Понимаю, конечно: не подходящая тема для нынешней Болгарии. «Очень социальный поэт», – добавляет Гозес. А Диманов продолжает:
– И я читал его стихи, прямая передача, очень приятно, что меня пригласили. Вот как изменяется культура. Старинные часы с маятником знаете? С одного конца на другой. Значит, были друзья с советскими братьями, а сейчас самые большие враги.
– А почему это так?
– У нас новый большой брат.
– А болгары русофилы или русофобы?
– Наш народ разделился на две половины. Но преимущественно русофилы.
– Проходит ли граница по поколениям?
– Молодые люди ничего не знают.
Исак Гозес говорит: «Нет, я так не думаю, это политики разделились на две, а народ нет».
– Народ остался с таким же хорошим чувством к нашим братьям, – легко соглашается Диманов.
– Кто теперь ваш новый большой брат?
– Американцы. Вы не знаете? Вы не догадались? – делает большие глаза Ивайло. Смеемся вместе.
Хотя мне и, я уверена, моим тогдашним собеседникам, стало не до смеха, когда в декабре 2023 года разнеслась новость о том, что власти Софии начали демонтаж памятника Советской армии, освободившей Болгарию в 1945 году. Причиной демонтажа назвали реставрацию: мол, 70 лет не ремонтировали, трещины пошли. Но тут же признали, что возвращать на место не планируют. Призывы снести памятник звучали почти тридцать лет – с того самого «перехода к демократии». Но решились только сейчас. Части памятника будут переданы в Музей социалистического искусства.
«Народ всегда сохранял теплое отношение к странам бывшего СССР. И сейчас тоже, – рассказывал вице-мэр Первомая Николай Митков. – В культуре то же самое. У нас, например, есть небольшой ансамбль, всего двенадцать человек, которые играют на русских народных инструментах, поют русские песни».
– А я вот смотрю болгарское телевидение, там сплошь турецкие мелодии.
– Политика, – отвечает коротко.
– Что, и это? – удивляюсь.
– Все пропаганда. Есть, естественно, и болгарская этническая музыка, но, в принципе, на Балканах у разных народов культура схожая, а Турция как крупная экспансивная держава оказывает свое влияние.
В Софии мы встретились с одной из самых популярных в Болгарии поп-исполнительниц Михаэлой Филевой, которая призналась: «Лично я традиционную болгарскую музыку не использую, потому что мое основное направление – поп. Но есть очень много традиционных болгарских мотивов, например, в джазовом направлении, там очень много традиционной гармонии. В хаусе есть болгарские мотивы».
Но, говорит она на мое замечание о том, что турецкая музыка слышится повсюду, современная русская музыка тоже очень популярна.
– Киркоров? – спрашиваю.
– Мы к нему относимся как к одной из мегазвезд болгарского происхождения. Мое поколение, те, кто младше меня, не уверена, до какой степени они его знают и, так сказать, принимают. Но сейчас появилась волна, мода на современную русскую музыку, в первую очередь от лейбла Black Star – Тимати и еще Егор Крид. И Егор Крид как-то записал проект с Киркоровым. И после этого начались разговоры среди молодежи, и выяснилось, что многие даже не знают, кто это такой, и что у него болгарские корни.
– То есть молодое поколение узнает Филиппа Киркорова через Тимати и Егора Крида?
– Это может показаться чем-то странным, но это из-за разницы поколений. И это сила музыки, которую они играют.
Михаэла делится своими воспоминаниями о «новой Болгарии».
– Первые годы после перехода везде были очень трудными. Полное изменение, нужно было, чтобы пласты, слои нашли свое новое место. По рассказам моих родителей, это были очень трудные времена, как для культуры, так и для быта. Но в моем окружении мы себе не позволяли сравнивать, что раньше вот так, а сейчас так. Они с большими ожиданиями встречали то, что происходит. Я закончила музыкальную академию, отделение джаза, и преподаватели в академии очень часто проводили аналогии, сравнивали – что значило быть артистом до 1989 года и что после. Все говорили о том, что стало намного проще получать доступ к материалу, чем это было до 1989 года, и что их перестали называть людьми, которые играют декаданс. Последние годы уже разрешали это играть, но обязательно нужно было переводить тексты. Другая интересная история у моего преподавателя по гармонии. Например, в какой-то момент он переиграл все материалы, но хотел чего-то нового и искал материал дальше. Тогда в кино только начинали раз в месяц или два показывать французские фильмы, и мой преподаватель садился в первый ряд, чтобы экран освещал лист, и записывал музыку, которая звучала.
– На слух?
– Да. Чтобы иметь новые материалы, чтобы продолжать развиваться. А сейчас мы имеем безграничный доступ ко всей мировой фонотеке. Говоря об эстраде, музыканты и артисты имели возможность свободно путешествовать во все республики Советского Союза. И имели доступ к намного большей публике, большей сцене, чем у нас сейчас.
А вот это интересное признание.
– А что сейчас нужно сделать болгарскому певцу, чтобы стать известным на всю Европу?
– Это, конечно, сложно. Мне в Болгарии не тесно. У меня до сих пор не было амбиций выходить за границу. Если говорить об артистах, которые хотят быть популярными в Европе, нужно начинать петь, творить на английском, русском – на том языке, который выходит за рамки региона. Второй момент, который мешает болгарским исполнителям, – плохие менеджерские контакты, недостаточные связи, которые не позволяют выйти на европейский рынок. Даже если артист не сам себя продюсирует, а является частью какого-то лейбла, если этот лейбл не является дочерней компанией какого-то крупного издателя, ему сложно выйти на внешний рынок. Но, учитывая, что мы живем в век интернета, болгарский артист всегда может попытаться выйти на этот рынок через YouTube, социальные сети.
– Вы сказали, что вам в Болгарии не тесно, неужели не хотелось выйти за пределы страны?
– С продюсерами мы давно уже об этом говорили, у них есть желание попробовать.
– А у вас?
– Буду очень откровенна: это звучит прекрасно, но у меня есть страх, опасение, скорее, сколько для этого потребуется сил, энергии и готова ли я к этому. Меня вполне устраивает то, что со мной происходит в Болгарии, поэтому нет какого-то внутреннего большого стремления. Но в последнее время все больше и больше людей начинают об этом спрашивать, говорить, а я считаю, что мы еще не потеряли время. Еще есть время для этого.
Михаэла Филева говорит о себе, а мне вдруг кажется – о Болгарии. Мне кажется, что это Болгария пытается понять, хватит ли у нее энергии и сил сделать рывок и перестать быть «самой бедной страной в ЕС». Болгары хотят хорошей жизни и процветания – и они их, безусловно, заслужили. Как заслужил этого любой другой народ. Болгары хотят жить в своей стране, но пока не возвращаются, уехав за длинным евро за границу, – потому что не смогут зарабатывать столько же в Болгарии. Но если молодые, амбициозные и готовые работать, не покладая рук, болгары не будут возвращаться, то какое эту страну ждет будущее? Спрашиваю у Михаэлы Филевой:
– Молодые люди вашего поколения – какой вы хотите видеть Болгарию и как видите место Болгарии в Европе?
– Это такая деликатная тема. С моей точки зрения, единственный вариант – чтобы Болгария была частью мировой экономики, частью мира, какого-либо крупного объединения. И как раз Европейский союз позволяет разным странам, в том числе и Болгарии, быть частью большой индустриальной карты и большой Европы. Я родилась после 1989 года и, естественно, не знаю и не помню те ограничения, с которыми сталкивались мои родители, моя бабушка. С моей точки зрения, нет ничего лучше, когда человек имеет возможность свободно путешествовать, когда идет свободное движение товаров и так далее. И если говорить о том, какой я хочу видеть Болгарию, – чтобы она была частью чего-то большего, Европы.
Хотелось бы мне вернуться сюда лет, скажем, через пять (хотя надежнее, конечно, через десять) и увидеть больше улыбающихся, счастливых лиц, услышать больше хороших историй о возвращении, а не о том, что «все уехали». Услышать истории о том, что болгары больше не ждут освободителя и чуда, а взяли свою судьбу в свои руки, и у них все получается. Ну, а помидоры… Что поделать, помидоры придется есть турецкие – болгарских уже не будет.
Венгрия. Кубик Рубика на берегах Дуная
Венгры и все остальные
Венгрия – остров. Нам куда ни посмотри – везде родственники: въезжаешь в Польшу и ловишь знакомые слова и звуки, многое понимаешь интуитивно, а когда просишь говорить помедленнее, понимаешь еще больше. Говоришь по-белорусски – и тебя почти понимают. Та же история в Чехии и Словакии – понимаете друг друга меньше, но слух постоянно улавливает знакомые слова. Не удивительно: мы же родственники, славяне.
С Венгрией история совсем другая: приезжаете сюда и понимаете, что ничего не понимаете. Ни на слух, ни на взгляд: речь звучит незнакомо, интонации другие, вывески выглядят чуждо. Осознать это не просто, но тем не менее: со всех сторон она окружена славянскими и германскими народами, а финно-угорские родственники живут за тридевять земель. Эта уникальность имеет важное (чтобы не сказать – решающее) значение для понимания Венгрии и венгров, лелеющих свои культуру, традиции и историю. Одна из первых вещей, которая бросается в глаза в Будапеште, – количество памятников: усатые мадьяры на конях и без, люди со знаменами и пушками, венгры, рассекающие воздух саблями. Улыбающийся Рональд Рейган выглядит в таком окружении немного странно, но и он здесь есть. Памятник советским воинам, освобождавшим Будапешт, поддерживается в прекрасном состоянии. Что не мешает венграм считать «трагедию на Дону» национальной катастрофой: это когда в январе 1943 года под Воронежем погибло от 120 до 148 тысяч венгерских солдат и офицеров – половина армии. Траурные мероприятия проходят каждый год. Но если о своей трагедии венгры говорят охотно и эмоционально, то на вопрос о том, что делали венгерские военные на Дону и вообще в Советском Союзе, отвечать не любят. Почему – понятно: они воевали на стороне Третьего рейха, и это не то, чем можно гордиться.