оей памяти.
Лагерь в монастыре в Елабуге
Впереди доносились крики радости. Наконец-то стала видна Елабуга! Мы дошли! Теперь она видна и нам тоже. И все же до нее нам пришлось пройти еще целых четыре километра, постепенно спускаясь к городу по дороге вниз. Но цель наконец-то близка! Мы смогли дойти до города на своих ногах. Каждый старался определить, где же лагерь, но безуспешно. Может быть, он там, рядом с той церковью? Рядом раскинулись сразу три большие старые церкви в византийском стиле. А может быть, это вон то здание темно-красного кирпича, что похоже на замок? Впереди, на окраине города, можно было разглядеть еще несколько больших белых строений. Ничего, скоро все узнаем. Надеюсь, нам осталось идти не слишком далеко!
Вот некоторые из нас вышли к первым деревянным домикам на окраине города. Дорога здесь шире, чем за городом. Головная часть колонны повернула налево. Через несколько сотен метров мы оказались перед длинной четырехметровой стеной. Перед стеной проходила полоска земли шириной пять метров, огороженная колючей проволокой. По углам стены установлены деревянные сторожевые вышки с охраной на них. Мы брели вдоль стены, пока не оказались перед большими деревянными воротами с ее южной стороны. К этому времени многие уже поняли, что лагерь – бывший женский монастырь, а здания внутри его построены из камня. Я пока еще не увидел всего этого. Стены и ворота скрывали от взгляда то, что творилось внутри.
Наконец нас построили и завели на территорию лагеря. Внутри высились целые горы снега, собранные за зиму лопатами. Я осмотрелся вокруг. Здания действительно каменные. Я насчитал четыре таких здания, расположенные вокруг обширной площади. Что еще было внутри лагеря, я рассмотреть не успел, так как нас завели в одно из зданий сразу за воротами. Нам сообщили, что всех временно разместят здесь до того, как проведут процедуру дезинфекции. Мне было все равно, я хотел только лечь и спать.
Вход в здание очень низкий. Те, кто повыше ростом, не могли попасть внутрь, не согнувшись. Затем следовал темный проход, потом – еще одна дверь, за которой находился длинный темный коридор. Двери справа и слева, которые вели в отдельные комнаты. Коридор заканчивался обширным помещением, которое можно назвать чуть ли не залом. Я пошел дальше за дверь со стеклянными вставками. Здесь явно должны были быть немцы, поскольку надпись, вывешенная за стеклом, на немецком языке гласила: «Ремонт только по вторникам и четвергам!» Интересно, это объявление осталось со времен Первой мировой войны?
Слава богу, нам определили место прямо перед дверью в зал, который уже был полон народа, поэтому нашу группу из 16 человек разместили в небольшой комнате. Все мы улеглись там головой к стене, ногами вместе, как безжизненные туши!
В это время стали проявлять себя наши вши. Пока мы шли на открытом воздухе, на зимнем морозе они почти не подавали признаков жизни, но теперь вновь превратились для нас в невыносимое бедствие, не давая нам отдохнуть, как это уже было в вагоне и в других помещениях. Вскоре мы все сели и начали выискивать на себе проклятых насекомых, их гнид и личинок! Особенно полно гнид было в теплых вещах, и казалось, не было ни одного шва, где не скопились бы эти яйца вшей величиной с булавочную головку. Так давно мечтающие о сне и отдыхе, мы не могли выдержать тех пыток, которыми подвергали нас маленькие насекомые! Все разделись до нижнего белья, и вскоре не было ни одного пленного, который не хлестал бы и не царапал каждый участок своего тела. Нам приходилось чесаться снова и снова, даже если мы этого совершенно не хотели. Одного этого было достаточно, чтобы повергнуть нас в состояние отчаяния. Единственной светлой мыслью было обещание скорой дезинфекции. На самом деле она уже началась. К сожалению, «баня», как называли ее русские, здесь была очень мала, а процедура обеззараживания занимала 45 минут. Ничего, в свое время придет и наша очередь! Только бы поскорее! Конечно, мы вряд ли пройдем процедуру сегодня, поскольку начали с тех, кто собрался в «зале», и должно пройти много времени, прежде чем все его обитатели пройдут «обслуживание».
Казалось, что ночь тянулась бесконечно с ее стонами, руганью, почесыванием и охотой на вшей. Сейчас я чувствовал себя таким же разбитым, как и в прошлые дни, но, и это главное для меня, мне не нужно больше никуда шагать. Сегодня меня избавят от вшей, я смогу побриться и помыться в бане. Когда я начинал разглядывать себя и своих товарищей, мне становилось противно. Мы все были покрыты слоем грязи и настолько заросли, что едва узнавали друг друга. У нас не было возможности побриться примерно две или три недели.
День медленно продолжался, и все больше и больше пленных выкликали на гигиенические процедуры. Но только не нас. И скоро мы поняли почему. Прибыла вторая маршевая колонна, в составе которой были серьезно больные, которых отправили с баню немедленно, чтобы после этого начать их лечить, не подвергая временному помещению в карантине. Разумеется, для нас это было горькой пилюлей. Мы прибыли сюда еще вчера, 16 марта, но до завтра так и не будем избавлены от вшей.
Однако русские, как видно, приготовили для нас что-то еще, так как нас вывели во двор. Там нас в который раз подвергли тщательному обыску, во время которого у всех отобрали лекарства, идентификационные медальоны и расчетные книжки. В конце обыска каждый был острижен наголо. Мне было стыдно чувствовать, как мою голову бреет женщина, но я настолько обессилел, что, не мог даже выразить свой протест. Повсюду во дворе лежали кучи экскрементов, что говорило о том, что значительное число пленных страдало от диареи (поноса). В качестве туалетной бумаги использовались банкноты достоинством 20, 50 и 100 марок, а также страницы офицерских расчетных книжек. Судя по всему, состояние моего организма не улучшилось. Понос донимал меня не меньше, чем прежде, и целыми днями держался жар. Я чувствовал себя слабым и опустошенным. Какое счастье, что все в этом мире имеет свой конец. Пришел конец и нашей очереди на помывку. Нас провели через весь лагерь, который до сих пор мне довелось видеть лишь мельком. По дороге мне пришлось отметить, что мой организм все так же тянет меня сначала в туалет, а потом – в теплое помещение. Затем нас накормили супом. На время еды нам сказали, что мы можем оставить те вещи, которые нам не нужны сейчас и которые мы можем забрать позже. Я отложил в сторону только свой второй вещмешок, так как больше у меня не было ничего. Наконец нас отвели в баню. Она размещалась в небольшом бараке у монастырской стены. Притиснутые друг к другу, мы стояли в небольшом помещении и мерзли. Свою одежду мы развесили на железных обручах, которые поместили в печь для дезинфекции. Всякий раз, когда открывалась наружная дверь, в помещение врывался холодный воздух, и белое облако визуально свидетельствовало о большом перепаде температур внутри и снаружи. В ближайшем к печи помещении плохо одетая женщина выполняла обязанности парикмахера.
Ее одежду можно было назвать только лохмотьями и никак иначе. На лице женщины застыло презрительно-ленивое выражение. Я с ужасом понял, что эта женщина выбривает у моих товарищей волосы под мышками, на груди и с гениталий. Некоторые пытались протестовать против того, что такие части тела у них бреет женщина, но без толку. Никогда прежде мне не приходилось подвергаться подобным процедурам. Мной овладели злость и чувство стыда, но никто не обратил внимания на мои протесты. Как я узнал позже, та женщина была заключенной из городской тюрьмы. В конце процедуры голову, подмышки и все части тела, на которых росли волосы, смазали дурно пахнувшей пастой, как нам сказали, предохранявшей от вшей. И вот мы в бане. В небольшом помещении стояли семь скамеек. На полу деревянные решетки, тазики для мытья тоже деревянные. Влажный пар забивал легкие. Каждому выдали по ведру теплой воды и маленькому кусочку мыла, которого вряд ли хватит на то, чтобы намылить себя полностью. Какая досада, что мыла так мало! И если бы еще не долгое ожидание получение своей одежды обратно! Мы давно уже помылись, а наша одежда все еще висела в печи для обеззараживания. Я очень замерз. И как же мы успели проголодаться! Интересно, станут ли нас кормить лучше в этом лагере? Оставалось только ждать, чтобы проверить это!
Наконец наша одежда готова. Было несколько случаев путаницы, пока наконец каждый не отыскал то, что принадлежало именно ему. Как приятно надеть на себя горячую одежду, пусть даже пахнет от нее не лучшим образом. Причина неприятного аромата – запах пота, сгоревших вшей, их яиц и личинок. Они прожарились до коричневого цвета. Я надавливаю на них ногтями для проверки – так и есть, с насекомыми покончено. Интересно, все ли они погибли?
Снаружи ждет какой-то русский, который повел нас в наше новое жилище. Теперь нас перевели в другое здание, блок под номером один. Наконец, после хождения то туда, то сюда, я смог лечь в своей комнате. Нас снова поделили по воинским званиям. Чувство голода меня почти не беспокоило. Я ощущал его, будто во сне, поскольку мной полностью овладел жар. Как прошла ночь? Не помню, но состояние моего здоровья явно не улучшилось. Появился кто-то из русского персонала и стал о чем-то говорить с моим товарищем, понимающим русский. Он сказал, что нам придется пройти процедуру дезинфекции еще раз. Снова у кого-то обнаружились вши, и с ними будут бороться до того, пока не будет уничтожено последнее насекомое. Появились слухи, что кого-то из военнопленных уже увезли в городскую больницу с диагнозом тиф.
Нам приказали построиться перед бараком со всеми пожитками. Один из красноармейцев, который немного говорил по-немецки и, скорее всего, являлся офицером, вывел нас из лагеря. Когда в нашу сторону направилась какая-то русская женщина, наш конвоир сказал, коверкая язык:
– Русская мадам, а вы, офицеры, не есть хорошо!
Переспросив его, что он имел в виду, переводчик уточнил:
– Камерады, вам следует подтянуться, чтобы не смешить русских женщин!