Нынешний продюсер «Омеги» господин Гардаг, пришедший на интервью вместе с Яношем Кобором, добавляет: «Я хочу кое-что сказать для лучшего понимания отношений между государством и рок-группой “Омега” в 1960–1970-х годах. В Венгрии тогда была политика “трех Т”. Потому что три выражения начинаются с “т”. Государство поддерживает кого-то или что-то, разрешает идти, как оно идет, или запрещает. Государство не поддерживало такую рок-музыку, которую играла “Омега”, но было слишком опасно сказать, что это запрещено, потому что люди ее любили. И поэтому она подпадала под вторую категорию: пусть идет как есть».
– А как насчет цензуры?
– Была, но не слишком сильная.
– В Советском Союзе, – рассказываю Кобору и его продюсеру, – была комиссия, и перед концертом или спектаклем специальные люди просматривали постановки и давали или нет разрешение на представление.
Отвечает продюсер: «Они всегда знали границы, и что они не могут…».
– То есть это был вид самоцензуры? – уточняю я.
«Да, – признается продюсер Гардаг. – Они всегда старались отодвинуть эти границы, сделать немного больше, но только пока это не было слишком опасно».
– И мы на самом деле не хотели оказаться вовлеченными в политику, – признается Кобор. – Нам было очевидно, что на Западе тоже не все из золота, мы видели существующие проблемы, хотя, конечно, там было в десять раз лучше, чем за железным занавесом. Например, мы никогда всерьез не думали, хотя у нас были огромные возможности, когда мы работали за границей, в Западной Германии или Англии, но мы никогда не хотели остаться. В то время мейнстримом были не концерты, а записи. И перед тем как мы исполняли что-то на концертах, это уже было записано, и цензура была именно там, в звукозаписывающей компании. И больше нигде. И то, что мы играли на концертах, больше не подвергалось цензуре. Этим занималась звукозаписывающая компания и после того как песню записали, не было никаких проблем с тем, чтобы ее крутить по радио, играть на концертах. Я думаю, что для них самой большой проблемой было, когда мы были за пределами социалистического блока – в Германии, Франции, Бельгии, Голландии, Скандинавии. Потому что на самом деле они не знали, что мы там делаем. Но у нас никогда не было сопровождающих, мы были одни – именно поэтому они и не знали, что мы делаем. Они, конечно, знали, что мы записываем альбомы, даем концерты. Но что мы делаем два месяца в Западной Германии? О чем говорим? Но мы были достаточно умны, чтобы не делать вещей, которые в Венгрии были бы неприемлемы.
– Я читала, что однажды правительство ГДР пожаловалось правительству Венгрии, что вы делали записи с группой «Скорпионс» и выступали в совместных концертах. То есть на вас жаловались на правительственном уровне.
– Да, со стороны ГДР это было довольно часто. В начале 1970-х в Германии не было настоящих рок-групп. Они появились потом, уже после нашего первого восточногерманского тура. Поэтому все они немного моложе нас (улыбается). Большой проблемой всегда было то, что происходило в Западной Германии. Франция или Англия не так интересны, но из-за того, что существовали ГДР и Западная Германия, всегда были конфликты. Они знали, что мы даем концерты на британских и других рок-фестивалях, со «Скорпионс» наше взаимодействие было глубже. Самой большой проблемой, например, стало, когда мы были в большом туре, – у нас были концерты в Западной Германии, Швейцарии, Голландии, ГДР, Австрии, это был двухмесячный тур вместе со «Скорпионс», но с нами играли и другие группы. Последний концерт прошел в Западном Берлине, в Дойчланд-халле, огромном зале, совместно с Golden Earring, это был огромный успех, некоторые представители Венгрии в Западном Берлине говорили: «Фантастика! В Западном Берлине такой успех». Мы были очень счастливы, после концерта вернулись в Венгрию, а на следующий день в 8 утра мне позвонили прямо из Интерконцерт-Будапешт и пригласили на встречу в 10 утра. Я подумал, что, может, они хотят поздравить нас с большим успехом. Но когда я пришел, то по лицам понял, что поздравлять не будут. «Я слышал, что у вас был очень большой успех в Берлине два дня назад, это хорошо для нас. А где вы играли до того?». Мы были в туре по всей Европе – в Гамбурге, Франкфурте, Дрездене, Цюрихе, Амстердаме. «Но где был концерт до западноберлинского?». В Гамбурге. «Вы уверены?». Да, это было три дня назад, я уверен, мы ехали по автобану. «Вы уверены, что это было не в ГДР?». Нет, это было до того. «Это большая проблема». Почему? «Потому что вы признали, что Западный Берлин принадлежит Западной Германии».
– В Советском Союзе играть рок было непросто, потому что многие люди в правительстве думали, что рок опасен для социализма. Но при этом рок-музыканты были влиятельными людьми, они реально влияли на то, что люди думают. В Венгрии было нечто подобное?
Вместо ответа Янош Кобор открывает буклет, который подарил мне вместе со своим диском «Ораториум». «Омега» впервые побывала в Москве в 2013 году, причем всю жизнь отказывавшийся летать самолетами Кобор на этот раз полетел. Кроме концерта в храме Христа Спасителя и огромного успеха его ждал большой (чтобы не сказать – ошеломительный) сюрприз: орден от Русской православной церкви.
– Этого никто не ожидал, и для нас это было событие. Митрополит Илларион сказал, что это награда за то, что в 1970-е годы для молодых советских людей «Омега» была символом свободы. Мне сказали: «Вы передали послание свободы в своей музыке даже без своего физического присутствия». Потому что на самом деле по Советскому Союзу циркулировало огромное количество наших записей, все знали эту музыку, и, даже не понимая венгерский язык, ощущали, что это нечто, связанное со свободой, свободным сознанием.
– Получается, правительство было право, когда запрещало рок-группы?
– Когда они боялись рок-музыкантов, они были правы.
– А что сейчас? Влияете на умы?
– Мы никогда к этому не стремились, но, конечно, понимали, когда стали так популярны в 1970-х: на нас лежит ответственность. Мы никогда не хотели идти через радикальный уровень, потому что это была политика. Но, конечно, мы знали, что наше влияние огромно. Не всегда было легко решать, в какой стране какой уровень допустим. Нам было понятно, что Польша – не проблема, мы все можем делать там нормально, Чехия – тоже, но это было специфично, потому что без текстов мы были немного более опасны, Словакия, Румыния – в этих странах было очень трудно играть. Место, в котором мы никогда не могли играть, – Трансильвания. Мы могли играть в Бухаресте, Констанце, по всей территории Румынии, кроме Трансильвании. В Словакии это было сначала возможно, но потом нет. Мы играли в Остраве, Праге, Брно, может быть, Братиславе, но не на венгерской стороне (имеются в виду территории, принадлежавшие Венгрии до Первой мировой войны и отошедшие к другим государствам по Трианонским соглашениям, о чем я подробнее рассказывала в начале этой главы. – И. П.). И, конечно, ГДР всегда была очень специфической из-за границы с Западной Германией. Когда мы стали очень популярными в Западной Германии, нам больше не разрешали играть в ГДР. Так что с начала 1980-х мы там не играли, наш последний концерт был, кажется, в 1982 году. И нам сказали, что мы должны решить, где играть: в ГДР или Западной Германии, но делать это и там и там невозможно.
– А знали ли вы в 1970–1980-е о своей популярности в СССР?
– Да, но не так сильно, как в тех странах, в которых выступали. Но когда директор Госконцерта приезжал специально на наши концерты, мы понимали, что что-то происходит. Потом наши друзья, которые бывали в СССР, люди, которые приезжали оттуда, рассказывали, что наша популярность там была огромной.
– Вы были уже вполне зрелым и состоявшимся человеком, знаменитым певцом, когда в 1989 году произошла революция. Какие тогда были ожидания и мечты?
– Для нас события 1956 года были уроком: против Красной армии нет шансов. Возможно, от очень плохих политиков пришла идея о том, что Запад придет Венгрии на помощь. Они не хотели углублять конфликт, который существовал между США и СССР. Они тогда впервые пытались убрать границу между Западом и Востоком, но у них не было шанса. Революция в Чехословакии была гораздо более опасной, особенно для Советского Союза, потому что в то время в социалистических странах было огромное желание большей свободы. Мы написали две песни о той ситуации, обе против силового решения. Мы надеялись, что это не закончится войной. Потом мы стали смотреть на это с надеждой, что больше не опасно играть рок-н-ролл в Венгрии, мы думали, что может быть, теперь сможем сыграть в Советском Союзе. Но когда революция все-таки произошла, для нас это оказалось большим сюрпризом. Честно могу сказать: в 1989 году я не понимал, будет это концом системы или шуткой. В середине 1990-х мне стало ясно: что-то произошло. И только через 20 лет мы смогли выступить в бывшем СССР, в Москве. Это не было проблемой для западных групп, но для нас… Мы ведь не уехали на Запад, мы были настоящей социалистической группой, и в 1990-е, и в начале 2000-х это было невозможно. Все остальные играли. «Скорпионс» играли…
– «Скорпионс» были очень популярны со своим «Ветром перемен».
– Но для нас… Мы планировали, а нам говорили: нет, нет, может быть, в следующем году.
– То есть в советское время вы не гастролировали в Советском Союзе потому, что были слишком капиталистическими, а после 1989-го не могли поехать в Россию потому, что были слишком социалистическими?
– Или потому, что было непросто понять, каково будет влияние. С поющими по-английски группами было все понятно, там не было проблем, теперь они могут играть. Когда мы пытались организовать выступление в бывшем СССР, я ощущал, что ситуация все та же. Мы много играли вместе со «Скорпионс» после падения стены, и они нам говорили: «Выступать в России так хорошо». Но нам не разрешали выступать. Только в 2013 году мы смогли выступить в Москве. Это был большой успех, полчаса люди скандировали «Спасибо!» («Спасибо» он говорит по-русски и счастливо улыбается).