– Занято!
Вот на лестнице снова послышался какой-то шум. Это возвращались русские. Они чуть ли не вбежали в некоторые комнаты и вынесли несколько поленьев дров из комнаты старших офицеров. Я вышел из туалета и поспешил посмотреть, что происходит. Дрова были обнаружены в результате некоторых подозрительных признаков, что привлекли внимание русских. А если бы русские вернулись и поискали дрова в других комнатах? Пока мы не успели уничтожить за собой все улики! Действительно, удача очень нужна каждому из нас!
Сегодня суббота, 9 декабря. Мы выстроились снаружи на перекличку. Чертовски холодный день! Морозы держатся вот уже несколько дней. Думаю, сейчас 30–35 градусов ниже нуля. Сразу же после того, как нас пересчитают по головам, будет завтрак, а после него – последняя репетиция в песнопении в исполнении нашего двойного квартета. Прелюдией послужило наше первое выступление в прошлое воскресенье, в первый день начала предрождественского поста. Тогда мы выступали перед внимательной и благодарной публикой. Теперь хотелось еще более усовершенствовать исполнение, а венцом послужит празднование кануна Рождества.
Почему так запаздывает дежурный офицер? Еще немного ожидания на морозе, и мы уйдем отсюда, потому что не хотим замерзнуть. Ага, вот и лейтенант, который, судя по внешности, принадлежит к племени казахов или узбеков. Это – человек довольно высокого роста, черноволосый, с такими же черными бездонными глазами. Полковник докладывает о наличии личного состава. Убедившись, что во дворике выстроились все обитатели нашего блока, офицер достал свисток и громко свистнул. Деревянная дверь тут же распахнулась, и во двор ворвались 6 солдат, которые молниеносно заняли входы и выходы в барак.
Вот тебе и месса! Теперь нам придется стоять на холоде до того, как все там тщательно не обыщут. А заниматься этим они могут весь вечер напролет. Мы разозлились еще больше, но ничего не могли с этим поделать.
Потом прозвучали имена тех, кому надлежало собрать вещи и отправиться в караульную комнату. В нашей комнате русские уже все скрупулезно обшарили, перевернув там все вверх дном. Стиснув зубы, мы паковали вещи. Перед караульным помещением нас ждал еще один обыск, и мы слышали, что обыскивают там тщательно и очень внимательно. Процедурой руководил эмигрант Книппшильд.
Вот мы и внутри. Я направился прямо к дежурному солдату и раскрыл свой вещмешок. Тот стал осматривать мои вещи и отобрал все мои записи. Но мне удалось утаить фотографии и перочинный нож, который я прятал во фляге. Там постоянно было налито немного воды, в результате чего нож обнаружить невозможно даже при ее встряхивании. Снаружи перед караульным помещением стоял конвоир, который дожидался нас. Он повел нас через лагерь, в который я никогда до сих пор не входил без сопровождения. Нас на расстоянии приветствовали знакомые. Потом их прогнали члены Союза немецких офицеров. Мы прошли мимо 1-го блока в направлении к средней из трех церквей, что находились прямо за восточной частью лагеря, оделенные от его территории забором с колючей проволокой. В церковь вела небольшая калитка. Теперь мне стало ясно, что нас вели в саму церковь. В начале периода холодов это здание служило карантином для некоторых военнопленных офицеров, захваченных в Румынии. Сразу перед входом в церковь мое внимание привлекли две фрески, которые пытались закрасить белилами, но все краски скрыть так и не сумели. Похоже, здесь имела место и попытка защитить Деву Марию: стена на том месте, где находились ее глаза, была в выбоинах. Замазав белилами голову, неизвестный как бы увенчал ее покровом.
Через длинный проход нас провели к самой церкви. Большинство из моих товарищей, которых забрали из барака раньше нас, были уже здесь. Некоторые, однако, находились в административном здании, где их подвергали особому осмотру. Наконец и их тоже привели к остальным. Хинденланг поведал о том, что с ним происходило во время допроса у начальника оперативного отдела НКВД майора Кравца, которого за его стальные зубы мы прозвали «серебряным рудником».
В нашем бараке был обнаружен экземпляр «Майн кампф», и Кравец пожелал узнать, кому он принадлежал. Естественно, Хинденланг заявил в ответ, что понятия не имел о наличии у кого-то из нас такой книги. На самом деле книга принадлежала как раз ему. Она была прикреплена ремешком с внутренней стороны к его бедру. Мы разразились хохотом, оценив такой способ хранения.
Внутри церкви было ужасно холодно, так же как и на улице. Мы стояли, сбившись тесно друг к другу, и наше дыханье застывало в воздухе. Мы надели на себя все, что имели из одежды, но это мало помогло сохранить тепло. На все помещение имелась лишь одна небольшая керосиновая плитка, и некоторые товарищи, собравшись вокруг нее, пытались хоть немного согреться. Время от времени появлялся кто-то из последних отсутствующих, и к вечеру мы все снова были вместе. Никто почти ничего не говорил. Следовало обязательно обдумать события минувшего дня. Вновь появился дежурный офицер, который, посмотрев на нас, кажется, остался чем-то доволен. Потом он опять куда-то исчез. Я и мои товарищи по комнате старший врач доктор Вебер и капитан фон Венцовски устроились на выложенном плиткой полу. Похоже, мы разлеглись в центральной части церкви. Наши уставшие, ослабленные тела требовали отдыха, но мы не могли себе позволить отдых здесь – очень холодно. Даже если сюда поставить несколько печей, этим можно было бы добиться лишь умеренной температуры в здании. Да и кто возьмется снабжать дровами сразу несколько печей?
В моей голове роились сразу несколько мыслей. Я вспомнил о том, как год назад гвардии подполковник (тогда майор) угрожал уничтожить меня физически и морально. Может быть, нас медленно, но уверенно готовят к «холодному походу»? Похоже на то. Но, в таком случае что я могу сделать? Остается только одно: голодовка! Я полон решимости пойти на этот шаг, даже если я буду один. Однако я уверен, что и другие думают так же. Время шло, и вот к морозу прибавилась темнота. Похоже, для всех наших неприятностей стало обычным то, что они всегда ходят парами.
Так прошла ночь, и наступил второй день рождественского поста 1944 г. Мои соседи доктор Вебер и фон Венцовски так же, как и я, размышляли, не зная отдыха. Как только мы обменялись между собой первыми фразами, все трое пришли к общему соглашению. Мы должны подготовить всех обитателей 6-го блока к тому, что начнем голодовку, но ее следует организовать таким образом, чтобы старший по блоку оказался в стороне и его ни в чем нельзя было бы обвинить. Я давно уже был на ногах и пытался согреться, вышагивая туда-сюда. Падре Рот тоже давно уже был на ногах. Я обратился к нему:
– Итак, святой отец, как вам вся эта история?
– Вы знаете, Холль, похоже, что нам придется провести здесь всю зиму.
– Мне тоже так кажется. Но у меня нет ни малейшего желания позволить таким образом готовить меня к «холодному походу».
– И что вы намерены предпринять? – Он посмотрел на меня в присущей ему манере, спокойно и задумчиво.
– Я начну голодовку!
– Хорошо ли вы подумали и полагаете ли вы, что ваши товарищи последуют вашему примеру? – И он снова посмотрел на меня ясным взглядом.
– Естественно. Падре, у нас была целая ночь на обдумывание. Не думаю, что кто-то откажется от участия, если ко всему подойти правильно.
– Значит, если будет голодовка, то для всех!
– Да, падре, лучше ужасный конец, чем ужас без конца!
Доктор Вебер и фон Венцовски стояли и разговаривали с кем-то из наших товарищей. Они тоже были согласны без суеты начать воплощение нашего плана. Мы должны выйти из церкви и отправиться обратно в свой старый барак!
Ответственный за раздачу наших пайков капитан Краузе был уже проинструктирован. Сначала он обратится к первой комнате, старшим в которой был лейтенант Зохатци по прозвищу Князь. Наши товарищи из первой комнаты продемонстрировали решимость в противодействии русским и были готовы немедленно попытаться добиться от них ясности в намерениях, объявив голодовку. Остальные комнаты присоединятся по очереди после того, как прозвучит сигнал к раздаче пищи.
Принесли старый бак с утренним супом и половину нашего дневного хлебного пайка. Краузе со своими двумя помощниками направился к баку и выкрикнул 1-ю комнату на прием пищи. Но никто из обитателей этой комнаты не поднялся с места и не сделал ни шагу. После того как Краузе трижды вызвал их, он стал выкрикивать следующую комнату. Та же картина. И в других комнатах никто не сделал ни шагу, чтобы получить еду. Весь наш блок (192 человека) отказался от пищи.
Ближе к 9 часам утра дежурный офицер Жук, фамилия которого означает название насекомого, объявил утреннюю перекличку. Никто не поднялся с места. Полковник Вольф заявил ему, что военнопленные отказываются подчиняться его приказам и что все мы отказываемся также и от утренней пищи. С расширенными от удивления глазами Жук начал тихо материться. Но, поняв, что дело серьезное, он сразу куда-то исчез. Офицер вернулся примерно через полчаса в сопровождении инспектора Брянцева, который стал упрашивать нас не делать бессмысленных поступков и начать принимать пищу. Он добавил, что проследит, чтобы нам выдали дрова для обогрева. Никто не отреагировал на его обещания: у каждого из нас был собственный достаточный печальный опыт, который говорил, что верить обещаниям русских не следует.
Убедившись в том, что их попытки не увенчались успехом, оба офицера снова куда-то исчезли. Мы остались лежать на полу, укрывшись одеялами и шинелями. Но все равно было ужасно холодно.
Примерно в 12 часов прозвучало:
– Идет гвардии хвастунишка!
Когда он со своими подчиненными вошел в церковь, никто не обратил на это внимания. К нам привели даже старшего по лагерю Мангольда и некоторых прочих предателей, например полковника Хермана и еще двоих, которых я не знал по имени, которые стали убеждать нас вести себя разумно. Полковник Вольф подошел к русскому с докладом. Кудряшов спросил, почему военнопленные не встали в его присутствии. Вольф ответил, что пленные больше не подчиняются его приказам. Тогда русские сами попытались заставить нас встать. Но как только они поднимали одного и переходили к следующему, тот первый снова ложился. Однако через некоторое время им удалось согнать всех нас в середину церкви, где Кудряшов выступил перед нами с речью. Сначала этот старый лис попытался заставить нас отказаться от голодовки с помощью угроз и приказов. Но, увидев, что этот метод оказался безуспешным, он попытался воспользоваться другим. Он дал распоряжение переговорить с нами Мангольду, капитану саперов Гермеру, препо