Да, проблема… Пола автоматически отсекала версию сверхъестественного появления вещей в моей квартире, несмотря на факты, эту версию подтверждающие. Так что предстояло решить, что мне нужно больше – переубеждать ее или обрести друга.
Я пришел к выводу, что переубеждение не главное.
– Ладно. – Я заметил ожидающий взгляд официанта и знаком показал, что нам нужен счет. – Я могу принять ваше неприятие.
– Можете? – Она пристально смотрела на меня.
– Да. – Я считал, что говорю правду. – Если время от времени мы будем вместе выпивать по чашечке кофе. Или просто здороваться в вестибюле.
– Естественно.
Она отвечала рассеянно, потому что мысленно в разговоре уже не участвовала. Смотрела на кубик из прозрачной пластмассы со стальным центом внутри. Потом глянула на меня. И я увидел, как осветилось ее лицо, совсем как в мультфильме. Она протянула руку, схватила кубик. Едва ли я смогу описать глубину ужаса, который почувствовал в тот момент, когда она это сделала, но что я мог сказать?.. Мы, два жителя Нью-Йорка, сидели в чистеньком, ярко освещенном месте. Со своей стороны она уже установила базовые правила, и они жестко исключили сверхъестественное. Его вынесли за пределы наших отношений. О нем не могло быть и речи.
Но в глазах Полы вспыхнул огонь. Огонь этот говорил о том, что мистер Забей-на-все находится в доме, а я знал по собственному опыту, как трудно противостоять его голосу.
– Отдайте это мне. – Пола улыбнулась. И я увидел, впервые, честное слово, что она не только красивая, но и сексуальная.
– Зачем? – Как будто я не знал.
– Пусть это будет мой гонорар за то, что выслушала вашу историю.
– Не знаю, хорошая ли это…
– Да. – Ее действиями руководило наитие свыше, а в подобных ситуациях люди не принимают отрицательного ответа. – Блестящая идея. Я приму необходимые меры, и по крайней мере этот сувенир не убежит к вам, виляя хвостом. У нас в квартире есть сейф. – И она разыграла очаровательную пантомиму, показывая жестами, как закрывает дверцу сейфа, набирает комбинацию, поворачивает ключ, вынимает его из замочной скважины, а потом выбрасывает через плечо.
– Хорошо, – кивнул я. – Это мой подарок.
В эту минуту я испытывал злорадство. Считайте, то был голос мистера Что-ж-вы-сами-во-всем-убедитесь. Вероятно, одного лишь рассказа оказалось недостаточно, чтобы снять камень с души. Она мне не поверила, и как минимум какая-то часть меня хотела, чтобы мне поверили, и обижалась на Полу за то, что не получила желаемого. Эта часть знала: позволить ей взять кубик из прозрачной пластмассы – абсолютно кошмарная идея, но все равно радовалась, глядя, как Пола убирает кубик в сумочку.
– Вот, – подвела она итог. – Мама говорит: бай-бай, гулянье закончилось. Может, если он не появится через неделю или две – полагаю, все зависит от того, насколько упрямым окажется ваше подсознание, – вы сможете раздать остальные вещи.
Эти слова стали настоящим подарком, который я получил от нее в тот день, хотя тогда этого не знал.
– Возможно, – ответил я и улыбнулся. Широкой улыбкой, предназначенной для моего нового друга. Широкой улыбкой, предназначенной для красивой женщины. И при этом думал: «Вы сами во всем убедитесь».
Такие вот дела.
Она убедилась.
Тремя вечерами позже, когда я слушал Чака Скарборо, объяснявшего в шестичасовом выпуске новостей причины пробок, которые в последнее время парализовали город, в дверь позвонили. Поскольку по домофону никто не просился войти, я предположил, что принесли какую-нибудь посылку – может, Рейф принес что-то доставленное «Федерал экспресс». Я открыл дверь. На пороге стояла Пола Робсон.
Совсем не та женщина, с которой я сидел за столиком в «Гриле Дональда». Нет, ко мне пришла другая Пола – скажем, миссис Ну-до-чего-ужасна-эта-химеотерапия. Косметикой она не воспользовалась, лишь чуть тронула помадой губы, так что кожа обрела болезненный желтовато-белый оттенок. Под глазами появились темные коричневато-лиловые мешки. Возможно, она попыталась причесаться, прежде чем спуститься с пятого этажа, но пользы это не принесло. Волосы напоминали солому и торчали во все стороны, как в комиксах, и при иных обстоятельствах могли даже вызвать улыбку. Кубик из прозрачной пластмассы она держала на уровне груди, и у меня появилась возможность лицезреть, что и от ухоженных ногтей остались одни воспоминания. Она их изгрызла, и изгрызла быстро. А первой, прости Господи, у меня мелькнула мысль: «Да, она во всем убедилась».
Кубик она протянула мне:
– Возьмите его.
Я молча взял.
– Его звали Роланд Абельсон. Не так ли?
– Да.
– У него были рыжие волосы.
– Да.
– Он не был женат, но выплачивал деньги на содержание ребенка женщине в Рауэе.
Я этого не знал. Уверен, что не знал никто в «Лайт и Белл». Но снова кивнул, и не только для того, чтобы она продолжала говорить. Я не сомневался в ее правоте.
– Как ее звали, Пола? – Я еще не представлял, почему спрашиваю, но чувствовал, что должен знать.
– Тоня Грегсон. – Она отвечала словно в трансе. И что-то стояло в ее глазах, такое ужасное… я с трудом удержался, чтобы не отвести взгляд. Тем не менее я запомнил – Тоня Грегсон, Рауэй. А потом добавил про себя, словно человек, проводящий инвентаризацию кладовой: «Один кубик из прозрачной пластмассы с центом внутри».
– Он пытался заползти под стол, вы это знаете? Вижу, что нет. Его волосы горели, и он плакал. Потому что в тот момент понял, что никогда не сможет купить катамаран и больше не выкосит лужайку перед домом. – Она коснулась моей щеки. Интимность этого жеста могла бы шокировать, не будь ее руки такими холодными. – И в конце своей жизни он отдал бы каждый цент, каждый принадлежащий ему опцион на акции только за то, чтобы еще раз выкосить лужайку перед домом. Вы в это верите?
– Да.
– Помещение наполняли крики, он чувствовал запах авиационного керосина и понимал, что пришел его смертный час. Вы понимаете? Осознаете чудовищность всего этого?
Я кивнул. Не мог говорить. Не заговорил бы даже под дулом пистолета.
– Политики тараторят о мемориалах, храбрости, войнах с терроризмом. – Печальная улыбка тронула ее губы. Лишь на секунду. – Он старался заползти под стол. С горящими волосами. Под столом лежала какая-то пластиковая подстилка, как там его называют…
– Мат.
– Да, пластиковый мат. Он ощущал ребра пластика и запах своих горящих волос. Вы это понимаете?
Я кивнул. Заплакал. Мы говорили о Роланде Абельсоне, человеке, с которым я работал. Он трудился в отделе задолженностей, поэтому я его практически не знал. Мы с ним просто здоровались при встрече. Так что я понятия не имел о женщине и ребенке в Рауэе. И если бы не прогулял в тот день работу, мои волосы наверняка тоже горели бы. И по-настоящему до меня это дошло только теперь.
– Я больше не хочу вас видеть. – Она вновь печально улыбнулась. По щекам, как и у меня, катились слезы. – Меня не волнуют ваши проблемы. Меня не волнует дерьмо, которое вы раскопали. Между нами все кончено. С этой минуты оставьте меня в покое. – Пола начала поворачиваться, но вновь посмотрела на меня. – Они сделали это во имя Бога. Но никакого Бога нет. Если бы был Бог, мистер Стейли, он бы поразил их всех в галерее вылета, где они сидели с посадочными талонами в руках, но Бог этого не сделал. И когда объявили посадку, эти сволочи поднялись на борт самолетов.
Я наблюдал, как она идет к лифту. С очень прямой напряженной спиной. Волосы торчат во все стороны, совсем как у девчонки в мультяшном сериале «Воскресные забавы». Она больше не хотела меня видеть, и я ее не винил. Я закрыл дверь и посмотрел на стального Эйба Линкольна в кубике из прозрачной пластмассы. Смотрел долго. Думал о том, как бы запахли волосы его бороды, если бы генерал Грант подпалил ее своей сигарой. Неприятный пошел бы запашок. По телевизору кто-то говорил о распродаже матрацев в «Слипис». А потом появился Лен Берман и принялся рассказывать об очередном матче «Джетс»[45].
В ту ночь я проснулся в два часа, слушая шепот голосов. Мне не снились люди, которым принадлежали эти вещи, я не видел кого-либо с горящими волосами или прыгающим из окон, чтобы не попасть под горящий авиационный керосин. Да и с чего мне их видеть? Я и так знал, кто они, и все эти вещи они оставили мне. Я допустил ошибку, позволив Поле Робсон взять кубик из прозрачной пластмассы, но ошибка заключалась в том, что кубик предназначался не ей.
А если уж речь зашла о Поле, то один из голосов принадлежал ей. «Вы можете начать раздавать остальные вещи», – сказал он мне. А еще сказал: «Полагаю, все зависит от того, насколько упрямым окажется ваше подсознание».
Какое-то время я полежал и снова смог заснуть. Мне снилось, что я в Центральном парке, кормлю уток, когда вдруг раздался громкий шум, словно надо мной пронеслась звуковая волна, а небо заполнил дым. И дым этот, в моем сне, пах горящими волосами.
Я подумал о Тони Грегсон в Рауэе, Тони и ребенке, у которого могли быть, а могли и не быть глаза Роланда Абельсона, и пришел к выводу, что с этим можно повременить. А начать решил с вдовы Брюса Мейсона.
На электричке доехал до Доббс-Ферри, там взял такси, которое быстренько доставило меня к коттеджу «Кейп-Код»[46] на тихой улочке. Я дал таксисту деньги, попросил подождать, долго задерживаться не собирался, и нажал на кнопку звонка. Одной рукой прижимал к боку коробку, в каких обычно приносят из булочной кекс.
Мне пришлось нажать на кнопку только один раз, потому что я предупредил о приезде телефонным звонком и Джейнис Мейсон меня ждала. Историю я сочинил заранее и рассказал довольно уверенно, понимая, что такси, ожидающее на подъездной дорожке с включенным счетчиком, не позволит хозяйке задавать очень уж много вопросов.
– Восьмого сентября, – сказал я, – в последнюю пятницу перед случившимся, я попытался исторгнуть из раковины, которую Брюс держал в столе, те самые звуки, что слышал в исполнении Брюса на пикнике на Джонс-Бич (Джейнис, супруга Повелителя мух, кивнула; она тоже была на том пикнике). Получилось у меня не очень, и я убедил Брюса дать мне раковину на уик-энд потренироваться. А в понедельник утром, когда я проснулся, из носа текло как из сломанного крана и ужасно болела голова. – Эту историю я уже рассказывал нескольким людям. – Я пил горячий чай, когда услышал: «Бум!» – и увидел поднимающийся дым. А о раковине и думать забыл. Но на этой неделе прибирался в маленьком чулане для хозяйственных принадлежностей и наткнулся на нее. И подумал… ну, это, конечно, не такой уж хороший сувенир, но я все-таки подумал, может, вам хочется… вы понимаете…