- Ань, послушай… - мама подходит ко мне и берет за руки, - Это всего лишь деньги. Твой папа позаботился, чтобы мы в них не нуждались, а он? Пусть забирает. Ты целее будешь.
- Я его в суде размотаю!
- И я в этом не сомневаюсь, но ты оплатишь этот суд не монетами, а своими нервами. Поверь, я понимаю, о чем я говорю. Зачем? Пусть подавится. Нам они…
- Неважно! Нужны или не нужны, это неважно, мама! Это принципиально! Потому что со мной так нельзя! Ясно?! Нельзя!
- Ань, я думаю в первую очередь о тебе. Этот процесс высосет из тебя все силы, а я этого не хочу. Посмотри на себя! На тень похожа! Похудела, осунулась…а что с тобой будет, когда ты вступишь в эту бессмысленную грызню?
Молчу. Не знаю, что со мной будет. Честно. Я даже не знаю, делаю я это из-за денег…хотя нет, это я знаю точно. Не из-за денег. Я воевать хочу не из-за денег, а потому что…со мной так нельзя! Я живой человек и…ну, нельзя так, понимаете?…
- Анют, - мама ласково улыбается и кивает, - Подумай о себе. Пусть забирает свое издательство, у нас и без него все будет хорошо. А он…ему это еще аукнется, доченька. Бесчестие и обман всегда возвращается, попомни мои слова…
«Определи, что тебе важнее»
Аня
Три дня кряду мы с мамой находимся в серьезных контрах. Она пытается убедить меня, что я должна «простить и отпустить», а я пытаюсь сказать, что какого черта я должна прощать и отпускать, если меня и в хвост, и в гриву? Ему же было явно мало изменить мне. Теперь он хочет отобрать то, что принадлежит мне по закону! Ведь по итогу Глеб просто использовал глупую, маленькую девочку с богатым папой, который оплатил ему будущее. Ему и его «самой красивой суке»! Отлично придумали. Теперь, когда все высоты достигнуты, можно девочку и списать, а так как богатого папы больше нет, никто ее не защитит.
Вот как я вижу эту ситуацию! Мама только головой качает и губы поджимает. Она не хочет, чтобы я ввязывалась. Она хочет побыстрее закрыть вопрос с разводом, потому что так мне будет проще. И да, я согласна, с какой-то стороны она права. Я не представляю себе, как будет сложно стоять с Глебом по разные стороны баррикад и выгрызать себе все, что причитается. В перспективе это станет огромным испытанием, которое я…черт, не факт, что вывезу. Мама это знает. Все-таки воевать с тем, кого ты любишь — дело неблагодарное. Плюс ко всему, я уверена, что его кошка подключится. Она начнет топить меня с другой стороны, выкладывая их фотографии, появляясь с ним на публичных мероприятиях. Она и до этого появлялась, конечно, но теперь они не станут скрывать своих отношений. Как снежный ком, на меня обрушится сразу все. Боль от предательства, взгляды, знание наших друзей. Я догадываюсь, что на меня никто, конечно, пальцем показывать не будет, но шептаться за спиной начнут.
Станут сравнивать…
И в конце концов они поймут Глеба. Потому что Стефания — самая красивая женщина, а я просто Аня. Притом не в лучшей своей форме.
Когда я смотрю на себя в зеркало, не узнаю того, кого там вижу. Я очень сильно похудела и действительно осунулась. Глаза опухшие, красные, под ними огромные синяки. Губы искусанные…не человек, а тень того, кем он когда-то был. Без огонька в глазах. Без жизни в сердце. Как только я ввяжусь в процесс — это станет моим медленным суицидом.
Или можно поступить иначе.
У мамы есть двоюродная сестра, с которой они очень близки. Она живет во Франции, и я, на самом деле, благодаря ей поняла, что писателем стать возможно. Она не писатель, конечно, но она работает в крупном, парижском издательстве главным редактором. Почти как Глеб. Она ищет таланты. Мама отправила ей мой роман, который я написала пару лет назад про русскую княжну и ее запретные отношения с мужчиной младше ее и ниже по статусу. Он ей безумно понравился! И она хочет показать его своему начальнику, который сто процентно (по заверениям мамы и тети Инны) захочет его издать. Сначала, конечно, перевести на французский, а потом издать, но издать! А Глеб никогда не хотел…он всегда говорил, что мне пока рано, что нужно поднабрать опыта, и я ему верила. Сейчас закрадывается мысль, что по какой-то причине ему было не совсем выгодно моя самореализация в профессиональном плане. Конечно, как тогда я смогу все свои силы вкладывать в его работу, если буду занята своей?
Снова злюсь. Сжимаю кулаки и жмурюсь.
Он отнял у меня все. И я не только про свое сердце, но и про свое время, а теперь что же получается? Прости и отпусти? Нет!
Решительно выхожу из ванной комнаты и иду в гостиную, где собираюсь сказать маме свое окончательное решение: я буду сражаться! И не за деньги! За принцип! Потому что со мной так, черт возьми, нельзя!
Но я замираю на пороге…
Мама заснула, подоткнув голову рукой, а у вдруг сердце сжимается, глядя на нее. В своих страданиях я совсем не заметила, что она тоже переживает, и что ей тоже сложно.
Моя мама бесконечно устала.
Мы с ней смотрели «Унесенные ветром», когда я вышла «попудрить носик», так что по телевизору Скарлетт О’Хара продолжает сражаться за Тару, а я…вдруг понимаю, что…как бы это ни было неприятно, но, похоже, мне действительно нужно отступить. Хотя бы ради мамы, если не ради себя.
Конечно, мне это не нравится. Что-то внутри все равно встает на дыбы, когда я медленно подхожу к маме и беру плед, но…я же понимаю, что она будет рядом со мной. Она будет меня поддерживать до конца. И я боюсь представить, каким сложным испытанием это станет на самом деле. Я же буду плакать. Я знаю, что буду. Слез набежит целое море, а может быть, даже океан. Они ударят по мне, конечно, но по ней они ударят сильнее. Эта неделя будто состарила и вымотала маму лет на десять, а если я вступлю в войну, всего будет еще больше. Притом только отрицательного. Никакого просвета. И ради чего?...Ради справедливости? Мы ведь в деньгах действительно не нуждаемся. А мама у меня одна…я не хочу ее потерять. Ее надо беречь, как и себя, полагаю, тоже.
Вздыхаю, бережно накрываю ее пледом, а потом выключаю телевизор и тихо выхожу из гостиной, прикрыв за собой дверь.
Звонить ему — не стану! Мне вообще не хочется больше ни видеть, ни слышать о Глебе, но сообщить о своем решении как-то надо. Поэтому я трусливо пишу сообщение, а сама над собой насмехаюсь: ну да, суд, а то как же. Ты даже голос его слышать не можешь, господи…борец, черт возьми, за справедливости. И куда ты лезть-то собралась? Когда у тебя нет сил даже на обычный, телефонный разговор?
Вы
Сколько я получу, если соглашусь?
Пока я пишу короткое сообщение, сама поражаюсь маминой проницательности. Наверно, все мамы такие? Но я верю, что моя особенная. Она знала, что я не вывезу, и я не считаю это оскорблением, хотя достаточно обидно. Чувствую себя слабой и уязвимой, но…главное, наверно, что я это признаю, да? Наконец-то признаю…я не готова ко всему, что последует за объявлением войны. Может быть, была бы готова потом, но не сейчас. Интересно, он это понимает? Это часть его стратегии? Нет, нет, нет. Не думай об этом. Так еще хуже.
Любимый ❤️
Я отдам тебе в пять раз больше того, что твой отец когда-то дал мне.
В пять раз — это щедро, конечно, но гораздо меньше того, что я получила бы, если бы ввязалась в суд.
Сука…
Какая же ты тварь. Тварь! Мне еще больше кажется, что Глеб с самого начала все продумал…но это разве имеет значения? Мне снова больно. Я смотрю на его имя, которое всегда ждала на экране своего телефона, потом вспоминаю его глаза — и это адски больно, черт возьми! Нет, я не вывезу суд. Я точно его не вывезу…
Вы
Я согласна
Мне эти слова даются с трудом, но « Любимый❤️» помогает. Надо сменить его имя…срочно…
Мудак
Аня, я рад, что ты приняла это решение! Оно правильное, и значит, мы сможем остаться в хороших отношениях, а не разводить бессмысленную грызню. Ты не представляешь, сколько это для меня значит…
Глазам своим не верю. В хороших отношениях? Сука подлая. Надеюсь, мама снова будет права, и ты за все ответишь если не перед законом, то перед Богом. Гандон…
Вы
Я хочу получить свои деньги в ближайшее время
Мудак
Конечно. Давай встретимся завтра?
Вы
Нет. Пришли их с курьером
Потому что, если мы встретимся, боюсь, что я сяду за особо жестокое убийство одного особо циничного козла, который строит из себя жертву обстоятельств, полную фальшивого благородства.
Мудак
Да…понимаю…для этого еще рано, но хорошо. Я пришлю их с курьером, а от тебя тогда жду бумаги.
Ну, разумеется. Что тебе еще от меня может быть нужно? Ты уже все получил. Мудак…
Мудак
Ань
Мудак
Мне действительно жаль, что так получилось. Я не хотел делать тебе больно и очень старался…прекратить эти отношения, но не смог. Прости меня
Мудак
Ты навсегда останешься моим близким человеком и лучшим другом. Надеюсь, что скоро мы сможем снова общаться, как раньше.
Глазам своим не верю…близким человеком, лучшим другом…тварь…какая же ты…господи!
Отшвыриваю телефон, прижимаю ладошки к глазам и снова скатываюсь в истерику. Да…я совершенно не готова к суду, если меня из колеи может выбить такие, казалось бы, совершенно обыкновенные слова. Беззлобные и пустые, как и все наши отношения в принципе…
***
В ту ночь я снова долго плакала, пораженная до глубины души такой отвратительной циничностью, но по итогу, пожалуй, определить, что тебе важнее — стало моим самым верным решением.
Когда с утра я сказала маме, что приняла предложение Глеба и через полчаса курьер приедет за деньгами, она очень обрадовалась, а потом сообщила мне, что уже связалась со знакомым судьей. Не будет никакого месяца «на подумать», нас разведут сразу.