Гевински массировал свой подбородок сверху вниз, будто пощипывал маленькую бородку.
— Может, он сам просто не пошел дальше? — пробормотал он.
— Может. В любом случае, больше в моем доме Стефани делать было нечего. Все, что ей оставалось, добежать до дома, вымыться и ждать своего мужа. Картер заявил, что он вернулся домой около одиннадцати. Так что, если Стефани подошла к машине Ричи в половине одиннадцатого, у нее было время убить его, стереть отпечатки пальцев, разбросать грязь — и вернуться домой, чтобы приготовить быстро какой-нибудь винегрет.
Гевински, казалось, не носил бороды, только вокруг рта была какая-то растительность буро-коричневого цвета, напоминавшая разводы от помады.
Он все еще выжидал. Мне же надо было склонить его на свою сторону. Что более существенное я могла предложить ему, кроме моей версии с бриошами? Тот обед, который приготовили Касс, Маделейн и Стефани для меня, мальчиков и. «Подозрительной», когда Алекс, как всегда опоздав, вышел к ним с аккуратно зачесанными назад волосами? Касс и Маделейн заявили о его поразительном сходстве с Ричи. А Стефани? Она была просто шокирована, загипнотизирована им.
Может, мне рассказать, как она не только подыскала мне Форреста Ньюэла, самого паршивого адвоката во всей Америке, но и настояла, чтобы я обратилась к нему. «Его считают лучшим», — убеждала меня она. Или то, как она заставила Картера нанести мне визит с выражением соболезнования, подсунув мне другой список — вероятно, следующих девяти из десяти самых известных бездарей — и предложив сопровождать меня к ним. Не привлекая к себе внимания, можно было бы выяснить все детали обвинения, выдвинутого против меня полицией, и аргументации моей защиты.
А, может, мне следовало быть мудрее, и просто предложить Гевински последовательную, неэмоциональную констатацию фактов. Я решила, что так будет лучше.
Но, прежде чем я открыла рот, Стефани начала плакать. Всхлипывания превратились в водопад слез. Гевински, порывшись в заднем кармане, вытащил оттуда отнюдь не белоснежный платок и протянул ей. Развернув его, Стефани продолжала рыдать.
— Я не отношусь к тем женщинам, которые используют слезы для… — конец ее фразы потонул в следующем потоке слез.
— Знаю, — сказал Гевински.
Стефани попыталась взять себя в руки:
— Я хочу защитить себя, но как я могу это сделать под дулом пистолета?
— Понимаю, — сказал Гевински тоном Иисуса Христа, с таким сочувствием, что ему подошла бы роль Макса фон Сюдов в «Самой великой истории, когда-либо рассказанной». — У вас будет такая возможность. Я вам обещаю, миссис Тиллотсон.
— У меня никогда не было ни с кем связи, — сказала она ему. — И с Ричи Мейерсом…
Она произнесла это таким тоном, будто ее заставляли заниматься анальным сексом с канализационной крысой.
— Хотела бы я знать, почему именно меня она выбрала козлом отпущения. Думаю, после своего побега, она поняла, что рано или поздно ее схватят. Она должна была найти другого подозреваемого. И состряпала историю о Стефани Тиллотсон. Должна признать, отдельные моменты этой истории звучат достаточно убедительно. Но целиком? Мерзко. Выбегать, чтобы потом затолкать грязь в бороздки мужских туфель? Сержант, пожалуйста, разве она не спятила?
— Стефани, а где твои спортивные туфли и костюм, в которых ты обычно бегаешь? — спросила я.
Конечно, она проигнорировала мой вопрос.
— А вся эта история, что я всю ночь готовила бриоши? Разве это не безумие?
— Может, и следы от шин появились только в моем безумном мозгу? Может, это он оставил отпечатки шин, я спрашиваю тебя, столь похожих на шины твоей машины?
— Она настаивает на этих отпечатках, — Стефании обращалась только к Гевински, протягивая к нему руки, как бы прося защитить ее от ужаса всего происходившего. — Откуда я знаю, может это она взяла мою машину и проехала там той ночью? Я думаю, эту историю она готовила всю прошедшую неделю. А убийство, может, она планировала все прошедшие годы.
Мой превосходный контраргумент так никогда и не был выслушан — стук в дверь, как удар молота, прервал наш разговор.
— Серж, пришел муж, — произнес голос за дверью.
Только я хотела приказать Гевински пригласить Картера войти, как дверь резко отворилась. Нет сомнения, что Картер, как, впрочем, и его охранник, выронивший от изумления банку с содовой, были ошеломлены.
— Вот те раз, — пробормотал полицейский, увидев меня с пистолетом в руке.
— Тернер, подожди за дверью, — сказал Гевински.
— Серж?
Гевински указал ему на дверь.
— Почему вы выставили его? — взорвался Картер.
— Ради Бога! — одновременно проговорила Стефани.
Тиллотсоны ждали объяснения: «Как вы могли?». Они были напуганы.
Но я знала — это еще не победа. Кто знал, что творится в голове Гевински? Кроме того, Тернер был на свободе. Часы стучали. Я представила группу по борьбе с терроризмом, как они в черных комбинезонах врываются через окна. Или какой-нибудь более простой выход из положения: например, стоявший за дверью Тернер прицеливается и попадает мне прямо между глаз.
Я попросила Касс пересесть на кушетку, — а Картеру занять, ее место за столом.
— Гуннар и Ингер, — сказала я. — Ты разговаривал с ними перед тем, как они уволились?
Он сжал губы и отрицательно покачал головой: «Нет. Я не буду отвечать».
— Картер, я настаиваю. Отвечай. У меня пистолет.
Он разжал свой губы только для того, чтобы произнести:
— Я не буду проходить вновь через все это. Давай. Застрели меня, если хочешь.
Нет ничего более отвратительного, чем придавленный человек, пытающийся изображать храбреца. Если бы я в тот момент только произнесла «Бух!», он бы, без сомнения, наложил в штаны. Я уже хотела было поставить его на место и стала искать тот маленький крючок в пистолете, который надо отвести перед выстрелом, когда Гевински произнес:
— Расскажите ей, что она хочет знать, док.
— Что? — Картер был Само Воплощение Разгневанного Гражданина.
— Вам рано или поздно все равно придется отвечать на вопросы, — для протокола, — объяснил ему Гевински. — Раз у нее в руке пистолет, сделайте это сейчас. Мы не опаздываем на поезд.
Картер пытался выиграть время, зачесывая пальцами волосы, но они были слишком короткими.
— Я не видел Гуннара и Ингер перед их увольнением.
— Как их фамилия?
Он удивился, что ему задали этот вопрос.
— Откуда я могу знать.
Он взглянул на Стефани, но она сосредоточила все свое внимание на Гевински.
— Миссис Мейерс, мы это легко сможем выяснить, если вы позволите мне позвонить одному, из моих людей, чтобы он проверил это, — предложил Гевински.
Мы пришли к соглашению, что Касс воспользуется второй телефонной линией и позвонит Тернеру на первую, чтобы он связался с владельцами агентства Кловерлиф или Кловердейл в Манхэттене и узнал у них фамилию и номер телефона Гуннара и Ингер.
— Когда ты вернулся домой той ночью, ты заметил машину Ричи?
— Что? — переспросил он, будто вопрос был очень сложным. — А, его машину? Нет.
Прежде, чем ответить, он сделал паузу — это означало, что он солгал. Я знала это. Я чувствовала это. Вопрос был в том, что я не знала, как вытянуть из него правду. Что я могла сделать? Предписать арестовать его? Назвать, его лжецом? Засунуть пистолет к нему в ухо?
— Можно я вмешаюсь? — спросил Гевински.
Я кивнула.
— Может, будет лучше, если я буду задавать вопросы, миссис Мейерс. И, может, для Тиллотсонов будет лучше, если я буду задавать им вопросы раздельно? Я обещаю вам, что вы будете продолжать контролировать ситуацию. Но один может подождать в противоположном углу комнаты, пока я буду спрашивать другого…
Я была слишком вымотана, чтобы разгадать, что он задумал, но было очевидно, что он что-то задумал.
— Нет. Мы все будем сидеть здесь, — сказала я. — Но, если вы хотите, вы можете задать несколько вопросов.
Гевински пожал плечами так, будто я совершила невероятную глупость, и повернул свое круглое лицо к Картеру.
— Готовы, док?
— Я должен быть в операционной завтра в восемь утра.
— Я постараюсь закончить как можно раньше. Мы тут уже долго разговариваем, поэтому, я попросил бы вас ответить на несколько моих вопросов, даже если они не покажутся вам слишком логичными.
— Хорошо, — сказал Картер.
— Вы познакомили Джессику Стивенсон с Ричардом Мейерсом?
— Да.
— Хорошо ли вы были с ней знакомы?
— Не очень. Мы познакомились на коктейле, устроенном, одним из моих пациентов. Она рассказала мне о своей работе. Я предложил ей встретиться с Ричи и обсудить некоторые вопросы.
— Это было именно так?
— В двух словах, да.
— У вас не было романа с Джессикой Стивенсон?
Тут я почувствовала, насколько лучше было бы задавать вопросы Тиллотсонам раздельно.
— Вы что, серьезно? — спросил Картер.
— Да, — ответил Гевински. — Серьезно.
— Нет. У меня не было с ней никакого романа.
— Почему бы нам не позвонить Джессике Стивенсон и не спросить ее? — предложила я.
— Уже поздно, и у вас пистолет, миссис Мейерс, — сказал Гевински. — Хотя, сама по себе идея неплохая — это даст нам всем небольшую передышку. Кроме того, у меня есть еще несколько вопросов. Позвольте задать их?
Он вытянул руки на стол и наклонился вперед.
— Извините, что вынужден делить это, мистер Тиллотсон. Но такова наша работа: задавать людям не всегда приятные для них вопросы. Итак… док, вы не в курсе, у вашей жены был когда-нибудь роман с Ричардом Мейерсом?
Картер открыл рот, но Стефани быстро произнесла:
— Картер, ты знаешь, ты не обязан отвечать ни на один из его вопросов. Ты ведь знаешь это? — Намек был настолько прямым, как удар; хлыстом по лицу, но, кажется, он возымел действие.
Слова Картера были столь же короткими, как и его волосы:
— Уверен, у Стефани не было никаких романов.
— Отлично, — сказал Гевински, видимо, довольный. — Отлично.