потом снова на маму. Она не реагирует, выпивает свой бокал и громко вздыхает, а потом опускается на стул напротив меня и кивает.
- Знаю, Аня. Это очень больно…предательство — это страшно. Меня, конечно, Бог уберег от такого. Твой отец был потрясающим мужчиной, и знаешь? Так редко бывает…чтобы человек был и хорошим отцом, и хорошим мужем, но он был таким…
- Я знаю…
- Пей.
Пью.
Послушно подтягиваю к себе бокал и делаю небольшой глоток. И правда, ничего такое. Вино белое, фруктовое, отдает медом и оставляет хороший, сладкий привкус на языке.
Мама пару мгновений молчит, словно задумываясь над тем, что скажет дальше. Или над тем, как было раньше, когда папуля был еще жив…
- Но…ты не обижайся на меня, хорошо? С твоим Глебом все было сразу понятно.
- Что понятно?
- Он не такой мужчина. Глеб — очень много говорит.
- Я помню. Это мне папа сказал сразу.
- Потому что он видел его насквозь. Сразу сказал, что с Глебом этим…никогда не угадаешь.
- И вы молчали…
- А ты бы нас послушала? - горько усмехается она и снова наполняет свой бокал.
Я делаю глоток из своего. Нет, на самом деле. Не послушала бы, только разозлилась на родителей — вот и весь итог, который тоже не нужно озвучивать вслух. Мама все понимает. Она ласково мне улыбается, а потом проводит пальцами по щеке и кивает.
- Дети должны набивать шишки сами, Аня. Как иначе вы научитесь жить, а? Иногда это очень больнуючие шишки, и как бы я хотела…доченька, как бы я хотела забрать себе всю твою боль, но, к сожалению, это невозможно. Ты должна сама с этим справиться, понимаешь?
- Наверно…
- И ты справишься, Ань. Ты у нас сильная. Мы тебя такой вырастили, да и потом…ты очень похожа на своего отца, а его ничто не смогло бы сломить. Будет сложно, врать не буду, но я буду рядом с тобой, доченька. И однажды ты будешь готова обернуться назад и просто посмеяться, что была такой дурочкой и так убивалась по мужчине, который того не стоит.
- Думаешь? - сжимаю ее пальчики сильнее, мама тихо усмехается и кивает.
- Знаю. Глеб — не твоя судьба. Он никогда не был твоей судьбой и никогда ей не станет. Пока ты с этим не готова согласиться, но когда ты встретишь своего человека, все поймешь. Это будет по-другому, - улыбается она мягко, - Но еще прекрасней, чем в первый раз…
Мне хочется в это верить. Сейчас я действительно не могу согласиться с тем, что говорит мне мама, но я привыкла доверять своим родителям. Они меня очень сильно любят и никогда не пытались переделать, а только поддерживали-поддерживали-поддерживали. Даже когда я выбрала профессию, которая, казалось бы, да? Сомнительная. В широком смысле этого слова, конечно же. В безопасном смысле. Гораздо эффективней было бы направить меня на другой путь. Например, в экономический или юридический. А писатель? Тут никогда не угадаешь, но мама и папа видели, как я горю своим делом, и они верили в мой талант. Видимо, такая вера — наше семейное, а то, что Глеб никогда не делал этого — подчеркивает, что он нашей семьей так и не стал.
- Так, - мама упирает руки в стол и поднимает на ноги, - Пойду приготовлю твою комнату, а ты пока пей вино. И знаешь? Дам тебе еще один совет.
- Какой?
- Выдели себе время на страдания.
- В график его запихнуть, что ли? - усмехаюсь криво, мама тихо цокает языком.
- Я имела в виду, дай себе, например…неделю? Да, неделю на слезы и сопли, а потом бери-ка ты себя в руки, дорогая, и начинай заниматься разводом.
Развод…такое пугающее слово, но мама и это видит. Оно сжимает мое плечико и кивает.
- Знаю, страшно, Ань, но это только первый шаг сделать ужасно, потом станет легче. Когда втянешься…
- Втянусь в развод?
- Ну…да? Люди существа такие. Они адаптируются ко всему, даже к самому страшному и ужасному. Всё. Подумай и озвучь, пожалуйста, сколько ты даешь себе времени на страдания, чтобы я тебя зазря не тыкала. Потом начну. Имей в виду. Начну, Аня. Ты у меня еще издаваться будешь, замуж выйдешь и детей нарожаешь назло всем «самым красивым женщинам» и подлым предателям. Все у нас будет хорошо.
- Обещаешь, мам?
Она ласково улыбается мне, приобнимает и кивает.
- Обещаю. Если боль твою себе забрать я не смогу, то с остальным проблем не возникнет. И да, Аня. Надеюсь, это последний раз, когда я слышу о каких-то безумствах из-за сомнительных мужиков. Ясно?
Снова слегка краснею и тушуюсь, опустив глаза на свои руки.
- Ясно, мамуль. Прости. Черт попутал…что ли. Не знаю…
- Это была ошибка, на которой ты уже чему-то научилась. Видишь, Анют? Все неспроста. Запомни это. Если одна дверь закрывается, судьба всегда открывает другую. Ее нужно только увидеть…
«Развод»
Аня
Развод — это страшное слово. Мало того, что оно разбивает твое сердце, так еще и ставит в положение, когда непонятно, что будет завтра и что тебя ждет.
Развод — это конец. Всем твоим мечтам, всем твоим надеждам, всему, что когда-то было тебе дорого. Вот вчера ты еще мечтала о том, как будет круто, когда у вас появится малыш. О том, как он будет похож на твоего любимого человека, а сегодня — ПУФ! И как «я влюбился, прости меня» — это такая же снежная лавина, которая падает тебе на голову и дико дезориентирует.
Но знаете…что хуже во всех этих бюрократических прелестях? Если так посудить? Хуже всего, когда развод этот происходит по любви.
Думаю, кому-то удавалось уворачиваться, и на их головы падали все последствия в момент, когда они уже не любили. Или, по крайней мере, не так любили. Но я не из этих везучих женщин. И отряхнуться мне сложно, а подняться с колен тем более.
Я закладываю на страдания неделю, но после этой недели мне все еще сложно осознать все то, что произошло…в полной, того требующей мере. Наверно, если бы не мама, я пролежала бы в какой-то дикой кататонии еще пару месяцев, но она, как и пообещала, едва стрелка часов перевалила за порог моего личного дедлайна, начала меня тормошить.
Я ее в тот момент ненавидела, конечно…разумом ты все понимаешь — это правильно. Нельзя зарываться в своих психологических проблемах или укутываться в них, как в любимый плед. Нужно жилы рвать, вставать и идти вперед, но как тут встанешь, когда только вчера ты захлебывался в своих слезах?
Да, их не стало меньше. Каждое напоминание о Глебе дерет мне душу, а он, кстати, не облегчает мои мытарства. О нет! Глеб названивает мне всю неделю, пока я боюсь выйти в сеть и увидеть какую-нибудь гадкую новость или…не знаю, фотографию? Глеба многие знают, а еще у нас общий круг знакомых, что очевидно. И я как представлю, что они все будут знать…о нет, нет, нет. Хочется зарыться в безопасное место между своих подушек и там же навсегда остаться.
Но опять же — мама.
Прямо с утра по истечении недели она сует мне трубку в руки и кивает.
- Звони?
- Куда, мам? - устало тру глаза, она цокает языком.
- Опять всю ночь не спала…Аня! Хватит! Мы с тобой договорились.
- А что, если я не могу?! - рычу, за что мне, конечно, безумно стыдно, но раздражение сдержать не получается.
Мама проглатывает обиду. Я непременно извинюсь потом за то, что позволила себе сорваться на нее, но…не сейчас. Не могу сейчас. Это выше моих сил…