После тяжелой продолжительной болезни. Время Николая II — страница 18 из 26

Россия безусловно являлась великой военной державой. В следующем году именно этот фактор приобретет первенствующее значение.

Тысяча девятьсот четырнадцатый год


Предполагалось, что центральным событием года станет Международная выставка в Лионе, который на афишах заявлялся как «Столица Мира». Цивилизация, представленная в величественных павильонах, выглядела сияющей и прекрасной. Страны демонстрировали свои достижения в области промышленности, культуры и техники.

И человечеству было чем гордиться.

В этом году на автомобильном заводе «Форд» был запущен первый конвейер. Летом открылось движение кораблей по Панамскому каналу. Вышел дебютный фильм Чарли Чаплина. В феврале первый многомоторный аэроплан «Илья Муромец» доставил невероятное количество людей (16 пассажиров) на невероятное расстояние (из Петербурга в Киев) за невероятно короткое время (14 часов).

В апреле в Монако состоялся первый международный съезд криминалистов, где звучали речи о ценности каждой человеческой жизни и о неотвратимости наказания за покушение на нее.

А первого августа цивилизация словно сошла с ума и начала сама себя истреблять. Оборвутся миллионы человеческих жизней, и никто за это не будет наказан.

О причинах всемирной бойни мы уже говорили. Теперь – о хронологии событий, приведших к началу военных действий.

Двадцать восьмого июня группа сербских террористов, членов националистической организации «Молодая Босния», устроила в Сараево покушение на наследника австро-венгерского престола. Пули девятнадцатилетнего гимназиста Гаврилы Принципа сразили не только эрцгерцога Франца-Фердинанда, но и его супругу.

Все правительства, разумеется, осудили это злодеяние. В Вене решили, что настал удобный момент изменить баланс сил на Балканах, подчинив своему влиянию Сербию.

Не сразу, а через несколько недель, проведя военную и дипломатическую подготовку, Австрия предъявила Белграду заведомо неприемлемый ультиматум.


Афиша Лионской выставки сегодня кажется зловещей


Этот демарш поставил Россию в трудное положение. Она считалась покровительницей братского славянского государства и не могла бросить его на растерзание – не говоря уж о том, что это означало бы потерю и всех Балкан.

Обе стороны – и австрийская, и российская – проявили неуступчивость. Она объяснялась тем, что Вена заранее заручилась поддержкой Берлина, который дал ей «карт-бланш» на любые действия, а Петербург получил аналогичные заверения от французского президента Пуанкаре, посетившего Россию в июле.


Принцип стреляет в эрцгерцога. Журнал «Ле пти журналь»


Пожалуй, главной разжигательницей конфликта все же следует считать Австро-Венгрию. Разумеется, она была пострадавшей стороной, но верно и то, что правительство источенной внутренними проблемами Габсбургской империи увлеклось вечной иллюзией «маленькой победоносной войны», которая решит все проблемы. Австрийский генералитет был уверен, что слабая сербская армия не посмеет защищаться и дело решится в несколько дней. Россия даже не успеет провести мобилизацию.

Двадцать пятого июля срок ультиматума истек. На следующий же день австрийцы провели акцию устрашения – обстреляли Белград, побуждая Сербию к капитуляции. Но маленькая страна объявила всеобщую мобилизацию, и стало ясно, что бескровной победы не будет.

Теперь Европа заволновалась всерьез: как поведет себя Россия?

Между царем и его генералами возникли разногласия. Николай вступать в войну не хотел. Но Янушкевич, начальник Генштаба, убеждал срочно объявлять мобилизацию, иначе Россия с ее растянутыми коммуникациями безнадежно запоздает и окажется беззащитной перед австрийцами и их союзниками: первые уже мобилизуются, а вторые могут сделать это намного быстрей русских.

Царь нехотя подписал приказ, однако вступил в личные переговоры с кайзером. Тот находился в точно такой же ситуации – на него давили генералы, у которых имелся отличный «План Шлиффена», весь построенный на скорости. Если мы быстро мобилизуемся и успеем разгромить ненавидящую нас Францию прежде, чем развернет свои полчища Россия, всё закончится за пару недель, большой войны удастся избежать, говорили Вильгельму стратеги.

Итак, никто не собирался убивать миллионы людей и разрушать Европу. Все хотели как лучше: не выйдет решить проблему миром, так по крайней мере обойтись малой кровью.

Последовал лихорадочный обмен телеграммами между двумя августейшими кузенами, которые клялись друг другу в миролюбии.

«…Предвижу, что очень скоро давление сломит меня и я буду вынужден принять чрезвычайные меры, которые могут привести к войне. Чтобы избежать такого бедствия, как общеевропейская война, я прошу тебя во имя нашей старой дружбы сделать всё, что в твоих силах, чтобы остановить твоих союзников, прежде чем они зайдут слишком далеко.

Ники».

Августейшая дипломатия. И. Сакуров

«…Ввиду нашей сердечной и нежной дружбы, которая связывает нас обоих с давних пор крепкими узами, я использую всё своё влияние, чтобы убедить австрийцев сделать всё, чтобы прийти к соглашению, которое бы тебя удовлетворило. Искренне надеюсь, что ты поможешь мне в деле сглаживания тех противоречий, что всё ещё могут возникнуть.

Твой крайне искренний и преданный друг и кузен Вилли».

«…Верю в твою мудрость и дружбу.

Твой любящий Ники».

«Моя дружба к тебе и твоей империи, завещанная мне дедом на его смертном одре, всегда была для меня священной, и я всегда поддерживал Россию в трудную минуту, особенно во время ее последней войны.

Вилли».

Царь отдал приказ остановить мобилизацию. Начальник Генерального штаба в панике вызвал министра иностранных дел Сазонова, стал говорить, что машина запущена и остановить ее означает устроить чудовищный хаос, который будет неисправим. По данным разведки Австро-Венгрия уже мобилизовала три четверти своих сил – для победы над Сербией столько не нужно, это явная угроза самой России.

Сазонов отправился к Николаю, с большим трудом убедил его отменить приказ. После чего связался с Янушкевичем и велел ему до конца дня исчезнуть, на звонки не отвечать. Мобилизация продолжилась.

Узнав об этом, Вильгельм разъярился на «кузена Ники» за вероломство и тоже отдал приказ о мобилизации. Именно в этот момент окончательно решился вопрос о войне. «План Шлиффена» вступил в действие. Промедления он не допускал.

На следующий же день, первого августа, немецкий посол Пурталес – со слезами на глазах – вручил Сазонову ноту о начале войны. Дипломатия потерпела поражение.

Третьего августа Германия известила о вступлении в войну Францию, уже предъявив ультиматум нейтральной Бельгии, чтобы та не препятствовала движению немецких войск.

Эта агрессия положила конец колебаниям британского правительства. Часть политиков считала, что это «не английская война»; другая надеялась с помощью патриотического подъема погасить назревающий взрыв в Ирландии. Сторонники войны извлекли из архива договор 1839 года, в котором Британия брала на себя обязательство гарантировать безопасность Бельгии. В Берлине до последнего надеялись, что Лондон воздержится от участия в конфликте. «Это ведь не более чем листок бумаги», – попытался урезонить британского посла германский канцлер, когда увидел антикварный документ. «Но на нем стоит подпись Англии», – ответил посол.

Впрочем, у англичан была надежда, что на суше будут воевать главным образом союзники по Антанте, а участие Британии в основном ограничится морскими операциями.

Парадоксальным образом Вена, заварившая всю кашу, вступила в большую войну позже всех основных участников, только 6 августа.

Затем к конфликту одна за другой подключились и другие страны, каждая по собственным резонам.

Двадцать третьего августа отношения с Германией разорвала находившаяся на противоположном конце света Япония. Формальным основанием стала англо-японская конвенция 1902 года, согласно которой стороны обязались помочь союзнику, если тот подвергся нападению более чем одного противника. В свое время под «противником» имелась в виду Россия, но с тех пор ситуация переменилась. Японцы воспользовались удобным случаем, чтобы захватить немецкие базы в Китае и на Тихом океане.


Все страны были уверены, что Бог с ними. «Петербургская газета»


В октябре под нажимом Берлина к германо-австрийской коалиции присоединилась Турция – и оттянула на себя часть русской армии.

Через месяц после того, как загрохотали пушки, Франция, Англия и Россия заключили в Лондоне договор о несепаратности: «Все три правительства соглашаются в том, что, когда настанет время для обсуждения условий мира, ни один из союзников не будет ставить условий мира без предварительного соглашения с каждым из остальных союзников». Это обязательство в 1918 году нарушит большевистская Россия и поэтому не получит своей части добычи после победы Антанты.


А ведь в начале года царю Николаю казалось, что самой главной проблемой России является не угроза войны, не вражда классов и не национальные конфликты, а народное пьянство. В начале века во многих странах носились с идеей «сухого закона». Царя очень мучило, что правительство фактически спаивает подданных, наживаясь на их алкоголизме посредством винной монополии.

Но технократический премьер Коковцов доказывал, что «пьяный сбор» обеспечивает почти треть бюджета и обойтись без него нельзя. В конце января Николай избавился от упрямого главы правительства и поставил на его место покладистого Горемыкина – тот сам сказал, что похож на старую шубу, вынутую из нафталина. С этой «шубой» государство и войдет в эпоху грозных испытаний.

Зато осуществится заветная мечта его величества. Среди прочих военных строгостей будет объявлен запрет на торговлю спиртными напитками. Казна потеряет миллиард рублей в год – он достанется самогонщикам.