сторане, куда Михник заглянул вместе с другими почетными гостями фестиваля документальных фильмов WatchDoc, на котором демонстрировался фильм о нем самом. «Да ничего я нового не скажу», – отмахивается он и делает глоток пива. Может быть, и так, но я все же попробую. «Антисоветский русофил», как он часто с удовольствием себя называет, прекрасно говорит по-русски.
– Когда все это начиналось, как вы представляли свое будущее через столько лет?
– Знаете, для многих людей в Польше, и для меня тоже, то, что случилось, было сюрпризом. Я этого не ожидал. Мы не думали, что доживем до конца этого строя, до конца Советского Союза.
– Означает ли это, что вы были диссидентом и сидели в тюрьме (Адам Михник провел в тюрьме в общей сложности шесть лет), не имея надежды?
– Нет, была надежда на перемены. Но не такой полный крах коммунистического государства.
– Это застало вас врасплох?
– Можно сказать, что врасплох, да. Мы не до конца знали, что придет, в Москве ситуация была нестабильная. Но в Москве у власти были демократы, и у нас была надежда, что они встали на путь к нормальному демократическому государству. Такая надежда была.
– А если бы в Москве не было перестройки, вашей революции, наверное, не случилось бы?
– Я уверен, что нет. Потому что, если бы не было того, что происходило в России, было бы так – смотрите на Кубу, на Вьетнам, Северную Корею.
– После того, как «Солидарность» победила на выборах, и Лех Валенса стал президентом, какие вы ожидали перемены?
– Знаете, я не был таким энтузиастом Валенсы. Я думал, что он хороший лидер рабочего движения, умный, интересный, но это не кандидат в президенты. Ну, немножко похож на Ельцина, с одной разницей, что Ельцин никогда не забывал, что его политической родиной был аппарат компартии. Для Валенсы его родина – Гданьская судоверфь. Здесь была великая разница, великая. Я был осторожен. Я видел у Валенсы авторитарные замашки. Но, конечно, он выиграл выборы – наш президент. Но когда потом он выборы проиграл, я не думал, что это несчастье для страны.
Лех Валенса – символ революции, человек из надежды, как уверил весь мир кинорежиссер Анджей Вайда – триумфально (74,25 % голосов во втором туре) выиграл первые свободные выборы в Польше в 1990 году, но пять лет спустя проиграл Александру Квасьневскому, набрав во втором туре 48,3 %. На президентских выборах 2000 года Валенса получил лишь 1,4 % голосов избирателей. Революция свершилась, времена изменились, пришли новые герои.
– Когда Валенса стал президентом, в Польше случились все эти экономические потрясения… Хотя когда мы были в Болгарии, нам говорили: как хорошо Польше, у них Бальцерович, быстрый экономический переход, а в Болгарии все очень медленно. Ожидали ли вы, когда пришли к власти, что это будет происходить именно так? Или для вас это тоже стало неожиданностью?
– Слушайте, – Михник – быстрый, резкий, легко заводится. Вот и сейчас чувствую: может взорваться. – Во-первых, у соседа трава всегда зеленее. Болгары смотрят на нас: «им повезло». А наш кандидат на выборах в мэры Варшавы говорит: «Посмотрите, в Софии такое метро, а у нас что? Надо брать пример с Софии». Бальцерович. Конечно, его политика – это было хождение по мукам, абсолютно. Но я уверен, что он прав, я его поддерживаю. Сегодня это немножко по-другому, потому что он был прав в тот момент. Но он теперь адвокат доктрины на все ситуации, на всю историю. А это неправда, нет рецепта на все моменты истории. Но я не думал, что это пойдет так быстро и так хорошо. Не думал. В том смысле, по-моему, Бальцерович и до сего дня – герой страны, ему надо памятник и так далее.
– Вы говорите, что «пойдет так быстро и так хорошо». Но, наверное, если бы было совсем уж хорошо, наверное, Качиньский…
Михник прерывает меня темпераментно, почти кричит:
– Ну что вы, 25 лет! Это была совсем другая страна. Пошло хорошо.
– А что потом стало не так?
– Другой вопрос.
Не хочет отвечать, понимаю я. Хорошо, зайду с другой стороны:
– Когда мы были в Польше, нам говорили: кто бы мог подумать, что в результате реформ так много окажутся за бортом. И как только Качиньский пообещал эти 500 злотых…
С апреля 2016 года в Польше действует программа «Семья 500+», которая была предвыборным обещанием партии «Право и справедливость» (ПиС), которую возглавляет Ярослав Качиньский. Родители получают ежемесячное пособие в 500 злотых на второго и каждого последующего ребенка, эта выплата не зависит от дохода семьи. А с апреля 2019 года такое пособие стали получать на первого и единственного ребенка. Критики говорят, что эта программа – главная причина, почему Польша голосует за ПиС, но как бы там ни было, поляки действительно за нее голосуют и действительно получают пособия. Но Михник считает, что не в одном только пособии дело:
– Слушайте, в Америке не было Бальцеровича, а Трамп выиграл. В Великобритании не было Бальцеровича, а Брексит победил. В Италии не было Бальцеровича, а Сальвини в правительстве. В России не было Бальцеровича, а Путин у власти. Это несерьезно.
Я вижу, что он не хочет вдаваться в подробности, не хочет их объяснять, делать анализ и давать прогнозы. Возможно, все дело в том, что он не слишком настроен на серьезный разговор: в Минске он расслаблен, пьет пиво, он приехал показать фильм о себе. Он, конечно, давно его заслужил – фильм. Но он ведь и сам журналист, поэтому относится к моей настойчивости с пониманием, и продолжает отвечать на вопросы.
– У меня есть ваша цитата из общения с Вацлавом Гавелом. Вы сказали: «В нашей публичной жизни огромным успехом пользуется популизм, язык пустых обещаний. На арене политической борьбы не редкость щедрые посулы: проголосуй за меня, и все я тебе сделаю». Сколько лет назад это было сказано!
– Но это не имеет связи с Бальцеровичем.
– Нет, но имеет связь с популизмом. Вы сказали это много лет назад, а это по-прежнему имеет значение.
– Это да. Так случилось.
Хорошо, меняем тему.
– Как вы сегодня относитесь к Ярузельскому? Как оцениваете его роль?
– Знаете, конечно, амбивалентная моя оценка. Но я его защищал. Мы с ним познакомились после всего, у нас были личные отношения. Я очень позитивно оцениваю роль Горбачева и Ельцина – очень позитивно, они уничтожили большевизм как проект будущего. Ярузельский, конечно, без сигналов из Москвы того не сделал. Если бы у него был менталитет Хонеккера или Чаушеску, он тоже ничего бы не сделал, несмотря на сигналы из Москвы. В конце концов, я его оцениваю амбивалентно. Не могу позитивно оценивать человека, который всю жизнь был в компартии, участвовал в подавлении восстания в Чехословакии и так далее. Но в самый важный для моей страны момент в 1989 году он был на стороне своей родины, не на стороне идеологии или партии.
– Вы основали «Газету выборчу», сейчас одну из самых популярных в Польше.
– Не только в Польше, во всей Центральной и Восточной Европе, – в его словах нескрываемая гордость.
– Трудно быть независимым журналистом сейчас в Польше?
– Нет. Если у тебя есть талант и какая-то храбрость.
– Храбрость все еще нужна?
– Конечно. В Польше не убивают журналистов, но разные сложности, исключения, дискриминация есть.
– Мы часто ездим через Польшу. Видим, что поселки, деревни, инфраструктура развиваются. Создается впечатление, что экономика на подъеме. Но почти каждое воскресенье в Варшаве идут политические митинги и манифестации. Как вы оцениваете нынешнее положение политической жизни, в каком направлении оно движется?
– Теперь большая поляризация страны. Я бы сказал, что политика Качиньского – это польский вариант путинизма. Но ее обман совсем в другом – национализм, ксенофобия, коррупция, неравенство. Никто не знает, что будет. У меня есть такие малые надежды, что Польша может задержать прогресс черной волны авторитарного национализма, ксенофобии, шовинизма, нетолерантности. Это долгий путь будет, но я уверен, что возможно. У поляков есть ген анархии. Это может быть ген свободы, а может быть ген безобразия – как захотите, куда весы качнутся. Я надеюсь, что это будет ген свободы. Есть митинги против правительства Качиньского и есть митинги, я бы сказал, польских «нашистов». Кто они такие? Они о себе говорят «народовы». Это очень опасные люди, не только в Польше – в России тоже, Украине. Это есть и в Словакии, и в Чехии, конечно. В этом смысле я думаю, что у нас ситуация еще открытая. Никто не может сказать, как будет развиваться через год. Но теперь… дружеский пир людоедов. Вот в венгерской оппозиции практически все разделены, а в Польше немножко по-другому. Я очень осторожен, но нет такого пессимизма, какой был раньше.
– Если сравнить сегодня с тем временем, когда вы начинали. Сейчас вы довольны?
– Слушайте, конечно, нет! Только имбецил и идиот может ответить, что он доволен всем, что он видит. Конечно, нет. Но я доволен, что нет коммунизма, нет диктатуры, никаких границ, в книжных магазинах я могу покупать что хочу. Могу приехать без проблем в Нью-Йорк, в Москву или Париж – этим я доволен. Конечно, очевидно.
Мы еще не раз встретимся с Адамом Михником – человеком, который многое сделал для того, чтобы сегодня Польша была свободной, – в этой главе.
Эйфория и разочарование
Мой следующий герой – Станислав Чосек, не просто свидетель того, как в стране менялся государственный и экономический строй, но и непосредственный участник тех событий. В 1980–1985 годах он был министром по делам профсоюзов и социальной политике, и уже в 1981 году проводил тяжелые переговоры с радикальными оппозиционерами Яном Рулевским, которого наряду с Лехом Валенсой считают легендой «Солидарности», и Яном Кулаем, председателем профсоюза «Сельская Солидарность», которого нередко называли «крестьянским Валенсой». Член Политбюро ЦК ПОРП, во время секретных и судьбоносных «переговоров в Магдаленке» в сентябре 1988 года, когда за одним столом представители правительства генерала Ярузельского и «Солидарности» определяли будущее Польши, он представлял правительство.