вильную базу для будущего. Я сейчас назвал три элемента, и есть еще четвертый – предприниматели в этой области рано объединились. Мы называем это самоуправлением отрасли. Итак, Румыния решила учиться самой, не приглашать консультантов, а мы решили как минимум объединиться и учиться быстрее. Эта отрасль была, как я думаю, одной из первых в Румынии, которая начала самоуправляться. В начале у нас не было целей, но во второй половине 1990-х, когда мы стали учиться, мы смотрели не только на себя, но и на индустрию – как она должна выглядеть. Я думаю, что все это было триггерами для уникального развития этой отрасли здесь.
Сегодня, признает Флорин Талпеш, в Румынии «программист – это своего рода звездная профессия». Как и многие другие мои собеседники, Флорин Талпеш считает Румынию страной с потенциалом, но понимает, что он может остаться нереализованным. В Бухаресте Талпеша нередко называют визионером: не только потому, что он создал одну из величайших компаний в истории страны, но и потому, что работает на будущее.
– Мы, Bitdefender, долгое время строим отношения с самыми крупными университетами Румынии. Это не значит, что мы приходим и говорим: ребята, мы здесь, хотим взять ваших выпускников на работу – нет. Это означает, что мы помогаем университетам улучшить их учебные планы, поддерживаем профессоров, которые могут учить студентов. Я помню, что в конце 1990-х управление проектами в Румынии было на самых ранних стадиях. Мы вдохновили политехнический университет в Бухаресте создать курс по управлению проектами и сказали, что можем учить студентов. Факультативно, но дайте им возможность узнать, что это такое, потому что позже они пойдут работать, даже не имея догадки о том, как проект может управляться.
– Это из вашего собственного опыта.
– Абсолютно. Мы поделились самыми современными знаниями в области управления проектами. Второе. У системы образования собственный темп, она улучшается гораздо медленнее, чем другие сферы, поэтому есть разрыв между тем, что вы от нее ожидаете, и тем, что получаете. Выстраивая отношения, Bitdefender вначале не имел долгосрочного предвидения, а сейчас мы настроены на долгосрочность, мы мечтаем и смотрим, что произойдет через десять лет и дальше. Поэтому мы уже работаем и с начальной школой – чтобы поддерживать развитие в этой области. Мы присутствуем в Бухаресте, Клуже, Яссах, Тимишоаре и Тыргу-Муреше. Здесь огромный потенциал. Но если вы стоите у дверей университета, и ждете, когда оттуда выйдут выпускники, а вы выберете – это слишком поздно. Нужно начинать работать на ранних стадиях, чтобы у вас было больше выпускников, больше опций при рекрутинге. Такова наша философия сейчас. Мы не стоим под дверями университетов, но вовлечены в систему полностью, с самых ранних стадий обучения, для того, чтобы развивать навыки, нужные нашей отрасли.
– Как вы видите следующие десять лет?
– Мы начали разговаривать с предпринимателями и организациями в частном секторе, которые занимаются образованием, о том, что должны создать нечто совместное: давайте объединим усилия и сделаем большой проект, чтобы изменить систему образования. Этот проект называется EDUNETWORKS. Мы ставим цель, чтобы к 2035 году Румыния была в топе в том, что касается системы образования – мы должны переключить ситуацию. Мы уже сделали пилотный проект – адаптировали школьные классы. Например, у вас есть маленький город – 20–30 тысяч человек – с тем, что мы называем «школьной пищевой цепочкой»: детские сады, начальная, средняя и высокая школы, техническая. Мы принимаем этот кластер и строим модель изменения школы, за пять лет она может стать самодостаточной системой образования. Вот такой проект, мы и другие компании в него инвестируем.
– Хотите быть независимыми от государства.
– Мы сказали, что до того времени, когда государство станет серьезно относиться к улучшению образования, этим заниматься будем мы.
– Но ведь никто не знает, когда государство изменит свое отношение.
– Мы надеемся. Лично я надеюсь на обновление политического класса в ближайшие несколько лет и надеюсь, что в какой-то момент у нас будет партнер.
Конечно, Флорин Талпеш не просто надеется. Он ведь человек дела, а потому действует, скромно признаваясь: «Моя личная мечта – чтобы политический класс Румынии обновился, и я над этим работаю, поддерживая политиков нового типа, высокого качества».
За несколько дней до интервью с Талпешем я встречалась с ректором Бухаресткого университета Мирчей Думитру, и он сказал: «Недавно у нас был огромный конкурс на математику, даже не на компьютерные науки, а именно на математику. И это достаточно удивительно, потому что многие годы эти сложные науки не привлекали большого числа студентов, они выбирали другие дисциплины – такие, где не нужно работать очень сильно еще до того, как ты поступил в университет». Когда я говорю об этом Талпешу, он победно вскидывает руки: «Мы это сделали!».
Выбор будущего
Пока ректор Бухарестского университета Мирча Думитру радуется тому, что конкурс на «серьезные» дисциплины вроде математики и компьютерных наук велик, а Флорин Талпеш надеется на то, что к 2035 году Румыния будет «в топе в том, что касается системы образования», журналист Кристан Лупса, перечисляя проблемы, с которыми сталкивается страна сегодня, начинает именно с образования: «Система образования в беспорядке. Сейчас, когда мы с вами разговариваем, у нас даже нет министра образования, а за последние 30 лет было более 20 министров образования и здравоохранения». И хотя ректор Думитру при нашем разговоре не присутствует, но и он легко соглашается с тем, что образование в его стране переживает не лучшие времена: «До 1990 года студентов в университетах было немного. Конечно, когда у тебя немного студентов, ты принимаешь лучших, тогда и стандарты будут очень высокими. Но сейчас образование стало почти для всех и каждого, кто заканчивает школу. И когда у тебя большие цифры, качество снижается. С другой стороны, наиболее конкурентоспособные студенты получили возможность учиться за границей, в лучших университетах Европы или США, или Канады. Это хорошая ситуация для этих очень хороших студентов. Некоторые вернутся в Румынию и внесут свой вклад в улучшение ситуации здесь». Возвращаются, как показывает практика и статистика, далеко не все, но, например, Насти Владю, президент Союза двусторонних торговых палат Румынии, убеждает меня, что проблемы в этом нет: «Если им лучше оставаться там, пусть остаются, потому что Румынии нужна очень хорошая диаспора, чтобы развиваться на международном уровне. Мы верим, что не нужно заставлять их возвращаться. Нужно, чтобы они хорошо работали и были эффективными – это цель, это хорошо для страны. Даже лучше, если они работают для своей страны из-за границы. Почему бы и нет?». Вряд ли с ним согласится журналист Кристиан Лупса: «По миграции ситуация в Румынии самая плохая из всех бывших социалистических стран. У нас была волна людей в 1990-е, которые могли уехать, и они уехали. Потом была волна, когда мы вступили в ЕС – люди уехали на работу. И сейчас люди уезжают, потому что не видят здесь будущего: школьное образование для детей будет плохим, в больницах будут обслуживать плохо. Они обвиняют правительство: «Это репрессивное правительство, давай уедем. Это правительство не заботится обо мне, давай уедем». Это ключевые вопросы, которые реально не рассматриваются политиками, вместо этого они занимаются своими кампаниями, борются друг с другом и не вносят никаких работающих мер». Кстати, сам Кристиан из тех, что вернулся. Как и моя следующая героиня Кристина Хараламби.
Кристина родилась в революционном 1989 году, окончила Политехнический университет, приобретя самую популярную и, как было уверено поколение ее родителей, самую нужную профессию: инженер. Причем она инженер в области ядерной энергетики: в Румынии при Чаушеску построили АЭС, а недалеко от Бухареста есть исследовательский ядерный центр. Но, признается Кристина, найти работу по специальности сложно, а потому «большинство моих однокурсников сменили сферу деятельности, как и я». Она изучала бизнес-администрирование во Франции, но вернулась домой, и это осознанное решение: «Мы с мужем решили остаться, потому что верим, что можем что-то изменить, чтобы улучшить образ жизни в Румынии». Кристина уверена, что деньги – далеко не главная причина отъезда для многих: «Здесь есть люди с деньгами. Молодежь уезжает из-за образа жизни, не только из-за денег. Я оптимист и верю, что будут изменения к лучшему, поэтому и не уезжаю». Она бросила престижную работу в представительстве «Рено», чтобы стать индивидуальным предпринимателем. Признается, что работа трудная, заработки небольшие (хочет верить, что это пока), и что «иногда ты открываешь не то, что хочешь, а то, в отношении чего есть возможности». Говорит, что сейчас зарабатывает меньше, чем когда работала в «Рено», жалуется, что офис в ее голове не закрывается никогда (а раньше на работе она была четко с 9 до 18), что иногда приходится вставать по звонку среди ночи, оставлять плачущую дочку, которой всего год, и спешить на склад: фуры с товаром прибывают круглосуточно.
Писатель Василе Ерну, которому, как и любому писателю, не слишком нужен офис, а рабочий день не нормирован, говорит, что такая ситуация – когда ты хозяин себе, своим заработкам, настоящему и будущему, – нравится далеко не всем: «В 1990-х работать на государство было очень унизительно. А сейчас все хотят, был недавно такой опрос. Хотят стабильности и нормально жить. Хочу делать вот оттуда и до туда, прийти около четырех домой, поиграть с сыном – и все. Не хочу, чтобы телефон опять звонил в десять вечера, и мне говорили, что я забыл что-то сделать. Нет ни дня, ни ночи, это не жизнь. Но мы так жили двадцать с чем-то лет, мы работали на трех работах и думали, что это нормально. Нет, не нормально – слишком много стресса, это интересно в 20 лет. Мы говорили: зачем нам офис? И работали везде. А сейчас я говорю молодым: надо иметь конкретное место, потому что если у тебя нет места, ты будешь работать везде и постоянно. Тебе надо в одно место прийти, а когда уезжаешь, оставлять там все проблемы, связанные с работой. А если этого не будет, ты будешь работать всегда, не будет личной жизни, семьи. Этим, которым сейчас 30, очень трудно живется, а будет еще труднее. Это глобальный тренд, но здесь сложнее, потому что периферия капитала».