— Такая вот история, — закончил свой рассказ Баулин.
— Что же вы сделали с «Хризантемой» и ее командой?
— Мы лично ничего не делали. Мы только отбуксировали ее в Энск, — сказал Баулин. — Шкипера судили. А «Хризантему» конфисковали. Документов ведь на ней никаких не было. А если б и были — какой владелец признается, что это он посылал шхуну со шпионским заданием?
Капитан третьего ранга помолчал.
— Документов не оказалось, владелец не признался, а кто хозяин — яснее ясного: дельфины к нам шары-разведчики не засылают… Да, я забыл сказать: до того, как мы ее задержали, «Хризантема» успела-таки выпустить два шарика. Их подбили наши истребители. Словом, они летели к району, фотографии которого мы вовсе не намерены дарить кому-нибудь на память…
Александр СердюкВ ОСЕННЮЮ НОЧЬ
Остапчук нервничал: он торопился на заставу, но «газик» то буксовал в грязи, то еле полз по разбитому проселку. Часто колеса совсем увязали, и тогда капитан выскакивал в грязь, толкал машину.
Он, конечно, не спешил бы так, будь его заместителем опытный офицер. Лейтенант Корольков назначен совсем недавно, и сегодня застава впервые доверена ему. Все ли там благополучно?
Капитан приехал только поздно вечером. Боевой расчет был уже произведен, наряды ушли на границу. Своего заместителя Остапчук застал в канцелярии.
— Ну, как тут у вас, лейтенант? — спросил он, едва переступив порог. — Что нового? — Остапчук прищурился, ослепленный после вечерней тьмы ярким светом лампочки; скулы его обрисовались еще резче. Пока он стаскивал с себя мокрую задубевшую плащ-накидку, Корольков доложил, что день прошел благополучно и что перед вечером он сам побывал на границе. Следовая полоса в порядке. Вот только погода испортилась.
— Да, погодка мерзкая, — повел озябшими плечами Остапчук. — Льет и льет… И море разыгралось.
Он покосился на темневшее окно. Порывы ветра рассыпали по стеклам белесые капли осеннего дождя; под окном скрипела береза.
— Сегодня, товарищ капитан, штормит особенно… Аж берег гудит…
Корольков еще не привык к морскому участку.
— Новость приятную вам привез, — меняя тон, проговорил Остапчук. — В штабе видел вашего бывшего начальника капитана Сизина. Его переводят, притом с повышением.
Сизин командовал заставой, на которой Корольков служил после училища. О Сизине на границе отзывались хорошо, но Остапчуку он чем-то не нравился. Корольков не совсем понимал, в чем тут дело. В конце концов молодой офицер стал избегать разговоров о своем бывшем начальнике. Сегодня же он откровенно обрадовался его успеху.
— Это здорово… Он заслуживает…
— Может быть, — коротко и равнодушно ответил Остапчук и потер руки, словно они у него озябли. — Ну ладно, поговорим о главном. Доложите план охраны… Где там у нас наряды?
Корольков ждал этого вопроса. Он расставил на границе людей не так, как это обычно делал Остапчук. Когда перед вечером лейтенант обходил участок, его особенно обеспокоил левый фланг. Там в море впадала река, глубокая, с крутыми берегами. Лейтенант долго стоял у самого устья. Высокие штормовые волны с грохотом разбивались по всему побережью, а здесь они бесшумно вкатывались в реку, постепенно теряя силу. Корольков подумал, что в такой шторм нарушитель вряд ли рискнет пристать к скалистому берегу, там его наверняка разобьет. Но здесь он сможет проскользнуть, скрываясь за гребнями волн. Река течет из тыла, с участка соседней заставы. Берега ее заросли кустарниками, всюду нетрудно выбраться из воды. «Надо усилить наряды вдоль реки», — решил Корольков.
— Основные силы у нас здесь, — сказал он начальнику заставы, раскрывая схему участка. — Один наряд у самого устья, остальные по берегу: вот в этом кустарнике, в овраге, у старой сосны…
— И даже у сосны? — нетерпеливо переспросил капитан. — Я же никогда не посылал туда солдат. Густовато у вас получилось, густовато, — он покачал головой и зашагал по комнате. — Что же осталось на морском побережье? Или так: в одном месте густо, в другом пусто?
— К морю я действительно послал меньше нарядов, — стараясь оставаться спокойным, сказал Корольков.
— То есть как меньше? — серые глаза Остапчука расширились. — Вы оголили берег?
— Но ведь на море шторм.
Напоминание о шторме не успокоило капитана. Лицо его мрачнело.
Корольков задумался. Надо было бы сказать, почему он поступил так, объяснить, насколько опасна сейчас река, но лейтенант чувствовал, что разубедить начальника вряд ли удастся. Капитан явно не одобрял его действий.
— Я знал, что здесь что-нибудь не так, — сердито сказал Остапчук. — Нутром чувствовал. Еще эта слякоть, черт бы ее побрал! — Он устало потер ладонью широкий лоб и, вздохнув, спросил: — Наряды высланы?
— Так точно!
— Все?
— Да.
Остапчук замолчал. Как быть? Отменить решение заместителя? Конечно, исправить еще не поздно. Стоит только приказать, и наряды пойдут на новые места, к морю. И те, кто сейчас за несколько километров от заставы, на берегу реки, тоже переместятся на другой фланг. Стоит только приказать…
Остапчук медленно прошел к столу, грузно опустился на скрипнувший под ним стул. Корольков продолжал стоять у стены, следя за капитаном. Лицо его оставалось спокойным. Может быть, только чуть-чуть плотнее сжались губы.
Оба молчали. Остапчук не поднимал глаз, уставясь на исписанные листки, лежавшие перед ним. Сухо скрипнул стул, плечи капитана вздрогнули. Недовольно крякнув, он сжал хрустнувшие пальцы.
Корольков мягко спросил:
— Ну, что вы так расстроились, товарищ капитан? Ведь на море сегодня очень штормит. Разве в такую волну…
— Нельзя игнорировать опыт, товарищ Корольков, — перебил его капитан. — Или вам не известно, что мы и в шторм захватывали?..
Остапчук вспомнил весну, туманный рассвет, разбитую лодку на скалистом берегу. Нарушителя выбросило сильной волной и ударило о камни. Пограничники подобрали его полуживым. Когда задержанный пришел в себя, первым его словом было крепкое ругательство. Оказалось, он еще по радио с борта корабля, на котором его вместе с лодкой доставили к нашему берегу, предупредил своих, что высадка невозможна. Но шеф не согласился ни отложить операцию, ни изменить маршрут.
Об этом капитан рассказывал Королькову в первый же день его службы на заставе.
— Знаю, возразите, — сказал Остапчук. — Ведь нарушитель-то разбился! Но не все так глупы, как он. Деревянную лодку можно заменить резиновой. Удар будет смягчен… Сколько же у нас на побережье людей? — уже примирительно спросил он после небольшой паузы.
— Только дозоры. — Корольков выжидающе посмотрел на капитана. — Как же еще надо было? Ведь нарушение границы на побережье маловероятно. Неужели с этим не следует считаться?
— В нашем деле легко и просчитаться. Граница — дело точное. Так-то.
Опять помолчали.
— Вы бы, товарищ капитан, отдохнули с дороги. Небось, здорово намаялись?
— Какой тут отдых! Веселую ты мне ночку приготовил, товарищ Корольков, веселую! В порядке эксперимента, что ли? — Остапчук сдержанно улыбнулся.
— Я вас не понимаю…
— Что же тут не понять? Думаешь, не догадываюсь, откуда у тебя эта любовь к новшествам? Я прекрасно знаю Сизина. Это его школа, его. Экспериментатор!
— Да, капитан любит новое.
— Рискует он много, — неодобрительно сказал Остапчук. — Слишком много. Что ж, ему покамест везет. А риск, товарищ лейтенант, палка о двух концах. На границе рисковать опасно. Здесь не семь, а десять раз отмерь, потом отрежь. Так-то… Мы со своим бывшим начальником весь участок равномерно охраняли. Не шарахались с фланга на фланг.
Капитан разыскивал в столе что-то, выдвигая ящик за ящиком. Корольков молча наблюдал за ним, расстроенный разговором о Сизине. «Разве не учат нас, — думал лейтенант, — работать творчески, как он? Разве то, что хорошо было вчера, устроит нас и сегодня?» Королькову вспомнился случай, происшедший с ним в пограничном училище. Дело было на тактическом занятии. Старший курс отрабатывал тему «Стрелковая рота в обороне». Руководитель занятия назначил Королькова командиром роты. Выслушав приказ, Корольков задумался: как построить ему боевой порядок своего подразделения? В конце концов он решил отвести взводам одинаковые позиции. Правда, на одном фланге участка было болото, но именно так поступил курсант, выступавший в роли командира роты перед Корольковым. Ему были даны та же местность и те же силы. Преподаватель выслушал Королькова и спросил: «А зачем вам столько людей держать перед болотом? Ведь по нему вражеские танки не пройдут, да и артиллерию не потащишь. Вы задачу решили так, как предыдущий товарищ, а того не учли, что он оборонял этот район зимой, когда болото проходимо».
Рассказав сейчас об этом капитану, Корольков чистосердечно признался:
— И, знаете, преподаватель мне тогда двойку вкатил. По шаблону, говорит, действуешь…
— Преподаватель был прав. Кто же так воюет! — сказал капитан.
Он повеселел, опять вышел из-за стола и, потирая руки, зашагал по комнате.
— Значит, двойку, говорите? Это он вам для памяти… Чтоб ошибку свою не забыли.
— Вот и помню. Урок нужный, и не только для фронта: граница тоже фронт. И здесь тоже надо маневрировать. Так что равномерное распределение…
Остапчук остановился, поднял глаза. Только сейчас до него дошло, почему так разоткровенничался заместитель.
— Ну, ну, учи своего начальника, учи, — со сдержанным укором сказал Остапчук. — Мало того что на практике уже поучил, так еще в теорию полез… Жаль, времени у нас с тобой нет. Ты иди отдыхай, я все равно не усну. После двадцати четырех побудешь здесь, я схожу на границу. Вот так…
Корольков хотел было сказать, что и ему сейчас тоже не до сна, однако раздумал.
Оставшись в канцелярии, Остапчук вызвал дежурного и приказал ему внимательно следить за сигналами с границы. Спокойнее на душе не стало. Особенно тревожил правый фланг, где вдоль границы на несколько километров тянулся обрывистый, поросший леском берег и где только в нынешнем году застава задержала трех лазутчиков. Как там всегда было надежно и как опасно сейчас! Устроил же ему Корольков, стоило только отлучиться с заставы. Что будет дальше? С