— Не знаю, смогу ли я еще добраться до телефона? Как я смогу связаться с тобой?
— Знаешь те ступеньки, которые ведут в цокольный этаж? Я оствлю эту дверь открытой, а скажу Теодору… Хм! Я скажу ему, что у меня месячные. Он будет преувеличенно внимательным, но сам факт того, что он называет «женскими делами», выбивает его из колеи, он чувствует себя просто дураком и старается меня избегать в этот период.
— Ты же знаешь, что любишь его, но это ты предпочитаешь держать в секрете, Касс. Поэтому ты и останешься с ним.
— Вздор.
— Но ты всегда почему-то любишь выставлять его самым большим дураком на свете.
— Он такой и есть. Он думает, что в это время женщины на все способны, и поэтому не обратит ровным счетом никакого внимания, если я буду как-то странно себя вести. Я буду спускаться туда каждые пятнадцать минут, пока он не ляжет спать. Тогда я останусь там и буду ждать тебя, сколько потребуется.
Нет ничего темнее и опаснее, чем богатые дома без уличного освещения. Подростки, пробираясь кратчайшим путем через задние дворы, перелезая через заборы, падают в невидимые, отделанные черным мрамором, бассейны.
Я повернула на Хилл-роуд к дому Тиллотсонов и врезалась в сделанный в виде утки почтовый ящик.
Я внимательно оглядела Галле Хэвен. Лампа в одной из спален излучала золотистый свет. Если бы я смотрела фильм, то в этот момент одинокая скрипка должна была бы заиграть: «Нет другого в мире места, как родной твой дом». Но, если бы я представила себя, как глажу колючие щеки моих мальчиков или сижу перед потрескивающим в камине огнем и слушаю их ужасные группы, я бы так размякла, так растаяла, что не смогла бы пережить еще одну ночь.
Когда я вышла на подъездную дорогу, ведущую к дому Стефани, ветер утих, и стало слышно, как переговариваются полицейские в Галле Хэвене:
— Эй! Джим, это ты?
— Заткнись, черт возьми!
Я спряталась за ствол какого-то дерева и внимательно оглядела фасад дома Стефани, но не обнаружила никаких признаков того, что за ее домом следили: ни шагов, ни мелькающих огоньков фонарей. Дом, освещенный, прожекторами, казался совершенно плоским, куском декорации для какой-нибудь дорогостоящей постановки. Но тут до меня дошел приятный запах чего-то вкусного, яблочного и дом Стефани обрел реальность.
Внутри дома была включена только нижняя подсветка. По мере того, как передо мной стал вырисовываться весь дом, я разглядела оранжерею Стефани, которая была так ярко освещена, что могла бы служить танцевальной залой для Золушки. Как я могла не обратить на нее внимания?! Стекло сверкало, подобно бриллианту. Стефани находилась там и была поглощена своей работой.
Я подкралась поближе, перешагнув через трубы для полива растений. Прежде всего, — сказала я себе, женщина, посвятившая себя ухаживанию за цветами, приготовлению вкусной пищи, чтению книг и посещению оперы, занятиям с соседскими малышами не может не быть хорошим человеком. Она мне поверит. Она мне поможет.
С другой стороны, я держала ее мужа под дулом пистолета, я насильно заставила его быть со мной откровенным. Так что, может, ей и не нравится, что я обращаюсь к ней в трудную минуту.
На коленях я подползла к двери оранжереи и привстала, чтобы дотянуться до деревянной ручки двери: Послышался щелчок. Стефани подпрыгнула, как будто услышала сигнал тревоги. Я отскочила и бросилась на землю, моя голова была всего в нескольких футах от двери, когда дверь отворилась, я приподняла голову. Стефани посмотрела вокруг, но не смогла заметить меня.
— Рози, — прошептала она в ночь.
Искусственное солнце оранжереи освещало совершенный овал ее лица, на котором не было ни одной морщинки. Ее лицо было и милым и красивым одновременно. И если я правильно ее поняла, беспокоилась она не о себе, а именно обо мне.
— Эй! — в ее голосе чувствовалась напряженность. — Рози, это ты там?
С другой стороны, если бы она думала, что от меня может исходить угроза, при ней были ее садовые инструменты, помещавшиеся в необъятных карманах. А у меня был только игрушечный пистолет, которым я уже пугала ее мужа.
Но к тому времени, когда я, положив руки на колени, стала подниматься, Стефани была уже рядом, помогая мне встать.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
Она была высокого роста и атлетического сложения, ее садовые инструменты находились как раз на уровне моего горла.
— Ничего, — сказала я, отодвинувшись.
— Что-нибудь не так?
— Нет, ничего. Просто я не хочу стоять близко к двери, если ты не возражаешь, а то я буду так хорошо освещена, что полицейские разглядят меня за милю.
Я полезла в карман, пистолет все еще был там. — Так давай войдем в дом: Я делаю яблочный пирог, послушай, какой у меня рецепт…
— Ради Бога, Стефани!
Она прижала руку ко лбу.
— Кто бы мог поверить? Я просто не знаю, что говорю. Ты, должно быть, замерзла? Прости меня, забудь о торте. А как насчет арманьяка? Давай войдем в дом.
Мне-то как раз было не холодно в моей тяжелой амуниции, а вот Стефани была одета довольно легко.
— Чем я могу тебе помочь?
— Со мной все в порядке. У меня очень мало времени.
Я поглядела в сторону дома. Если полицейские там, они хорошо спрятались. Тем не менее, Стефани даже не взглянула в том направлении, как могла бы сделать, если бы знала, что помощь всего в нескольких ярдах от нее. Никаких признаков, что она меня боится, тоже не было.
— Давай постоим здесь и поговорим.
— Хорошо. Позволь я только возьму свой жакет, — она уловила мои возражения раньше, чем я открыла рот. — Слушай, Рози, я понимаю, что нервы у тебя должны быть на пределе. Жакет у меня в оранжерее, на бедной погибшей магнолии. Видишь? Это всего какая-то минута.
Пока я колебалась, она скрестила руки, сказав:
— Ничего. Я обойдусь.
— Стефани, мне очень жаль, что я так поступила с Картером.
Она кивнула, но посмотрела мимо меня: не так-то просто ответить подруге, которая просит прощения за то, что приставила пистолет к голове ее мужа.
— Я полагаю, ты была в сильном потрясении;
— Именно так.
— А откуда вдруг у тебя взялся пистолет? — спросила она.
— От одного моего бывшего студента, который связался с преступным миром, — солгала я.
Стефани была гораздо выше меня и поэтому посмотрела сверху вниз:
— А тебе известна ежегодная статистика случайных смертей от незарегистрированного огнестрельного оружия?
— Ну, свою лепту в количество смертей я уже внесла. С той только разницей, что это было не огнестрельное оружие. И не несчастный случай.
Стефани всю передернуло, как от судороги.
— Так это сделала ты, Рози? — спросила она.
Ветер почти унес ее слова.
— Нет.
«Спокойней, — напомнила я себе. — Она просто в ужасе. Ты же не хочешь, чтобы она испугалась или позвонила в полицию? Она тебе нужна. Ты считаешь, что она нужна тебе? А что, если Джессика ошиблась? Что, если Джессика сама и есть убийца, а вся рассказанная ею Тому версия просто фикция. Что, если я пошла по ложному следу, и ответ надо снова искать в городе?».
— Ты хоть представляешь себе, кто это мог сделать? — Стефани все еще казалась испуганной.
— Расскажи мне о твоей приятельнице Мэнди.
— Почему все хотят знать о Мэнди? — спросила Стефани.
Я заметила, что ее все еще трясет. Она скрестила руки, крепко сжав их.
— Кто все?
— Ты и Касс. Почему она вас так интересует?
— У Ричи был роман с ней, как раз перед тем, как он увлекся Джессикой.
— Что? С Мэнди? Не может быть?
— С Мэнди Андерсон.
— Это ее имя, но… Не может быть, Рози. Не может быть. Прежде всего, она домоседка. Совсем не интересная как женщина. У нее действительно хорошая фигура, но плохие зубы и скверная кожа. И нос такой что, как говорит Картер, кажется, будто она вот-вот начнет хрюкать, — она заметила выражение моего лица. — Извини. Я хочу сказать, извини за глупую шутку, ты много перенесла, я очень сожалею. Знаешь, согласно подсчетам, стрессам чаще всего подвержены люди, испытавшие какой-нибудь шок. Тебе следует…
— Это не поддается подсчетам, — оборвала я ее. — Мэнди? Какая она?
— Очень приятная. Я ее очень люблю. Умница. Ее сделали совладельцем компании, и она самостоятельно ведет дело в своей фирме. Приятно видеть деловую, преуспевающую женщину.
— Она упоминала когда-нибудь о Ричи?
— Нет. Конечно, нет. Я сомневаюсь, что она вообще была с ним знакома. Я хочу сказать, почти все ее время было отдано работе. Юриспруденция — это вся ее жизнь. Она почти никого здесь не знает: они переехали сюда всего год тому назад.
— Но она работает в той же фирме, где работала ты?
— Нет.
— А в какой?
— В крупной фирме на Уолл-стрит.
— В которой?
— В Кендрик и Макдоналд.
— Она замужем?
— Она замужем за адвокатом по налоговым делам.
— Как его зовут?
— Джим. Но я его едва знаю. Я хочу сказать, что мы встречались в основном на собраниях в Ассоциации женщин-юристов, и мы бегали.
Ветер растрепал волосы Стефани. Она прижала их рукой, и они тут же улеглись, как надо. Стефани была само совершенство.
— Джим выглядит гораздо лучше, чем она, — добавила она.
— Дети есть у них?
— Пока нет. Ей всего тридцать два. Она хотела подождать, пока ее не сделают совладельцем фирмы, а потом можно уже подумать и о ребенке. Но, если она будет так связывать себя в ближайшее время…
— Где она живет?
Дыхание Стефани участилось.
— Дай вспомню.
Я ждала. Почему она так долго вспоминает? Ну, давай же!
— Она всегда встречалась со мной здесь, поэтому я стараюсь припомнить. О, где-то в Эйкрс, на Крэбэпл-роуд.
— А номер ты не помнишь?
Она покачала головой.
— Это там, где дома стоят на разных уровнях. Если идти отсюда, то это, по-моему, во втором блоке, третий или четвертый дом по левой стороне. Только не ссылайся на меня, — неожиданно она схватила меня за руку. — Рози, не делай ничего сгоряча.