После революций. Что стало с Восточной Европой — страница 58 из 82

– Румыния – единственная страна, в которой с нами не захотели разговаривать политики, – пожаловалась я своему собеседнику, пожелавшему остаться анонимным, надеясь в глубине души, что эту ситуацию можно исправить: я первый день в Бухаресте, впереди еще практически неделя – а вдруг он окажется фокусником, который – р-раз! – и организует такое интервью. Напрасная надежда.

– А я скажу вам почему. Потому что Румыния и румыны были глубоко травмированы отношениями с Советским Союзом. И они не способны увидеть разницу между вашей страной и этим опытом. Для них вы – русская, Беларусь и Россия – одно и то же. Разговаривать с вами – почти то же самое, что разговаривать с русскими, а здесь это табу. Это было сильно политизировано. Оппозиция говорит про социал-демократическую партию: «О, они с русскими». Конечно, это чепуха. На самом деле они с американцами (смеется). Это постоянная пропаганда.

– То есть русофобия здесь есть?

– Она здесь огромная, фундаментальная и глубокая.

– А кого румыны любят?

– Америку. Румыны – русофобы и проамериканцы, это одно и то же.

Мой анонимный собеседник не свел меня с политиками, но зато помог встретиться с писателем Василе Ерну, и у нас состоялся интереснейший разговор. То, что румыны – русофобы, Василе согласился сразу:

– Я думаю, это одна из самых русофобских наций.

– А почему?

– (Смеется.) Это очень интересно, потому что Россия делала здесь и хорошие вещи. Например, от турок освободили. Потом Киселев сделал первую Конституцию (Павел Дмитриевич Киселев, генерал от инфантерии, в 1829–1834 годах управлял Дунайскими княжествами, под его руководством были приняты органические регламенты Молдавии и Валахии – первые конституции этих княжеств, объединенной Румынии, как мы помним, тогда еще не было. – И. П.). Он приехал и говорит: какие у вас законы? А никаких, мы так себе. Он говорит: нет, надо делать. Потом в Бухаресте он сделал центральную ось, потому что здесь был базар. Как в Питере – рубим проспект. (Один из центральных проспектов Бухареста и сегодня носит его имя – шоссе Киселева, на нем располагаются посольства России и Беларуси. – И. П.) Для Румынии он был достаточно прогрессивным. Но у Румынии большой комплекс насчет Бессарабии – мол, была наша часть, а Россия оторвала.

Если бы Лариса Андреевна Маня присутствовала при нашем разговоре, закивала бы головой, соглашаясь: «Да, русские забрали Бессарабию в первую очередь. Простить румыны никогда не смогут. Потому что самая богатая часть Молдавского княжества отошла к России, и что до сих пор наши войска в Тирасполе (вы обратили внимание на это “наши войска”, а ведь белоруска Маня 60 лет прожила в Румынии. – И. П.). Румыны по-прежнему воюют, чтобы вышли эти войска, потому что они не миротворческие, а империалистические (смеется), и что им все время надо что-то захватывать. Историки вообще преподают историю России, что это постоянная империя, которая завоевывала все с севера на юг и с запада на восток. И сейчас такая тенденция. Знаете, за 60 лет жизни здесь я поняла, что у всех маленьких стран есть комплекс».

Наш разговор с Василе Ерну состоялся на следующий день после встречи с Ларисой Андреевной, поэтому спрашиваю его в продолжение темы:

– То, что Румыния русофобская – может быть, внутренний комплекс?

– Они были под Турцией, но они не антитурки, они с Турцией очень хорошо. А вот с Россией нет. Для них Россия очень удобный враг.

– Сейчас Россия для всех удобный враг.

– Ну да. Потому что большая. На нее можно потянуть все. У тебя света дома нет – это Россия. (Тут я сразу вспоминаю, как знакомый польский журналист рассказывал, что в 1980-е годы было принято все несчастья сваливать на коммунистов: нет горячей воды в доме – коммунисты виноваты, отопление работает с перебоями – это все коммунисты.) У нас самая большая проблема – коррупция. Коррупция – это коммунисты. Между войнами коррупция была офигенно большая, намного больше, чем сейчас. Это румынская – наша типичная. Большие скандалы с коррупцией, на очень большом уровне. Но нет, говорят, что коррупция – продукт коммунизма. Проблема с инфраструктурой – это продукт коммунизма. Например, Чаушеску сделал вам метро, а вы даже покрасить его не можете.

При этом, уверяет меня Антон Брейнер, преподаватель Бухарестского университета, интерес к русскому языку растет на глазах, а интерес к русской культуре никогда не исчезал.

– Много ли у вас студентов? Их становится больше или меньше?

– В 1990-х годах, сразу после революции, число студентов упало, потому что русский язык перестали преподавать почти во всех школах.

– А раньше преподавали?

– При Чаушеску его преподавали во многих местах. После революции родители стали приходить в школу: «Я не хочу, чтобы мои дети учили русский язык». Потому что связывали русский язык с коммунизмом, потому что Россия – нет, не Россия, а Советский Союз – потому что Советский Союз привез в Румынию и установил здесь коммунизм. И постепенно у нас было все меньше и меньше студентов, и мы отказались от вступительных экзаменов – не только русское отделение, но и другие. Потому что если дети нигде не учили русский, то как они могли сдавать вступительные экзамены? И вместо вступительного экзамена мы смотрим только на отметки ЕГЭ (единый госэкзамен). Но постепенно конкурс становился все больше и больше, и сейчас на нашем отделении очень хорошо со студентами, потому что многим кажется, что это перспективный язык. Многие считают, что они найдут себе работу, и, мне кажется, что это действительно так. В Румынии открылось очень много многонациональных компаний типа HP, Oracle, IBM, которые предоставляют разные дистанционные услуги, аутсорсинг. И когда здесь открывается компания, ты работаешь в колл-центре, и там говоришь в том числе по-русски. В Румынии это очень популярно, и очень много студентов работают в таких местах еще до окончания факультета и становятся потом менеджерами по продажам и так далее. Потому что, если ты работаешь на НР, ты можешь быть в любом месте, потому что ты продаешь в Россию, будучи в Бухаресте, или в другие страны мира, это не суть.

Многие мои собеседники подтверждали: несмотря на то, что румыны – русофобы и антикоммунисты, они очень любят русскую культуру. Зачитываются книгами, а режиссер Андрей Тарковский для них – бог. А мы возвращаемся к нашему разговору с Василе Ерну.

– Мы сегодня были во дворце парламента, ходили вокруг. Этот город всегда будет нести на себе печать Чаушеску.

– Ну да. Это громадное. Ставить клеймо на коммунизме очень просто. Коммунизма уже 30 лет нет, а все еще если какие проблемы, так коммунизм виноват.

– Выросло уже новое поколение, которое его не знает.

– Если спросишь молодых людей, что это такое коммунизм – да, что-то было, или вообще не знают. Этот мейнстрим очень сильный, дискурс такой интеллектуально-консервативный. Они и сейчас воюют с коммунистами. У нас проблемы экономические, у нас такие проблемы, а они – нет, нет, у нас коммунисты. Какие коммунисты? Я не видел коммунистов 30 лет! (Смеется.) И они воюют с такими фантомами.

Про борьбу с коммунистическими и другими фантомами много знает Кристиан Лупса, изучающий их не только из журналистского долга, но, прежде всего, по велению сердца. С тем, что румыны – убежденные антикоммунисты, он согласен:

– Здесь так силен антикоммунистический рефлекс, что даже партии, которые предположительно должны быть левее центра, ведут себя как партии правее центра. Партия, которая больше всех была в правительстве в течение последних 30 лет – социал-демократическая. Теоретически – левоцентристская. Но они вели себя как правоцентристская партия, а все потому, что антикоммунистические настроения очень сильны, а левые взгляды все еще сильно ассоциируются с коммунизмом.

– Но при этом люстрации в стране не было.

– Нет. Именно поэтому мы сейчас здесь, спустя 30 лет. Не так давно закончился последний мандат Бэсеску (Траян Бэсеску – президент Румынии в 2004–2014 годах. – И. П.), а он сотрудничал с тайной полицией.

В мае 2019 года бывший президент Румынии стал членом Европейского парламента, а в сентябре суд в Бухаресте подтвердил, что Бэсеску сотрудничал с «Секуритате», Департаментом государственной безопасности социалистической Румынии – спецслужбой, которую все в стране боялись. Многие до сих пор уверены, что румынская «Секуритате» была самой жестокой спецслужбой социалистического лагеря, казнила без суда и следствия, что на нее работали несколько сотен тысяч человек. Специалисты ставят под сомнение эту цифру, говорят, что слухи о количестве информаторов «Секуритате» распространялись самой службой: чтобы люди боялись и оставались лояльны руководителю страны Николае Чаушеску. Может быть, информаторов действительно было меньше, а может, именно так много, как об этом судачила народная молва, – теперь, пожалуй, и не узнаешь. Но сегодня общественное мнение связывает с «Секуритате» большинство политиков, успешных бизнесменов и общественных деятелей страны. И дело Траяна Бэсеску – еще одно свидетельство в пользу мнения о вездесущести «Секуритате».

Расследования, связанные с «Секуритате», проводит Национальный совет по изучению архивов тайной полиции. Он и выяснил, что Бэсеску завербовали в 1972 году, когда он учился в Академии Военно-морского флота, он работал под псевдонимом «Петров». В 1979 году при вступлении в коммунистическую партию досье было уничтожено, но остались микропленки, а на них написанные рукой Бэсеску информации о коллегах и иностранцах, с которыми «Петров» встречался во время учебы и работы капитаном торгового судна. Контактов с разведкой Бэсеску не отрицает – говорит, да, было, контактировал с военно-морской разведкой, но не знал, что «эти парни» на самом деле из «Секуритате».

Это решение суда – тяжелейший удар по репутации человека, который сделал осуждение коммунистической идеологии и режима Чаушеску краеугольным камнем своего президентства. По инициативе Траяна Бэсеску, например, в 2006 году парламент Румынии осудил коммунистический режим. Усмешка – не ирония