уль, кидая мне на колени черную синтепоновую куртку. Удивленно приподнимаю брови, Мнац поворачивает ключ в замке зажигания и хмуро смотрит на меня:
– Я, конечно, понимаю, что эта толстовка твоя счастливая и наверняка любимая, ведь когда мы встретились, ты была именно в ней, но уже пора утепляться.
– Ты сам все время ходишь в одном спортивном костюме, – отбиваюсь я.
– Они разные.
– Да? А я и не заметила.
– Ален, – серьезно произносит Мнац, – ты не взяла из дома теплую одежду?
Отворачиваюсь и тяжело вздыхаю:
– Как-то не до этого было.
– Куртка твоя, а теперь едем молча. Ты чувствуешь этот запах? Боюсь, что могу захлебнуться слюной.
Вдыхаю аромат горячего фастфуда и сжимаю в руках мягкую ткань:
– А куда мы поедем?
– Что из фразы «едем молча» тебе не понятно? – цедит Мнац, нажимая на газ.
– Все понятно. Может, я просто хочу посмотреть на твои мучения?
– Коза!
– Тиран!
– Тупица!
– Эй! – одергиваю я его.
– Ты первая начала, – усмехается Мнац и выкручивает руль, выезжая на дорогу.
Конечной остановкой становится городской парк, рядом с которым протекает почти иссохшая речушка. Мнац останавливает машину на парковке возле недавно построенного супермаркета известной сети, из-под колес вылетают мелкие камешки, а вокруг поднимаются клубы пыли.
– Можно и поаккуратней, – бурчу я, отстегивая ремень безопасности, и натягиваю куртку.
– У тебя нет прав, так что помалкивай, – бросает он и выходит из автомобиля.
Выбираюсь следом, взбешенная его выходкой. Уровень эмоциональной нестабильности зашкаливает. Стресс, усталость, голод, боль в мышцах. Да у меня даже мозг болит!
– Есть у меня права! Я такой же человек, как и ты! Хватит меня принижать!
– Ты все мои слова в штыки воспринимаешь? Запал, конечно, похвальный, но я имел в виду водительские права. Сплюнь яд, Ален, а то сама отравишься.
Закрываю рот, ощущая себя законченной истеричкой. Это все он виноват!
– Успокоилась? – спрашивает Мнац, нажимая на кнопку брелка. – Идем, покажу мое любимое место.
– Рядом с тобой невозможно долго оставаться спокойной, – недовольно бормочу я и натягиваю капюшон, шагая следом за Мнацем.
Осенний вечер нежно обнимает уставшее тело, ветер, бьющий в спину, дарит поддержку при ходьбе. Догоняю Мнаца на подходе к лестнице, что ведет к небольшому полуострову над рекой. Водная гладь узкого русла украшена мерцающей в свете фонарей рябью, у дальнего берега виднеется стая диких уток.
– Это действительно твое любимое место или ты привел меня сюда, чтобы сбросить в воду и посмотреть, смогу ли я доплыть до противоположного берега?
– А ты сможешь?
– Только если ты будешь плыть впереди и моим заданием будет утопить тебя.
– Ух ты! Навык огрызаться ты совершенствуешь довольно быстро.
– Благодаря тебе.
– Как приятно.
– Это не комплимент!
Мнац на секунду оборачивается, чтобы подарить мне милую улыбку, и я мгновенно опускаю меч. Чего у него не отнять, так это обаяния. Но он все равно маньяк.
– Место действительно любимое, Алена. Неужели это так странно? – спрашивает Мнац, уводя меня в дальний край площадки.
– Зная тебя? Да.
– Ты меня не знаешь.
Его замечание попадает в цель, и я замолкаю. Тут не поспоришь. Я совершенно его не знаю, даже несмотря на то, что мы провели уже немало времени вместе. Он переключается, как по щелчку, каждый раз выбирая новые маски. Может, он не человек? Какой-нибудь робот, посланный всем слабым людям для прокачки и закаливания?
Мнац выбирает крайнюю скамейку и ставит пакеты посередине. Он садится на свободный край, а я занимаю противоположный. Дуновение ветра разносит аппетитный запах еды, вдали слышится шум проезжающих мимо машин. Так спокойно, что даже удивительно. Мнац ловко разворачивает ужин и протягивает мне бургер размером с голову. Аккуратно снимаю упаковку и сглатываю скопившуюся во рту слюну, прикидывая, с какой стороны лучше всего подобраться. А вот Мнац действует сразу, без стеснения вонзается зубами в румяную булку и мычит от удовольствия. Решаю не строить из себя принцессу и тоже откусываю небольшой кусок от бургера, мой сумасшедший гуру все равно слишком увлечен процессом, чтобы учить меня правилам этикета. Через несколько минут в наших руках остаются одни шелестящие обертки, испачканные соусом, а на лицах появляется довольная сытость.
– Забавная у нас жизнь, да? – говорит Мнац, вытирая руки салфеткой, и достает упаковку жареной картошки. – Все, что доставляет удовольствие, чаще всего приносит вред, а все, что полезное и здоровое – скучное или неприятное.
– Ты говоришь о еде?
– И не только. Это называется – баланс. Нельзя быть на сто процентов счастливым или несчастным.
– Можно.
– Нет. Это всего лишь иллюзия, основанная на твоих желаниях. Ты сама выбираешь свое состояние и приписываешь ему измерительную шкалу.
– Да кто ты такой? Ходячий гугл или сборник мудрых цитат?
– Собственно, за этим я тебя и позвал.
Мнац протягивает мне стакан с горячим чаем, и я настороженно смотрю ему в глаза. Нет насмешки, нет лукавства. Кажется, что он говорит серьезно. Без выкрутасов. Но разве можно в это поверить?
– В каком смысле?
– Пора уже мне во всем признаться, – печально произносит он. – Больше нет смысла тянуть.
– Признаться в чем?
– В том, кто я и зачем все это делаю.
Сжимаю в руках теплый бумажный стаканчик, не сводя глаз с Мнаца. Решил открыться мне? Вот так просто взять и все рассказать? Это, конечно, очень мило, но…
– Думаешь, я на это куплюсь? – Короткая нервная усмешка слетает с моих губ. – Привез меня к реке, накупил еды. Отослал свою девушку, смотришь кошачьим взглядом. Прям романтика-романтика. И, по закону жанра, я сейчас должна растаять и стечь тебе под ноги?
Мнац приподнимает уголки губ, опуская взгляд. Его бесовские глаза скрываются за длинными темными ресницами. Он проводит зубами по нижней губе, будто бы сожалеет, что я его раскусила, но как только он снова поднимает голову, вижу на его лице то, к чему уже привыкла. Надменность, озорство, немного разочарования и недовольства. И все-таки я права. Происходящее не больше чем мишура.
– Почему ты не рассматриваешь вариант, что раньше я притворялся, а сейчас нет?
– Ты все время притворяешься.
– А ты куда внимательнее, чем я думал. Плюсик тебе за это, – хмыкает он. – Но я действительно хочу кое-что тебе объяснить, Алена. Просто в образе страдальца до тебя бы быстрее дошло. Ты ведь у нас добряшка. Пожалела бы меня, а в голове отложилась нужная информация.
– Пожалеть? Тебя? – удивленно спрашиваю я. – А есть за что?
– То есть все-таки интересно узнать обо мне? Может быть, я тебе даже нравлюсь?
– Не дождешься, – прищуриваюсь я и качаю головой.
– Ауч! – вздыхает Мнац и прижимает руку к груди. – Ты разбила мне сердце. Это больно.
Отворачиваюсь к воде, не желая смотреть на этого клоуна. Не уверена, что такой парень вообще знает, каково это, разбитое сердце. Сама представляю с трудом, но думаю, это куда больнее, чем просто – ауч.
– Давай лучше вернемся к твоим объяснениям, – предлагаю я, не собираясь возвращаться к теме любви и отношений.
Слышу тихую возню и шорох, а потом короткий щелчок. Ночной воздух и запах пресной воды смешиваются с сигаретным дымом, который медленно рассеивается, поднимаясь к небу. Смиренно жду обещанных объяснений, потягивая зеленый сладкий чай, но Мнац не спешит. Делает еще несколько затяжек и только потом приглушенно произносит:
– Я был точно таким же.
Ветер затихает, как будто тоже хочет послушать эту историю. Решаю не перебивать оратора. Наши споры могут все испортить.
– Алена, я не играю. Все, что ты видишь, это и есть я. И в зависимости от ситуации я могу быть кем угодно, если это даст тот результат, который нужен. Раньше я, как и ты, думал, что если буду очень хорошим, то и моя жизнь будет такой же. Пытался всем угодить, принести какую-то пользу. Из кожи вон лез, чтобы помочь или порадовать. Меня так воспитали, и я не могу сказать, что это плохо, просто никто не объяснил, что с этим делать. Что я не готовый к употреблению продукт и иногда нужно включать мозг, а не выполнять то, что сказали или навязали. Что я никому ничего не должен и выбирать себя совсем не стремно, а правильно.
Он делает несколько затяжек подряд, а я терпеливо жду продолжения. Пока все это кажется странным. Не могу представить Мнаца в роли добряка и примерного мальчика, но и исключать это было бы полнейшей глупостью. Все верно. Я его не знаю.
– Я заинтересовался психологией несколько лет назад, потому что мне было интересно, кто мы такие и как работает наш мозг. Мне все не давал покоя один вопрос. Почему принято считать, что если ты отдаешь, то тебе непременно вернется втрое больше, хотя на самом деле главный приз забирают те, кто умеет грести под себя? Скольких уже погубило это суждение, а скольких еще погубит? Немного разобравшись, прочитав кучу книг и пообщавшись с некоторыми людьми, я начал замечать личностей, которые так же, как и я когда-то, попросту не знают, кто они и чего хотят на самом деле. Окружение слепило из них что-то удобное и комфортное. Типа подставки для ног или прикроватного коврика. И меня это взбесило. Доброта – не слабость, но и не сила, Алена. Ты должна это отлично понимать. Я сейчас не пытаюсь внушить тебе свой опыт, а говорю на основе твоего собственного.
Крыть нечем, и все-таки… в его словах, может, и есть смысл, но они – не абсолютная истина. Вряд ли можно быть счастливым, делая людей вокруг несчастными. С этим я не могу согласиться.
– А тебе не кажется, что ты слишком много на себя берешь? – спрашиваю я без осуждения, лишь с недоумением. – Одно дело менять свою жизнь и копаться в себе, и совсем другое – вмешиваться в чужие. Какими бы благими ни были твои намерения…
– Ты ведь сама пришла ко мне, – перебивает Мнац.
– Да, но вспомни, как ты со мной разговаривал поначалу. Что творил! – Я поворачиваю голову, бесстрашно глядя на него. – Затолкал в кабинет, потом развел мою подругу, угрожал, унижал. Это неправильно!