– А тебе нравится командовать, – произносит Мнац, наклоняясь ближе и понижая голос.
– Теперь да. Жалеешь, что сделал меня такой?
– Ты всегда такой была, Алена, просто не знала об этом. Любой встанет перед тобой на колени, если ты этого захочешь.
– На колени! – приказываю я, приподнимая подбородок.
– Но не я, – с вызовом отвечает Мнац, прошибая меня огненным жаром.
– Тогда спинку, – достойно завершаю я маленькую пикировку и разворачиваюсь.
Горячая вода оживляет кожу, в сточную трубу уносится вся грязь, налипшая за последние несколько дней, а может, и лет. Нежные и смелые руки блуждают по телу. Пенная мочалка сменяется ловкими пальцами, так и норовящими сжать, ущипнуть и погладить. Растворяюсь в моменте, полностью отдаваясь чувствам и ощущениям, вдыхая запах геля для душа с ароматом свежей осенней ночи.
Ловлю наконец-то отчаянный кайф, позволяя голове очиститься. Принимаю себя такую, какая есть. Сейчас желанную, свободную, смелую и открытую. Мне хорошо. Ему хорошо. В интимном плане я могу полностью доверять Мнацу, отметая все факты, указывающие на то, что он последний говнюк. Он сексуальный, горячий и умелый говнюк. Вот что важно на данный момент. Мне не нужны его слова, рыцарские поступки, песни о любви и чувствах. Мне нужны его руки, запах, тело…
Мочалка падает на дно ванны, Мнац обхватывает меня поперек талии и прижимает к себе. Тихо смеюсь, услышав влажный шлепок, и двигаю бедрами, чтобы немного пощекотать стальные нервы.
– Весело тебе? – мурчит Мнац мне на ухо, спускаясь ладонью вниз по животу.
– Немно… Ах! – громкий вздох слетает с губ.
На язык попадают капли воды. Горячие струи разбиваются о грудь. Откидываю голову, упираясь затылком в крепкое плечо, и принимаю заботу и нежность на кончиках пальцев.
– Поставь одну ногу на край ванны.
– Я упаду.
– Я же держу тебя.
Это самое экстремальное удовольствие, которое только может быть. Держать в руках девушку, что стала настоящим открытием. Чувствовать, как она сжимает кожу на твоей руке, задыхаясь от стонов, и знать, что в любой момент можешь ее потерять. Приходится действовать бережно, смаковать каждую секунду, впитывать каждую мурашку на ее теле и наслаждаться ее присутствием столько, сколько она позволит. И ничего… Твою же мать! Ничего не контролировать, кроме ее наслаждения!
Выключаю воду и вылезаю из ванной. Протягиваю Алене полотенце, а вторым вытираюсь сам. Не знаю как, но Алена справляется быстрее. А вот и нет, знаю. Ее кожа все еще блестит от влаги, а полотенце лежит на плече. Алена присаживается на край ванны и вытягивает вперед руку, перебирая пальцами. Смотрит в глаза, хитро щурясь, и молчит. Цокаю языком, качая головой, и подхожу ближе. Она хватает за край полотенца, которое я только что обмотал вокруг бедер, и сдергивает его на пол.
– Алена, – предупреждаю я, но… Кто меня слушает?
Она где-то в своем мире, а я там даже не человек. Так, вторженец, случайно попавший на прием к королеве. Она тянет меня к себе, наклоняясь.
– Какая ты хитрая. Никаких колен, значит?
– Кто угодно, Дань, но только не я, – произносит Алена, обдавая кожу у пупка горячим дыханием.
Пол уходит из-под ног, и я хватаюсь за раковину. У Алены с каждым разом получается все лучше и лучше. Не могу сравнивать ее с кем-то другим, только с ней самой. Опускаю взгляд, возбуждение бьет со всей дури по нервным окончаниям. Не знаю, кто придумал, что это – унижение для девушки. Какие-то девственники, наверное. На самом деле в таком положении главный не ты. Она. Только она. Ты в ее руках и губах. Приятная влажная теплота, мягкость. Она задает ритм и темп, а тебе остается только постараться растянуть удовольствие, которое получаешь в дар.
Алена помогает себе рукой, смело двигает языком. Пробует, экспериментирует. Вот же черт! Я все-таки распоследний кретин, ведь сейчас думаю о том, что никому не хочу ее отдавать. Никому! Только решать это уже не мне.
Провожу ладонью по ее голове, короткие волосы щекочут кожу. Не знал, что девушки с такой прической могут так заводить, но дело совсем не в прическе. Даже если Алена была бы вообще без волос, ресниц, бровей, ее бы и это не испортило. С таким-то взглядом, с такой-то энергией.
Алена улыбается, не прекращая резво двигать ладонью, и поднимает взгляд. Я ранен, убит, повержен и похоронен. Вступаю в игру и добавляю к ее ладони свою. Мы ведь только из душа, испачкаться еще успеем.
– Ты же не думаешь, что это все? – с надеждой спрашиваю я, переводя дыхание.
– А ты готов ко второму раунду?
Как здорово, что мне еще не шестьдесят. И плевать на все, пока она так на меня смотрит.
Неспешно выпутываюсь из мягкого и теплого кокона сна. Даже с закрытыми глазами понимаю, что за окном уже вовсю светит солнце. Потягиваюсь, лежа в постели, и раскидываю руки в стороны, не заморачиваясь о том, есть ли кто-то рядом.
– Доброе утро, – слышу бодрый веселый голос.
Мнац стоит в дверном проеме, держа в руках два картонных стаканчика. Он одет в любимый синий спортивный костюм, лицо свежее и выбритое, на губах играет лукавая улыбка, но глаза… Взгляд сосредоточенный, осторожный, внимательный.
– О боже! Мы переспали! Какой кошмар! – произносит он, подражая женской манере речи.
Озвучивает мои мысли? Очень смешно.
– Мимо, – спокойно отвечаю я, отрывая спину от матраса, и вытягиваю руку. – Это кофе?
– Какао, – отвечает Мнац и садится на постель, вручая мне один из стаканчиков. – Ты в порядке?
– А должно быть наоборот?
– Ты любишь меня или ненавидишь?
– Иди к черту, – усмехаюсь я и делаю глоток сладкого шоколадного напитка.
– Точно в порядке, – удовлетворенно подводит итог Мнац. – И что теперь? Вызвать тебе такси?
– Выгоняешь?
– А ты хочешь остаться?
– Хочу поговорить.
– О чем?
– Сейчас я приведу себя в порядок, и узнаешь.
Кухня выглядит уже не так жутко, как вчера вечером. На полу стоит наполненный осколками черный мешок, рядом валяется веник и совок. Мнац – хозяюшка. Кто бы мог подумать?
– Осторожнее, – предупреждает он. – Стекла еще могли остаться.
Мнац, как всегда, в своем кресле, сигарета дымится в пальцах. Ну прямо голливудский психолог, принимающий пациентов. Сосредоточенный, гордый, как будто знает все, что было и что будет.
– Уступи мне место, – произношу я, останавливаясь перед ним.
– Что? – с удивлением спрашивает Мнац.
– Встань и уступи мне место.
– Тут есть еще два стула.
– Да, но я хочу в кресло.
– Ладно, – с недоумением отзывается он и поднимается.
Устраиваюсь поудобнее и закидываю ногу на ногу. Так-то лучше. Мнац садится на один из стульев и упирается локтями в стол, сжимая руки в замок.
– Я тебя слушаю, – с нескрываемым интересом говорит он.
– Сегодня исторический момент, Дань. Лекцию буду вести я. Попрошу быть внимательным, но ты ведь и так умный, должен все понять с первого раза.
Мнац точно не ожидает подобного, но с достоинством принимает мой выпад. Он приподнимает брови, великодушно предлагая мне начать, и я заговариваю с интонацией великого умника, которой научилась у одного великого глупца:
– Ты наверняка слышал о треугольнике Карпмана, верно?
– Конечно, – кивает он. – Жертва, преследователь и спасатель. Эта одна из самых распространенных моделей отношений.
– И как ты думаешь, которая из этих трех ролей присуща тебе?
– Мне казалось, что это ты должна ставить диагноз, – дразнится он.
– Разумеется. Но сначала я хочу услышать твою версию.
Мнац сжимает губы. Очевидно, разговор становится для него все менее приятным. Ничего, справится. Я же смогла. Он меня не жалел, и я не стану.
– Давай помогу, – снисходительно предлагаю я. – Ты считаешь себя спасателем. Я права?
– Может быть, – сухо отвечает он.
– И это понятно. Все твои действия указывают на то, что ты пытаешься что-то изменить. Людей, их поведение, образ жизни. Все улучшить, усовершенствовать. Но есть проблема, Дань… ты не можешь этого сделать. Прости, что разбиваю мечту, но у тебя большие неприятности. Ты не спасатель, точнее не только он.
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что все три личности из этого треугольника есть в тебе и они меняются без твоего ведома. Ты не можешь этого заметить, считая себя только лишь спасателем, но это ложь. Ты становишься преследователем, когда пытаешься создать стрессовые ситуации для своих жертв. Вытягиваешь девчонок из их треугольника в свой, но они остаются жертвами и там, и там. Ты меняешь свой лик слишком быстро: преследователь, которого они ненавидят, и спасатель, в которого влюбляются. Ты их разрушаешь, заставляя играть в одну и ту же игру с разными декорациями. В этом нет никакого смысла, нет твоего хваленого благородства.
Мнац пытается открыть рот, но я не позволяю:
– Хочешь поставить меня в пример? Да, это действительно имеет место быть, но здесь больше моих заслуг, чем твоих. Ты ускорил процесс, но не придумал его. Жизнь учит нас и без твоего вмешательства, каждый должен прийти к этому сам. Ты можешь направить, мягко подтолкнуть, но не тащить насильно, ломая кости по пути и сдирая кожу.
Вот теперь беру паузу и жду реакции. Мнац думает, глядя сквозь меня, и молчит.
– Продолжай, – наконец произносит он, солнечные лучи подсвечивают печаль на его лице.
– Ты жертва, Дань. Это твоя настоящая роль, от которой ты пытаешься спрятаться и защититься. Ты бежишь от ответственности за свою жизнь, за все, что в ней происходило и происходит. Ты это умело скрываешь, но я смогла докопаться до правды. Другие две роли ты выбрал сам и превратил их в маски. Что-то пугает тебя, и ты не хочешь думать об этом, потому что ничего не можешь сделать или изменить. Это замещение эмоций, удел всех жертв. Ты ныряешь в судьбу другого человека, отрекаясь от себя. Плаваешь в ней, отравляя воду, и заманиваешь на дно противоядием, которого у тебя нет.