От одного берлинца, который был в лагере для военнопленных вместе с Цубеком, я узнал, что в 1946 года, во время репатриации поляков, Людвиг тоже попытался репатриироваться в Верхнюю Силезию. Однако русские тогда не признали его поляком. Теперь мне все стало ясно. На самом деле Цубек был не поляком, а гражданином Германии, но в 1946 года он объявил себя поляком, поэтому теперь не смог вернуться домой с немцами. Это был настоящий бумеранг, который вернулся к его владельцу с самыми худшими последствиями. У меня не было возможности поговорить с Цубеком и объяснить ему это.
В нашем жилище не имелось печи, поэтому здесь было очень холодно. Нам обещали электрическую плиту.
Как и в нашей прежней 205-й колонне, я и здесь снова озаботился тем, чтобы удовлетворить запросы своих товарищей. Поздно вечером я вернулся после безуспешных поисков плиты, которая была нам настоятельно необходима, так же как и освещение. Тогда мои товарищи рассказали мне, что, несмотря на охрану снаружи, нас навестили бандиты. Они появились в помещении совершенно неожиданно, и каждый был вооружен ножом. Один из пришедших перекрыл выход. С масляной лампой в руке они сразу же направились к тем, у кого были деньги. Сопротивление было бесполезным, так как у нас не было оружия. Зигфрид сначала отказал им, но, почувствовав нож даже через толстый слой одежды, предпочел расстаться с деньгами.
Для нас было очевидно, что несколько рублей не стоили того, чтобы кого-то из нас зарезали. Из прошлого опыта мы знали, что эти твари способны на все и могли убить человека без малейших колебаний. Курту Аппу в его лагере пришлось стать свидетелем одного серьезного инцидента, в результате которого несколько человек были убиты. Бандиты забрали у нас даже продукты. Я был очень зол, но понимал, что сопротивление было бы бессмысленным. Нас здесь больше 70 человек, но мы практически не знаем друг друга. Один не доверяет другому, и вообще все мы очень слабы физически.
Ночь тянулась очень медленно, и рано утром все мы были на ногах, чтобы разогнать кровь по жилам и согреть застывшие мышцы. Целый день с нас снимали размеры одежды, которую должны выдать сегодня вечером или завтра утром.
Мы узнали, что бандиты снова собираются нагрянуть к нам с визитом сегодня ночью. Я отправился к коменданту лагеря, капитану, и рассказал ему об этом. И еще я добавил, что в прошлый раз мы просто не были готовы дать отпор грабителям, но теперь любой из русских заключенных, которому вздумается зайти к нам после наступления темноты, будет бит. Комендант обещал выставить у нашего жилища охрану.
К нашей радости, сегодня вечером нам выдали новую одежду. На следующее утро нам приказано отправляться дальше. Двое из нас, очевидно фольксдойче, одежды не получили и, как и четверо венгров, были вынуждены остаться в лагере.
Станция находится в четырех километрах от лагеря. Дорога обледенела, и для некоторых из нас, кто все еще очень слаб, этот путь при чувствительном морозе является серьезным испытанием. Нас сопровождает усиленный конвой. Есть даже караульная собака, и все это делает наш путь совсем не похожим на дорогу домой. Наконец мы подошли к станции и увидели пульмановский вагон, в котором нам предстоит продолжить путешествие.
Когда проводник поезда увидел охрану, он строго спросил, что это значит, отметив, что мы являемся свободными людьми и следуем на родину. Но распорядился, чтобы наше сопровождение немедленно возвращалось в лагерь.
Для меня было очень необычным после семи лет неволи снова оказаться без конвоя. Какое же счастье сознавать, что в спину тебе больше не целятся из автомата. В предназначенном для возвращающихся домой военнопленных пульмановском вагоне мы добрались из Заярска через Братск в Тайшет. Дорога заняла два дня, и наш сопровождающий предоставил нам полную свободу передвижений и обращался с нами не как с пленными.
В пересыльном лагере в Тайшете комендант был очень любезен с нами. Похоже, что все они хотели, чтобы мы забыли всю горечь и ужасы предыдущих лет. Нам пришлось пробыть здесь три дня.
В женской части пересыльного лагеря я познакомился с одной женщиной-немкой из Риги, которая вскоре после кампании 1945 года переехала из Латвии в Берлин. Ей около 45 лет. В 1947 году она была осуждена советским судом и отправлена сюда за то, что местом ее рождения являлась Рига. Один из чехов, отправленных сюда из Чехословакии, рассказал мне, что сидел в одном лагере с генералами Зикстом фон Арнимом[38] и Хейнрици[39]. Оба генерала были приговорены к 25 годам исправительно-трудовых лагерей. Он рассказал и о том, что вдоль железной дороги Тайшет – Братск расположено несколько лагерей тюремного типа, в которых находится более 50 осужденных немецких генералов. Это подтвердило наши собственные наблюдения, когда в апреле 1949 года по дороге из Тайшета в Братск мы сами видели два лагеря, обитатели которых носили мундиры СС. Мне довелось переговорить и с двадцатилетним испанцем, который попал в Россию во время гражданской войны в Испании в 1938 году, и теперь не имел возможности вернуться на родину. В Советском Союзе его удерживали силой, он не относится к горячим сторонникам местной политической системы.
К нам присоединились новые товарищи. Снова были проверены размеры одежды и произведена замена старой на новую. 25 февраля мы прошли дезинфекцию. Лагерный врач хотел остричь нам волосы. Он заявил, что такие здесь правила, но кое-кто отказался. Я позволил остричь себе волосы в последний раз, в душе полагая, что это является еще одним признаком того, что вскоре мы вернемся домой. Я не хотел теперь давать местным властям никаких поводов для придирок и провоцировать их неповиновением или чем-то еще!
Когда мы шли через лагерь, комендант попросил нас, чтобы мы в знак благодарности за скорое освобождение спели одну из немецких походных песен. Мы с радостью исполнили эту просьбу, так как чувствовали, что едем на родину. Но и здесь двоих из нас по тем или иным причинам отделили от всех остальных и оставили в лагере.
Мы заняли места в поезде Тайшет – Красноярск. Наши сопровождающие, лейтенант и его подчиненный солдат Красной армии, вели себя очень дружелюбно, и мы не ощущали, что все еще являлись военнопленными, путешествуя в обычном пассажирском поезде. До Красноярска наш путь протекал без происшествий. К 10 часам утра мы уже находились на вокзальном перроне. Следующий поезд на Мариинск должен отправиться вечером. Сегодня воскресенье. Сопровождающий нас офицер оставил нас на попечении своего подчиненного, а сам отправился в комендатуру для получения для нас проездных документов на следующий отрезок пути. Он вернулся поздно вечером, потерпев неудачу, так как все здешние учреждения по воскресеньям закрыты. Теперь нам придется ждать здесь до следующего вечера, так как без разрешения комендатуры мы не можем ехать дальше.
Наша группа, в составе которой первоначально было 26 человек из 205-й колонны, выросла уже до 105 человек со всей территории к западу от озера Байкал. Мне довольно сложно было уследить за тем, чтобы они не расходились, да и красноармеец постоянно подходил и спрашивал, все ли на месте. Это не соответствовало действительности, так как несколько человек куда-то пропали еще несколько часов назад. Тем не менее я успокаивал солдата, так как сам не допускал мысли, что кто-то способен отстать от поезда по невнимательности. Сам я предпочитал не рисковать возможностью быть арестованным милицией. Поэтому я оставался вместе с группой и не отходил от поезда.
В этот вечер я убедился в том, что многие продали кое-что из своих совершенно новых вещей. Взамен они получили старую одежду и деньги. Но многие просто бездумно продавали вещи, как бы самоутверждаясь. Впервые за многие годы они получили возможность совершать покупки в здании вокзала, о чем в течение стольких лет мы могли только мечтать. И здесь я тоже не позволил себе участвовать в подобных экспериментах, поскольку не был уверен, не вызовет ли это какие-нибудь серьезные последствия. Но, как обычно, Россия оказалась страной «безграничных невозможностей».
На следующий день все охотно продолжали совершать сделки. А вечером мы отправились в путь и к полудню назавтра прибыли в Мариинск. Множество людей, которым в Тайшете выдали новую одежду, самым глупым образом успело распродать ее. И вот результат: об этом составлен рапорт, и мы не знаем, какими могут быть последствия. Сами продавшие считали, что Москва все равно распорядилась отправить нас домой, и ничего не произойдет. Очень хочется надеяться, что они не ошибаются!
В самом деле домой?
Как и предыдущие два лагеря, Мариинский являлся пересыльным. Здесь уже несколько дней ожидали более двухсот военнопленных, собранных со всех уголков Сибири, от Караганды до Владивостока, из областей западнее и восточнее озера Байкал и даже с золотоносных рудников в нижнем течении Енисея и с Крайнего Севера. Я был очень удивлен, когда встретил здесь бывшего лейтенанта-зенитчика, с которым был знаком еще по лагерю в Елабуге. Но еще большим мое изумление было, когда Хайнике рассказал мне, что здесь же находится и мой старый товарищ по 6-му блоку елабужского лагеря капитан Фриц Шмайцер. Я немедленно отправился разыскивать его, и мы с радостью обнялись.
Фриц рассказал, что в 1948 году, несмотря на то что он считался уже убежденным антифашистом, его приговорили к 10 годам каторжных работ по статье 47 за саботаж на производстве.
Русским, давно обосновавшимся в здешних бараках, было приказано уступить свои места нам, а самим переселиться в землянки. Нам выдали матрасы, подушки и одеяла. На самом деле мы не хотели получать их, но комендант лагеря заявил, что нам придется подождать здесь еще всего несколько дней, так как ожидалось прибытие еще некоторого количества наших соотечественников, подлежащих отправке на родину. «Всего несколько дней» превратились в четыре долгие недели и серьезное испытание нашего терпения. Ходили разной достоверности слухи относительно возможного прибытия транспорта для нас, но все еще не было никаких определенных вестей.