– Один, – произношу я громко и четко. – Два…
– Я расскажу! – вскрикивает тетя Рита.
– Нет, – улыбаюсь я, медленно мотая головой. – Хочу послушать его.
Это будет плата за то, что он сделал со мной. Пусть вспоминает. Пусть проживет все это еще раз. Он глушил свои чувства ненавистью сначала к ней, потом ко мне, но это только его боль, его грязь, пусть в ней и захлебнется. Мне не нужны извинения или раскаяние, они никогда не станут настоящими, а вот страх и безысходность – то, что нужно.
– Слава, расскажи ей… – умоляет его тетя. – Она тогда успокоится и уйдет. Правда, Алена? Мы сделаем все, как ты сказала, только не надо…
– Да, Слава. Расскажи мне, – мрачно повторяю я. – И я тут же уйду. Обещаю.
Дядю неистово трясет. Лоб потеет, желваки дергаются на полном лице. Смотрю на него с отвращением и ненавистью. Ничего не могу с этим поделать, он сам ее во мне взрастил.
– Их убили, – могильным голосом говорит дядя Слава.
– Кто? Как? Почему? – закидываю его вопросами.
– Три человека напали на них ночью. Хотели ограбить. Твой отец… – Он морщится, словно съел какую-то дрянь, и я сама чувствую отвратительный вкус во рту. – Он полез в драку, вместо того чтобы просто отдать деньги и ценности. Получил два ножевых. Смерть от потери крови.
– А мама? – спрашиваю сквозь учащенное дыхание.
– Варя… – Дядя Слава отворачивается, прижимая пальцы к векам.
И это злит еще больше, доливая ненависть в уже полный сосуд. Он не имеет право скорбеть. Он не заслуживает даже имя ее помнить!
– Она кинулась его защищать! Идиотка! – ревет он яростно. – Она никогда не могла усидеть на месте или пройти мимо! Ей нужно было бежать, чтобы спастись! Она могла выжить, но как всегда…
Не выдерживаю. Пульс подскакивает до критической отметки, кровь ударяет в голову. Перехватываю пистолет левой рукой и с размаха бью дядю рукоятью в висок. Резкая боль пронзает ладонь и молнией доносится до плеча. Мгновенно отскакиваю, тяжело дыша от испуга, и снова направляю на дядю пистолет, но в этом уже нет необходимости. Тетя Рита ловит голову мужа, укладывая ее к себе на колени. Ее рот раскрыт в беззвучном крике, слезы катятся по щекам.
– Что ты наделала? Что ты наделала? – бормочет она, гладя его по лицу дрожащими пальцами.
Смотрю на урода, лежащего без сознания, и содрогаюсь от бури чувств. Я думала, что мне станет легче, если узнаю правду. Что смогу хоть немного его понять. Понять, зачем и почему он все это делал со мной, но… не могу. Не хочу! Это невозможно! Такое чудовище, как он, вообще не заслуживает ни любви, ни семьи, ни жизни… Чем бы он сам себя ни оправдывал, чем бы ни прикрывался…
Указательный палец ложится на спусковой крючок, сердцебиение замедляется. Он должен… должен за все ответить… Звуки затихают. Взгляд сужается до круглой картинки, в центре которой вижу пистолет и голову дяди Славы.
Стук…
Стук-стук…
Резко выдыхаю, опуская руку и прислушиваясь к звуку своего сердца, что гремит в ушах. Это не я. Не хочу быть такой. Я уже достигла предела, даже вышла за грань. Больше не могу…
– Пришлю номер счета на днях, – бросаю я, боком шагая к двери.
– Х-хорошо, – отзывается тетя Рита, прощупывая пульс на шее у дяди.
Если она не вопит, значит, живой. Ощущения смешиваются, облегчение и разочарование сливаются в единое целое. Тошнота усиливается, голова идет кругом. Замечаю пристальный взгляд Леши. Мало досталось? Ничего, это поправимо.
– «Волки» тебе привет передают, – хмыкаю я, и Леша тут же опускает голову.
Выскакиваю в коридор, чтобы уйти из этого проклятого дома раз и навсегда, но меня чуть было не сбивает с ног видение. Кажется, что у входной двери прямо на полу сидит Мнац. Темные волосы растрепаны, на сером лице ни единой эмоции. Этого не может быть. Галлюцинации, игра воображения. Перешагиваю через его вытянутые ноги и толкаю дверь, встряхивая головой, чтобы прийти в себя. Холодный ветер забивает нос, быстро шагаю по тротуару, не разбирая направления. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
– Алена, – тихий спокойный оклик слышится за спиной вместе с приближающимися шагами.
Да чтоб его! Какого черта?! Глюки ведь не разговаривают, верно? Или все-таки разговаривают? Что ему еще нужно? Ну что?! Пришел снова похвастаться, что он великий манипулятор? Что это он все придумал?! А может, это он убил моих родителей, ради своих экспериментов, а потом превратил моих родственников в животных, чтобы сделать из меня качественный исходный материал?! Это все он?! Да?!
Круто разворачиваясь на пятках и вновь поднимаю оружие. Мнац останавливается и вскидывает руки с раскрытыми ладонями:
– Воу! Рыбка, полегче…
Тело бьет крупная неконтролируемая дрожь. Сама не понимаю, как еще стою на ногах. Губы Мнаца двигаются, но я не слышу слов. Да и какой смысл? Они все равно лживые, как и он сам. Эмоциональная тошнота накрывает внезапно, ядовитый выброс негатива вызывает судорогу. Жужжащий хлопок разносится на всю улицу, и я на секунду улетаю в темноту, ощущая острую боль от отдачи выстрела. Мир потихоньку восстанавливается, мысли складываются в кривую, но устойчивую башенку. Боже мой! Что я только что?..
Руки касается теплая ладонь. Чувствую электрический разряд в грудь и открываю глаза. Мнац стоит передо мной, смотрит без укора, но с легким удивлением. Он осторожно забирает пистолет из моих онемевших пальцев и обнимает меня за плечи, уводя к машине.
– Нам лучше убраться отсюда, – говорит он серьезно, – пока соседи полицию не вызвали.
Возражений нет. Только оглушающая пустота, пожирающая последние силы. Это все он… все он…
Мнац усаживает меня в пассажирское кресло и пристегивает ремнем безопасности. Обходит машину, прыгает за руль и заводит мотор. Смотрю в приборную панель, все еще прибитая эмоциями, и предвкушаю вторую волну моральной тошноты, которая наверняка еще раз разорвет меня на части.
– У меня только один вопрос, – произносит Мнац, выжимая педаль газа. – Куда ты целилась?
– В голову, – опустошенно отвечаю я.
– Хорошо, что я не учил тебя стрелять. Иначе ты точно не промахнулась бы.
Наверное, и правда хорошо.
Глава 20
Нужно срочно что-то придумать. У меня уже нет времени, чтобы за руку провести Алену по пути выхода из стресса. Таймер запущен, общий адаптационный синдром уже крутится во всю мощь. Норадреналин и адреналин затихают, стадия резистентности – приспособления к стрессовой ситуации – тоже пройдена. Теперь Алена на стадии истощения, борется с собой и своим внутренним конфликтом. Сейчас она выглядит очень спокойной, почти бесчувственной. Психика, пережив «ударную волну», использует все защитные механизмы, замораживая эмоции, но это не будет длиться вечно. Именно в этот момент необходимо выбрать план дальнейших действий. Если не прожить и не отпустить ситуацию, сбившую с ног, стресс вернется с новой силой через какое-то время. И он может стать губительным для нее, а меня уже не будет рядом.
Алена-Алена… Не думал, что в тебе столько мощи, но ты сама еще не понимаешь, что с ней делать. Тратишь слишком много на один боевой залп. Когда я услышал ее в доме родственников, то, мягко сказать, офигел. Ее уверенность поражает. Идеальная игра. Превосходная. Продуманный маневр, и выполнен так, что не подкопаешься. Я не смог вмешаться, запретил себе. Это была ее битва, и она победила. Безоговорочно. Здесь ей можно только поаплодировать, но победа скоро потребует платы, и, боюсь, Алена не осилит ее в одиночку.
Гоню прочь из города. Нам нужно безлюдное место, и как можно скорее. Искоса поглядываю на Алену: подбородок дрожит, ногтями впивается в джинсы, будто пытается выцарапать что-то из самой себя. Освободиться от гнета мыслей, ощущений, выводов. Я должен помочь ей, и уже не потому что мне интересен результат, не потому что хочу что-то доказать себе, а просто по-другому не может быть. Уже не может.
Выезжаю на трассу и через несколько километров сворачиваю на проселочную дорогу вдоль пустых полей и наполовину лысой посадки. Бью по тормозам и распахиваю дверь. Надеюсь, мы успеем до того, как Алена впадет в окончательную заморозку, иначе все пропало. Выскакиваю на улицу, прихватив с собой ствол, обегаю автомобиль и открываю пассажирскую дверь. Алена не двигается с места, тихонько сопит, глядя в пустоту. Отстегиваю ремень безопасности и крепко сжимаю ледяную маленькую ладонь, потянув на себя:
– Идем.
Она слушается. Выбирается из машины, но все еще сидит в защитном коконе. Движения замедлены и растянуты во времени. Такое чувство, что она слишком тяжелая для самой себя. Веду ее в лесополосу. Под ногами хрустят сухие ветки, грязь прилипает к кроссовкам. Холодный ветер злобно бьет по лицу, в воздухе ощущается запах увядающей жизни и печального прощания.
Останавливаюсь между старых высоких тополей и отпускаю руку Алены, чтобы вложить в нее пистолет. Я еще об этом, наверное, сто раз пожалею, но она же не может меня убить. По крайней мере, я на это надеюсь. Отхожу на пару метров и становлюсь спиной к самому широкому корявому стволу. Выпрямляюсь, пытаясь поймать взгляд Алены, что гаснет с каждой секундой все больше.
– Что ты делаешь? – тихо спрашивает она.
– Предлагаю попытаться еще раз, – произношу я с улыбкой, которую, скорее всего, она уже записала в лживые и ненавистные, и развожу руки в стороны.
– Я не стану этого делать.
– Почему?
– Прекрати, Мнац, – твердость теплится в ее голосе, но этого мало.
– Ты ведь хочешь этого. Сама сказала, что ненавидишь меня, что я пожалею. Вот, – раскрываясь еще шире, – у тебя есть шанс.
– Он мне не нужен.
– Алена, ты злишься. Тебя это сожрет. Не надо душить, выпусти. Я заслужил.
– Хватит! – вскрикивает она и поднимает пистолет, загораясь.
Черт возьми! Вообще-то это реально страшно, но должен же я хоть как-то искупить вину перед ней.
– Замолчи! – пылает Алена. – Думаешь, самый умный?! Думаешь, все понимаешь?! Да ни черта ты не понимаешь, Мнац! Совершенно! Ты не был там! Ты не знаешь, каково это, но учишь других! Кто дал тебе такое право?! Богом себя возомнил?! Гением?! Ты только все портишь! Зачем ты приперся?! Что еще тебе от меня нужно?! Не наигрался?! Не насмотрелся?! Еще не все опыты поставил?! Или просто решил полюбоваться своим же творением?!