— О чем ты задумался? — спросила она.
— Вот думаю, что каждый воришка, которого еще не схватили за руку, считает: он бы на месте других, уже пойманных, поступил бы совсем иначе, нашел бы выход из положения.
— К чему ты это сказал?
— К тому, Наденька, что именно такие мысли возникают у недобросовестных людей. Когда я провожал Лилю после дня рождения Федора, по дороге домой рассказал про инвалида, которому жена изменила. Об этом мне Роза из своей юридической практики рассказывала. Если б ты только слышала, как Лиля возмущалась, как осуждала ту женщину. Я по простоте душевной все на веру принял, знаешь, как она в моих глазах выросла. А есть, наверное, еще хитрее, они открыто не осуждают, а про себя думают, пусть дураки на рожон лезут. А в наших делишках свидетелями будут лес глухой да ночка темная. Боюсь я за Виктора, ведь ему надо техникум кончать. И вдруг так опустился. Нужно, не откладывая, сказать директору. Пожалуй, только он сможет посоветовать Виктору, как выйти из этого тупика.
— Вот ты говоришь, что есть люди такие и этакие. Но нельзя ведь подозревать каждого.
— Я говорю, что каждый, прежде чем сделать такой ответственный шаг в жизни, должен сто раз серьезно подумать, готов ли он стать мужем или женой.
Романа не оставляло чувство вины перед Виктором за то, что именно он познакомил его с Лилей, хотя Виктор ни в чем не упрекнул товарища. Роман поднялся со скамьи, протянул руку Наде.
Слушая духовой оркестр, пробуждался старый парк. Звуковые волны плыли от дерева к дереву и, казалось, помогали солнцу зеленить их кроны. Прямо на глазах густели листья на липах. Бутоны на каштанах теряли свои липкие лепестки.
С мостика Роман увидел, что к высокой башне со всех сторон парка начали сбегаться люди. Башня эта, возвышаясь над деревьями, с давних пор стояла на крутом берегу Сожа. Внутри башни растянутой пружиной вилась лестница, выходящая на самом верху на круглый балкон. Роман и Надя бывали на том балконе. Ощущая легкое раскачивание башни, они любовались серебристой лентой Сожа, вершинами высоких деревьев, казавшимися, отсюда, с высоты, совсем маленькими.
— Что-то там, возле башни, случилось. Видишь, туда все идут и идут люди. Пойдем и мы посмотрим.
— Я тоже обратила внимание, но мне показалось, что это обычное оживление среди гуляющих в парке людей.
Подойти к башне было невозможно. Ее окружила большая толпа. Сколько Роман ни пытался расспросить у стоящих сзади, что тут произошло, никто ничего толком сказать не мог. Говорили, будто кто-то с башни сорвался. Наконец из толпы, разгоряченные, взволнованные, выскочили два парня. Один из них на ходу бросил:
— Так я побегу за «скорой помощью»!
— Случайно не знаете, кто там разбился? — спросил Роман у второго парня, который, расстегнув воротник, обмахивался носовым платком.
— Да парень один. Я с ним рядом на балконе стоял. Был он под градусом. Пошел в заклад на бутылку водки с этим, который за «скорой» побежал. Все доказывал: пока, мол, сбежишь вниз по лестнице, я быстрей тебя спущусь по громоотводной проволоке. Перелез через балкон, повис на нем, потом ухватился одной рукой за проволоку, которая была прикреплена к костылю, вмазанному между кирпичами. Я и глазом не успел моргнуть, как парень полетел вниз. Оказывается, костыль вырвался. Говорили, кто-то уже здесь раньше спускался по громоотводной проволоке. Парень посмотрел вверх и как бы самому себе сказал: «Гитара его там осталась…»
Роман даже дар речи потерял. Придя в себя, сказал Наде:
— Это же Виктор… Ты подожди. — Расталкивая людей, начал пробираться к башне.
Виктор лежал на земле, изредка судорожно хватая ртом воздух. Роман сквозь слезы, застилавшие глаза, смотрел на своего товарища. Как об этом сказать матери, выдержит ли она? Ведь так переживала из-за его неудачной женитьбы. Именно после нее и начались все беды у сына. Забросил учебу, выпивать начал. Были бы нормальные отношения в семье, разве дошло бы до этого?
Из военного госпиталя пришла «скорая помощь». Врач сделал укол. Спустя несколько минут Виктор открыл глаза, посмотрел на врача и тихо, с расстановкой проговорил:
— Напрасно я поспорил с парнем… Кому нужна вся эта показуха… Маму жаль… — Виктор умолк.
— Это наш студент. Скажите, доктор, он будет жить?
— Случай тяжелый, вся грудная клетка раздроблена, нужна немедленная операция.
Виктора увезли. Люди, вполголоса обсуждая случившееся, стали расходиться. Надя стояла возле дере-за испуганными глазами отыскивая Романа. Он подошел к ней. Надя молча взяла его под руку, и они медленно вышли из парка.
ХІІІ
Не дождавшись дня, когда они должны были встретиться, Роман прибежал к Наде. Сегодняшний разговор с начальством о предстоящей работе после распределения поставил его перед выбором. Он прекрасно понимал, что от этого во многом будет зависеть дальнейшая судьба. Начальству было важно знать его мнение. Вначале Роман отказывался, хотя твердой уверенности в том, что в данном случае поступает правильно, не было. Он колебался, взвешивал, пытался, заглянув вперед, определить, как сложится жизнь. То, что выбор остановили именно на нем, ибо доверие в предстоящем назначении оказывалось ему одному из числа всего их выпуска, имело свой определенный и объективный смысл. Окончил техникум на «отлично», кандидат в члены партии. Оставалось посоветоваться с Надей, ведь свое будущее без нее он и не представлял. Разговор и здесь предстоял нелегкий. Роман заранее знал, как Надя отнесется к предстоящему известию. Она ждет не дождется, когда Роман окончит техникум, станет капитаном парохода. Еще лучше, если будет здесь, на месте, работать в управлении. А тут, оказывается, совсем другое назначение и, главное, долгая разлука. Но их любовь никем не учитывается. Другое дело женатые. Их никуда не посылают, все здесь остаются. Так что со своими чувствами Надя и Роман должны разбираться сами, тем более что у них есть противоречия. Надя уверена, что их жизнь сложится счастливо лишь только в том случае, если у Романа будет спокойная работа. Роман считает наоборот, что, для того чтобы заслужить любовь Нади, надо достигнуть чего-то исключительного. А предстоящая работа, о которой ему говорили сегодня в отделе кадров, представляется неясно. Может быть, Надя поможет ему более детально в этом разобраться.
Когда Роман вошел в дом, Надя испуганно посмотрела на него.
— Что случилось? — спросила она.
— А тебе все еще продолжает казаться, что, если пришел не в назначенное время, обязательно что-нибудь случилось? Соскучился без тебя, вот и пришел…
— Добрый день, — выглянула из-за ширмы Вера.
— А, добрый день, и ты дома?
— Где же мне еще быть.
— Думал, в институте зубришь, грызешь гранит науки.
— Тебе хорошо, свое отгрыз.
— Да не очень, такое чувство, будто потерял что-то. — Роман подошел к ширме, сел возле столика, на котором стояли две фотокарточки: Романа и Вериного майора.
— А мне хочется поскорее закончить институт, какое бы это было счастье.
— Это только так кажется. А потом направят куда-нибудь в деревню, и будешь так куковать.
— А нам с мужем и в деревне хорошо будет.
— Где там еще твой муж, — усмехнулся Роман.
Подошла Надя. Она внимательно посмотрела на Романа, стараясь угадать, в каком он настроении. Надя знала, что у них сегодня должно быть распределение, и она спросила:
— Что у тебя нового?
— У меня всегда не как у людей, жизнь поворачивает на сто восемьдесят градусов. Вызвал меня сегодня полковник, начальник отдела кадров, и предложил ехать на Черное море, там, мол, я пройду необходимую стажировку, а потом буду направлен командиром катера специального назначения. Сказал, что это очень ответственная работа и что доверяют ее только мне. Короче говоря, завтра уже и ехать надо. Документы они сами туда направят.
— И ты согласился? — серьезно спросила Надя.
— Для меня это было полной неожиданностью. Сначала отказывался, но потом подумал, что нехорошо как-то получается. Еще трусом посчитают. А в этом я расписаться не могу, не в моем характере.
— Тоже мне, смельчак нашелся, — с неприкрытой иронией заметила Вера. — Война, считай, почти закончена, и не лезь под пули. А с Надей как у вас будет, об этом подумал?
— Я думаю, что все это временно.
— А остальных выпускников куда? — спросила Надя.
— Меня только одного посылают. Да и некого. Федор хоть и партизан, но беспартийный, к тому же женат.
Надя подошла и села на край кровати. Опустив глаза, долго молчала. Затем, не поднимая головы, спросила:
— И завтра едешь?
— Да, завтра.
Громко всхлипнув, Надя упала, зарывшись лицом в подушку. Она все время считала себя более счастливой, чем Вера. Роман всегда рядом, а Миши все нет и нет, теперь его направили на Дальний Восток, воевать с японцами. От него уже две недели никаких вестей. Она не сомневалась, что Романа после распределения оставят здесь. И вот — на тебе, стажировка. А ей что?
Только и остается, как Вере, ждать писем. Роман подошел к ней. Надя тихо заплакала.
— Не успокаивай меня, Роман, я знаю: тебя уже никто не остановит, не переубедит, даже твой отец. Какое это несчастье — родиться девушкой.
— Не надо заранее волноваться, как будет, так будет, еще никому не удавалось обойти свою судьбу.
Пришла мать Нади. Поздоровалась, спросила у Романа:
— Что, закончил учебу?
— Да.
— Вот и слава богу. — Она присела на стул.
— Слава-то слава, но не совсем. Вот и Надя на меня обиделась.
— А почему?
— Уезжаю.
— Надолго?
— Неизвестно. Пока подучиться, а потом — на запад.
— И нельзя отказаться?
— Нельзя. Необходимые документы в Одессу уже, наверное, отправили. При мне остался только паспорт, военный билет и диплом. Конечно, могу и не ехать. Я не военный. А что же потом?
Мать тоже задумалась. Некогда красивое лицо испещрено морщинками, глаза ввалились. Больше года прошло с тех пор, как Роман впервые увидел ее, а как она за это время изменилась, постарела. Раньше, когда они жили в своем доме, девчата всегда были при ней, ни на какие гулянки их не пускала. А теперь разве удержишь. Стали студентками, расцвели на радость материнскому сердцу. А вот не везет же, ну хоть бы одной ст