– Правительство в каждой стране имеет силу, чтобы делать то, что хочет население и избиратели (улыбается почти загадочно: мол, ну, вы же понимаете, о чем я. Понимаю и улыбаюсь в ответ). Венгерские избиратели ясно заявили, что ежегодные расходы на электричество, газ, отопление и воду такие высокие, что средняя семья вынуждена тратить более 50–60–70 % своего бюджета только на это. У них остается очень мало денег на еду, не говоря о путешествиях или развлечениях. Правительство по-прежнему имеет в государственной собственности АЭС «Пакш» – это один из лучших производителей электроэнергии, потому что наименее затратный. И это лучшая опция для Венгрии. В комбинации с дешевым импортом электроэнергии, которая в основном производится на солнечных и ветряных станциях в Германии, мы оказались в ситуации, что правительство может достичь такой ценовой структуры, которая вынудит владельцев приватизированных энергетических компаний уйти с рынка.
Это простая арифметика, уверен Пал Ковач: произвести 1 кВт на АЭС «Пакш» стоит 11 форинтов. Потребитель платит 24 форинта. В Германии потребители платят за киловатт примерно 90 форинтов, а производство 1 кВт электростанциями на солнечных батареях стоит около 100 форинтов. Арифметика – в пользу атома, уверен он.
– В мире к атомной энергетике относятся с некоторым недоверием, но Венгрия намерена строить новые блоки. Почему?
– У нас очень позитивный опыт с атомной энергетикой. Мы производим электричество с помощью ядерных реакторов на АЭС «Пакш» с 1982 года. Опыт показывает, что мы можем оперировать этими реакторами безопасно и экономично. В наше время для всех компаний вопрос в конкурентоспособности, потом в низких ценах на электричество, так что вопрос цены энергии это вопрос ежедневной жизни – выживем или нет. Что я имею в виду. Если вы можете организовать доставку на рынок дешевых энергоресурсов, правительство сможет таким образом помочь промышленности быть более конкурентоспособной на европейском или глобальном уровне, как мы того хотим. Кроме того, атомный сектор – это не только промышленность, которая генерирует электричество или отопление, это высокие технологии, которые двигают экономику. Эта индустрия – флагман, как космическая отрасль. Как только вы видите требования по безопасности, точность технологий, количество мозгов, которые вы должны инвестировать в эти технологии… Если у вас в стране есть такой флагман, для всей промышленности – машиностроения, инженеров, строительных компаний, оперирующих компаний – это означает общее улучшение качества в культуре управления, безопасности. Это действительно много дает экономике. Поскольку оно ведет промышленность, это может вывести вашу страну на гораздо более высокий уровень в конкуренции с другими нациями. Без этих технологий мы бы потеряли десятки мест в рейтинге глобальной конкурентоспособности.
– На АЭС «Пакш» был инцидент.
– Да.
В 2003 году в первом энергоблоке во время планового ремонта случилось повреждение оболочки тепловыделяющих сборок. Этот инцидент потребовал трех с половиной лет восстановительных работ. По официальной информации, уровень загрязнения за пределами промышленной площадки не превысил допустимого.
– Из-за инцидентов, особенно из-за аварии на Чернобыле и проблемы с Фукусимой у многих есть страх перед ядерной энергетикой…
– Я живу в пяти километрах от станции (смеется).
– Тогда вы должны быть уверены в ее надежности.
– Я бы не жил так близко, – и, становясь серьезным: – Уверен, что и после инцидента 2003 года мы живем в безопасности. Я переезжать не планирую. Между прочим, регионы вокруг АЭС – одни из лучших для выращивания винограда. По соседству с нами делают прекрасное вино. У меня тоже есть винный погреб, я пью вино из винограда, выращенного возле АЭС, и уверен, что это безопасно. В Пакше действительно чисто и хорошо жить. Если с самого начала вы все сделаете правильно, то позже сможете расслабиться, выращивать свой виноград и получать удовольствие от жизни.
Пал Ковач, предпочитающий называть себя Павлом Николаевичем в русскоязычной компании, снова начинает смеяться, как будто убеждая нас, что если ядерной энергетикой занимаются такие жизнерадостные люди, то и сама эта энергетика – вещь исключительно позитивная.
Бренды, которые мы помним
Когда вы думаете о Венгрии, какие ассоциации первыми приходят в голову? Уверена, что очень многие сразу подумают о желтых – в большинстве своем они были именно желтыми – автобусах «Икарус» (предприятие еще существует, но массовым его производство уже не назовешь), многие вспомнят лампочки «Тунгсрам» (в 1990 году завод купила компания «Дженерал Электрик») и, конечно, знаменитый горошек «Глобус» – это известные венгерские бренды времен социализма.
На мой личный взгляд, самый знаменитый венгерский бренд – кубик Рубика. У меня его никогда не было, собирать не умею, но всегда завидовала его счастливым – я всегда была уверена, что они счастливые – обладателям. Эрнё Рубик изобрел свою игрушку в 1974 году. История ее успеха, как часто бывает, – это история случайных, но судьбоносных совпадений. А также история о том, как венгры умеют поддерживать своих. Первые партии кубиков Рубика (в Венгрии используется его оригинальное название – «Магический куб») были выпущены в конце 1977 года. Немецкий предприниматель венгерского происхождении Тибор Лаци случайно увидел в кафе, как официантка пытается собрать кубик, заинтересовался, пришел в восторг – и на следующий день помчался в государственную компанию Konsumex с предложением продавать кубик на Западе. Другой венгр по матери англичанин Том Кремер занялся маркетингом – и вот разноцветное чудо покоряет мир: продано 350 млн штук. Считается, что это самая продаваемая игрушка в мире, даже Барби недотягивает. Сегодня Эрнё Рубик возглавляет студию имени себя, разрабатывает видеоигры и пишет статьи по архитектуре, по специальности он инженер-строитель. Он создал немало объемных игрушек и головоломок, но ни одна из них по популярности не приблизилась к «Магическому кубу».
Наверное, самое широко используемое в мире венгерское изобретение (и вы им тоже пользуетесь, даже если не знаете о происхождении) – шариковая ручка. В 1931 году ее изобрел журналист Ласло Биро, переехавший в 1943 году в Аргентину, где шариковые ручки до сих пор называются биромами, а День изобретателя празднуют в день его рождения.
Желтые «Икарусы» были яркой приметой наших городов, и не удивительно: в середине 1980-х их выпускали почти 14 тысяч штук в год. В 1999 году предприятие стало иностранным: акции выкупил концерн Iveco-Renault, и в 2005-м остановил производство. Через два года бывшую гордость национального автопрома венгры выкупили обратно, и это вполне вписывается в схему перевода экономики на национальные рельсы. Сегодня на заводе работают немногим более 200 человек, которые производят около полутора тысяч автобусов в год. Общественный транспорт Будапешта и других венгерских городов – в основном «Икарусы», иногда очень старые. Кстати, в Будапеште ходят самые длинные в Европе трамваи – 53,9 метра. К «Икарусу» это отношения не имеет, но не могу не сказать.
Кажется, что у горошка и других консервированных овощей под любимой многими маркой «Глобус» судьба сложилась лучше: по крайней мере, эта марка на полках наших магазинов присутствует. Но и здесь обольщаться не стоит: теперь она французская, входит в концерн «Бондюэль», а «Глобусом» называется только на просторах бывшего СССР: именно потому, что мы помним его под этим именем. И под ним же хотим добавлять в салат «Оливье». Общая для бывших социалистических стран ностальгия – отличный маркетинговый ход для тех, кто знает, как ею воспользоваться.
Одной таблетки недостаточно
Председатель Совета директоров фармацевтической компании «Гедеон Рихтер» Эрик Богш – личность в венгерских деловых кругах легендарная. Он в компании с 1970-х, с 1992 по ноябрь 2017 года был ее генеральным директором. Ему удалось не только сохранить компанию почти венгерской, но и сделать это с минимальными потерями. Сегодня «Гедеон Рихтер» – самая крупная в Восточной Европе фармацевтическая фирма, у нее 11 тысяч сотрудников по всему миру.
– Девяностые для всех бывших социалистических стран были непростым временем. Многие компании исчезли, а ваша выжила и активно развивается. Как прошел переход из государственной формы собственности в частную?
Ответ Эрика Богша звучит как пошаговая инструкция по выходу из кризиса.
– В 1992 году доля государственного капитала составляла 86 %. Из-за изменений в бывшем СССР компания оказалась в очень плохом состоянии, были огромные долги и, конечно, очень высокая инфляция, в банках – очень высокие процентные ставки, а сама компания была убыточной. Убыточность и высокие долги означали, что мы должны делать большие выплаты банкам. Поэтому нужно было реструктуризироваться, но для начала провести исследования и сократить издержки. А сократить издержки – значит уволить работников. В то время у нас работало 6000 человек, мы сократили до 4500. Это был очень болезненный момент. Мы также приняли решение сфокусироваться на основном направлении – фармацевтике. У нас была косметическая индустрия – мы продали ее американской компании Palmolive. Была ветеринария – мы перестали ею заниматься. Еще у нас была агрохимия, мы продавали агрохимические препараты в СССР, но это прекратилось. Так мы оставили только фармацевтику. В то время мы проводили исследования в нескольких отраслях – сердечно-сосудистой, иммунологической, исследования центральной нервной системы, в области дерматологии. Решили, что мы слишком маленькая компания, чтобы делать все это, нужно сосредоточиться на одной области, и это будет центральная нервная система. Во всех республиках бывшего СССР мы создали собственную экспортную сеть, снова стали продавать в эти страны – наши мощности заработали, мы смогли получить столь нужный доход. В 1992 году у нас были убытки, а в 1993-м – уже небольшой доход. А затем государство захотело продать часть акций, и мы смогли его убедить, что самое лучшее – котировать компанию на бирже. И в 1994 году наши акции торговались на бирже. Это было сделано с помощью очень известных банков в Лондоне, мы получили увеличение капитала. С помощью увеличившегося капитала смогли выплатить долги и снова начали увеличивать расходы – покупали новое оборудование и расширяли маркетинг. Тогда государственное участие сократилось с 86 до 63 %, а в 1997 году государственное участие стало еще меньше – 25 %. Почему эти 25 % так важны? Это практически блокирующее меньшинство. Потому что для того, чтобы изменить какие-то фундаментальные вещи, нужно иметь более 75 %. Это вопрос собственности. В Венгрии, конечно, не было частных денег, так что это было только государство, которое с помощью своих 25 % гарантировало, что «Рихтер» сейчас находится в Будапеште, а его акционеры – различные финансовые инвесторы, фонды, но они владеют небольшими процентами. У нас около 300 различных инвесторов – не частных лиц, а фондов, но никто из них не