- Звони, - настырно продолжает она, пихая трубку к носу, - Давай! Он всю неделю мне прохода не дает! Припекло, ишь ты!
Это больно. Я на маму смотрю, как на врага, и не понимаю, зачем она уточняет? Ты специально меня по живому? И да, снова логика подсказывает, что это самый действенный способ: нельзя давать себе пустые надежды, которые я дала себе и забрала, потом снова выдала кредит и снова отняла его, а еще проценты насчитала.
Глупо…
Но он звонит, и я надеюсь, что вдруг…Глеб передумал? Конечно же, нет. Мама права. Ему просто неймется побыстрее закончить одни отношения, чтобы не скрывать вторые. И вот у меня вопрос: интересно, это его желания, или Стефания так сильно на него давит? Наверно, поставила ультиматум:
«Мине нядьоелёпрятяться, Глебусик! Тиобисчяль! Сделяй! Немедленнё! Хотю-хотю-хотю! Офитиальнийстятюсь! Хотю и тёчка!»
Во, блин. В душ бы сходить…
Не знаю, может быть, я предвзята настолько, что в моей голове Стефания выглядит такой бесполезной, капризной сукой? Или это на самом деле так? Но мне неинтересно. Наверно, все-таки мама права. Надо позволить и побыстрее все отрезать, чтобы уже не думать и не вспоминать.
Ха! Конечно…так это не работает. Вот бы таблетку от памяти из Матрицы, но увы и ах, у меня есть только гренки и овсяная каша.
Ладно, хватит. Я правда тяну кота за причинное место, а это никому еще не помогало.
Мне страшно и больно. Мне ужасно. Но по итогу должно же стать лучше? Потом? Ну, когда-нибудь? И чем раньше я отрежу, тем ближе к «когда-нибудь» стану.
Киваю, а потом встаю и вместе с телефоном иду в библиотеку. Папа любил тут сидеть, и это тоже больно — видеть его кресло, а его нет, но…это последняя моя надежда на отцовскую поддержку.
Эта комната будто хранит его дух…
Поэтому я залезаю в кресло с ногами, прикрываю глаза и прикладываю трубку к уху, откуда идут совсем неприятные гудки.
Дуууу — дуууу - дууу.
- Аня? - звучит его тихий голос, от которого по моему телу идет рябь, как если бы в пруд бросили огромный булыжник.
Я сжимаюсь сильнее. Так странно…как может быть, что голос человека, который еще неделю назад был тебе дорог, сейчас…просто какое-то нечто. Ничего не стоящее нечто совершенного незнакомца…
Кто ты? И где мой Глеб? Или ты всегда таким был?
- Ань, ты меня слышишь?
Слышу, к сожалению.
Беззвучно выдыхаю, жмурюсь сильнее и киваю.
- Слышу. Ты звонил, я не могла говорить.
Какое жалкое оправдание. Будто он не знает, что с тобой сейчас происходит. Просто ему плевать. Он может, конечно, строить из себя рыцаря в блестящих латах, скорее всего, даже справится о моем самочувствии, но я знаю, что это блеф.
Ему насрать — вот она правда. Если бы все было иначе, он бы со мной так никогда не поступил…
- Кхм, да. Понимаю, - мнется он, а потом…о чудо! Это происходит, - Как твои дела?
Я же говорила.
От глупости ситуации хочется рассмеяться. Он опять это делает, только если сначала извинялся, теперь спрашивает, как мои дела? После того как вырвал сердце из груди, а в спину воткнул огромный нож.
- Давай ближе к делу, - резко отвечаю, - Ты же звонишь по поводу развода.
- Зачем ты так?
Его голос похож на лебединую песню. Столько же драмы и притворной заботы, от которой я бешусь еще больше.
Тварь!
Хватит строить из себя гребаную жертву обстоятельств или джентльмена! Это не твоя роль! Ты — злодей! Который убивает людей с трагичным выражением лица и комичным (относительно ситуации) «мне жаль».
- Ты подал заявление? - цежу, чтобы не сорваться в оскорбления.
Это никому не нужно. Ни мне, ни ему.
Глеб молчит пару мгновений, потом откашливается и говорит.
- Пока нет. Думаю, сначала нам надо обсудить имущество? Чтобы не возникло разногласий во время суда.
Напрягаюсь.
- Каких таких «разногласий»?
Все делим пополам. Такой закон. Кроме, разумеется, квартиры. Папа подарил ее на свадьбу, при этом сделал это через дарственную на мое имя. Знал. Он знал, что я рано или поздно с Глебом расстанусь…
«Он никогда не был твоей судьбой, и никогда ей не будет…»
- Я оставлю тебе машину, твои счета и квартиру…
- Ты мне оставишь мою же квартиру? Забавно.
- Ань, давай не будет превращаться в этих людей.
- В каких «этих» людей?!
- Врагов, которые готовы друг другу глотки вырвать из-за денег.
- Интересно…
- Я хочу все сделать правильно.
- Правильно?! - срываюсь все-таки на крик и резко вскакиваю на ноги, - Может быть, тогда не надо было трахать шалав у меня за спиной?! Как тебе такая идея?!
- Аня! - строго и жестко осаждает меня, - Не выражайся — это во-первых, тебе не идет, а во-вторых…Стефания не шалава.
Из груди рвется глухой смешок, пока там все мешают огромной палкой. Очень грубо. И очень болезненно.
- А кто она? - слезы срываются с глаз, - Кто, Глеб?! Ей даже не стыдно!
- Ань, пожалуйста…
Мне приходится напомнить себе о том, что этот разговор смысла не имеет. Какой? Он будет ныть, будет отстаивать честь своей шлюхи, как бы парадоксально это ни звучало, а мне просто будет больно. Хотя справедливости ради, сейчас я чувствую больше отвращения, чем любви.
- Какие у нас могут быть разногласия, Глеб?
Он молчит пару мгновений, а потом тихо говорит.
- Я оставлю тебе машину, ни на что не буду претендовать больше, а сверху дам тебе денег, но…бизнес мы не делим.
Бам! Вот оно! Вот оно… я застываю и ушам своим не верю просто! От возмущения аж дыхание перебивает! Вот же…козлина!
- А ничего, что твой бизнес получил развитие благодаря деньгам моего отца, а?!
Я еле языком шевелю, если честно. Чего угодно можно было ожидать, но не этого! Не этого! Вот же…сука! Меркантильная, грязная тварь!
- Поэтому я оставлю тебе деньги. С процентами, Аня. Весь вклад твоего отца с…
- Ты просто…сука, Глеб.
- Аня, пожалуйста. Давай не будем опускаться до оскорблений!
Выдыхаю яростный смешок и кривлю губы.
- Не будем опускаться до оскорблений?! Ты меня использовал! Взял деньги моего отца, развил свое дело, а теперь, как отработанный материал, можно Аню и на помойку?! Так получается?!
- Да на какую помойку, Аня! Я оставлю тебе де-нь-ги! Еще раз повторяю! И достаточно много!
- А кто оплатит все мои силы, которые я в тебя вложила, а?! Все мою поддержку?! Заботу о тебе, гнилой ты человек! За мою любовь! Да кем бы ты был без меня?! Ничтожество!
Знаю-знаю-знаю. Меня несет. Но, черт! От такой несправедливости и гадливости. От мерзкого чувства себя использованной и в хвост, и в гриву…я просто не могу! Не могу сдержаться!
И знаете, что я получаю в ответ? Максимально циничное слово, которое расставляет все по своим местам.
- Проценты, Анна.
Вот так. Проценты. Проценты, Анна…до свидания.
- Ты…ты просто подлая тварь! Гандон! Ублюдок! Проценты?! Да пошел ты в жопу! Засунь их своей потаскухе в глотку! Тварь!…
Что я орала дальше, одному Богу известно. К концу моей тирады, где я высказала Глебу еще тонну оскорблений на уровне ультразвука, у меня даже в горле першило.
Он не ответил никак. Только тихо вздохнул и попросил «подумать» и все-таки подписать бумаги, которые он прислал с курьером.
Я сбросила. Какие такие бумаги?! Буду выяснять уже у мамы, а с этим куском дерьма мне говорить больше не о чем!
Вылетаю из библиотеки, а потом буквально бегу на первый этаж. По пути, конечно же, поскальзываюсь и чуть не валюсь с лестницы, только мне наплевать. Я поднимаюсь моментально и продолжаю свое «увлекательное путешествие», а когда добираюсь до кухни, с порога рычу:
- Где бумаги, мама?!
- Что?
- БУМАГИ! КОТОРЫЕ! ПРИСЛАЛ! ЭТОТ! МУДАК! ГДЕ ОНИ?!
- Господи, Аня, что случилось?
- ГДЕ?!
Мама растерянно моргает, а потом подходит к окну и снимает с него желтый конверт, который я кромсаю, как бешеный росомаха.
Через мгновение я понимаю, что за бумаги. Простым языком? Это отказ от бизнеса. От своих законных прав! Он больших денег, взамен чего я получу тоже немаленькие отступные, конечно, а…и еще ж машину! И собственную квартиру! С поклоном!
- Сука… - от злости я так сильно впиваюсь пальцами в листы А4, что он под ними просто мнется.
А я мечтаю, что на их месте оказался бы Глеб и его подлая морда!
- Аня? - тихо зовет мама, я на нее взгляд бросаю и быстро шмыгаю носом, некрасиво вытерев его запястьем.
- Он хочет, чтобы я отказалась от бизнеса!
Еще пару мгновений тишины, за которыми следует аккуратный, но, как по мне, все равно тупой вопрос.
- И это…проблема?
- А ты не видишь проблемы?!
- Ань…
- Что, мам?! - ору, отшвыриваю бумаги в сторону и сбиваю ими бедную сахарницу, которая с грохотом падает на пол.
Потом уберу.
Пока у меня есть дела поважнее. Я жестко смотрю на маму и шиплю.
- Ты считаешь, что все нормально, так? Что я заслужила быть отюзанной и в хвост, и в гриву?!
- От…юзанной? Что это значит?
- Использованной, мама! Мало того что эта тварь мне изменяла, так теперь он еще хочет ощипать меня, как курицу перед обедом! И ты не видишь в этом проблемы?! Что за херня?!
Часто дышу, а мама молчит. Потом она вздыхает тихо, присаживается и собирает листы с пола, кладет их на стол и наконец-то смотрит мне в глаза.
- Ты хочешь честно, Ань?
- Что? - цежу сквозь зубы, мама жмет плечами.
- Пусть забирает.
- Мама, господи!
Не могу! Что за тупость?! Почему?! Это несправедливо! Я не меньше, чем он, вложила в издательство! Может быть, даже больше! А теперь, когда мне нашли замену, можно все обесценить! Не только наш брак, но и мой труд! Ну, разумеется. Конечно! А я такая милая и ласковая, все приму, все сожру, даже если это будет абсолютное дерьмо!
Закатываю глаза и смотрю в потолок. От обиды колотит и внутри, и снаружи. Как мы до такого докатились? И вот я снова задаюсь вопросом, который уже себе задавала: он стал таким или всегда им был, а я просто не видела?…