г, мурчит на коленях кот / …Верю: счастье в этом миге живет».
Дик Гейдж за рулем «линкольна» едет по платной трассе в сторону Милфорда, миль на пять в час превышая допустимую скорость. Рядом на пассажирском сиденье стоит плетеная корзинка для пикника. Водитель внимательно следит за дорогой – может, впереди замаячила фура – и потому не замечает, что из-под крышки со стороны водителя высунулась черно-белая кошачья голова. А в следующий миг кот уже впивается ему в лицо, шипя и царапаясь, загоняет коготь в глаз, и тот лопается, вытекает, слепнет… Шестьдесят миль в час. Когти другой лапы вонзаются в переносицу, рвут ноздри, и эту резкую боль не передать никакими словами… Возможно, «линкольн» выезжает на встречку, прямо под фуру, которая оглушительно сигналит, но Гейдж ничего не слышит, потому что кот визжит ему в ухо, кот облепил его лицо точно огромный мохнатый паук, уши прижаты к голове, в зеленых глазах полыхает адское пламя, задние лапы впиваются в дряблую шею… Гейдж резко выкручивает руль в обратную сторону. А там уже выросла опора моста. Кот спрыгивает, и «линкольн» – сверкающая черная торпеда – на полном ходу влетает в цементный столб и взрывается, как бомба.
Холстон с трудом проглотил слюну; в пересохшем горле что-то щелкнуло.
– А потом кот… вернулся?
Дроган кивнул.
– Через неделю. В день похорон Дика Гейджа, между прочим. Прямо как в той старой песенке. «Кот пришел назад»…
– Машина врезалась в столб на скорости шестьдесят миль в час, а он выжил? Невероятно!
– Говорят, кошки живучи, у каждой по девять жизней. Когда он вернулся… мне пришло в голову, что это не простой кот, а…
– Исчадие ада? – тихо спросил Холстон.
– Лучше не скажешь. Кот из преисподней, посланный на землю…
– …чтобы наказать вас.
– Не знаю. Но я его боюсь. Кормлю его на всякий случай… Точнее, приходящая сиделка кормит. Он ей тоже не нравится. Говорит, такая морда – это божье проклятье. Женщина она простая, из местных… – Старик попытался выдавить улыбку и не смог. – Кота надо убить. Я живу с ним уже четыре месяца. Он вечно где-то рядом, вечно прячется по углам… Наблюдает за мной. Чего-то ждет. На ночь я всегда запираю дверь в спальню, но мне все равно страшно, что однажды я проснусь, а он… сидит у меня на груди… и мурлычет.
Ветер одиноко выл за окнами и странно гудел в каменном дымоходе.
– Словом, я наконец обратился к Солу Лоджиа. Он порекомендовал вас. Кажется, назвал вас «ликвидатором».
– Верно. Я себя называю «киллером-одиночкой». Это значит, что я работаю сам на себя.
– Точно. Он сказал, вы никогда не попадаетесь. Даже подозреваемым ни разу не проходили. И что вы всегда приземляетесь на четыре лапы… Как кошка.
Холстон посмотрел на старика в инвалидном кресле. Мускулистые руки с длинными пальцами замерли на шее кота.
– Я могу это сделать прямо сейчас, если хотите, – тихо сказал он. – Сверну ему шею – он пикнуть не успеет…
– Нет! – закричал Дроган, с содроганием втягивая воздух в легкие; к его бледным впалым щекам прилила кровь. – Нет… Не здесь. Увезите его.
Холстон невесело улыбнулся и вновь принялся ласково гладить кота по голове и спинке.
– Хорошо. Я согласен. Тело привезти?
– Нет. Убейте его и закопайте. – Он умолк и нахохлился в кресле, точно древний стервятник. – Привезите мне хвост. Хочу полюбоваться, как он горит.
У Холстона был «плимут» 1973 года с тюнингованным мотором, снятым с «меркури-циклон», и проставками под задние амортизаторы, благодаря которым зад был поднят, а передок смотрел на дорогу под углом двадцать градусов. Задний мост и дифференциал Холстон перебрал собственными руками. Коробка передач фирмы «Пенси», хёрстовское сцепление, шины – здоровенные «Бобби Ансер уайд овалс». На таком авто при желании можно было выжать чуть больше ста шестидесяти миль в час.
От Дрогана он выехал около половины десятого. Холодный серп луны парил в темном небе, то и дело ныряя в лохматые ноябрьские облака. Холстон открыл окна, чтобы избавиться от затхлого желтого смрада страха и старости, въевшегося, казалось, в одежду и даже кожу. От гулявшего по салону ледяного ветра немели руки и лицо, зато он выдувал мерзкую вонь.
Холстон съехал с трассы у Плейсерс-Глен и медленно, как добропорядочный автомобилист, покатил по безмолвному городку, охраняемому единственным светофором, на котором непрерывно мигал желтый. За городом Холстон дал «плимуту» волю и поехал резвее. Тюнингованный двигатель мурлыкал совсем как недавно спавшая у него на коленях кошка. Холстон улыбнулся этому сходству. Они мчали по шоссе на скорости чуть больше семидесяти миль в час; по обе стороны от дороги тянулись ноябрьские поля, ощетинившиеся сухими стеблями кукурузы.
Кот сидел в хозяйственной сумке повышенной прочности, завязанной сверху толстым шпагатом. Она лежала на пассажирском сиденье. Кот дремал, когда Холстон осторожно поместил его в сумку, и всю дорогу мурлыкал – видимо, чувствовал, что нравится Холстону. Им было хорошо вместе. Кот был одиночкой, как и он.
Странный заказ, подумал Холстон и с удивлением поймал себя на том, что действительно воспринимает убийство кота как заказ. Быть может, самым странным во всей этой истории было его, Холстона, отношение к коту – он словно обрел в нем родственную душу. Если кошаку в самом деле удалось избавиться от трех стариканов, значит, не так он прост… Ладно еще старушек угробил, но убить Гейджа, везшего его к милфордскому ветеринару, который без вопросов и зазрения совести запихнул бы кота в газовую камеру, – дело посложнее. Да, Холстон видел в нем родственную душу, но при этом взял заказ. Он считал, что проявляет милосердие: смерть Сэма будет быстрой и безболезненной. Он остановится на обочине среди голых ноябрьских полей, вытащит кота из сумки, погладит, а потом свернет ему шею и отрежет хвост перочинным ножом. Похоронит как положено, чтобы до него не добрались падальные мухи. «От червей я его не спасу, – рассуждал Холстон, – зато хотя бы спасу от опарышей».
Так он думал, пока его «плимут» синим призраком мчался сквозь ночь. И в эту минуту на приборной панели, прямо у него перед глазами, возник кот с воинственно задранным хвостом и зловещим оскалом на черно-белой морде.
– Ш-ш-ш-ш, – попытался успокоить его Холстон.
Он покосился на пассажирское сиденье: в боку хозяйственной сумки зияла проделанная зубами – или когтями – дыра. Когда Холстон опять посмотрел вперед, кот занес лапу и ударил его по лбу. Играючи, без когтей. Холстон невольно отшатнулся. Шины взвыли, и «плимут» завилял по узкой асфальтовой дороге.
Холстон ударил кота кулаком, пытаясь сбить его с приборной панели: тот загораживал обзор. Кот зашипел, выгнул спину, но не сдвинулся с места. Холстон замахнулся еще раз, но кот, вместо того чтобы отпрянуть, прыгнул прямо на него.
«Вот так было и с Гейджем», – успел подумать он.
И ударил по тормозам. Кот сидел у него на голове, полностью перекрывая ему обзор своим пушистым брюхом, и раздирал когтями его шею и уши. Холстон стиснул зубы и твердо держал руль. Он ударил кота раз, другой, третий. И вдруг дорога исчезла: «плимут» покатился в кювет, пружиня на амортизаторах. Удар. Холстона бросило вперед, на ремень безопасности, и на грани обморока он успел услышать истошный вопль – так женщина кричит в родах или во время оргазма.
Напоследок Холстон стиснул кулаки и обрушил их на кота, но те лишь мягко отскочили от упругих мышц, не причинив вреда.
Второй удар. И темнота.
Луна закатилась. До рассвета оставался час.
«Плимут» лежал в овраге, затянутом клубящимся туманом. В решетке радиатора застрял обрывок колючей проволоки. Капот распахнулся, и из поврежденного радиатора поднимался, смешиваясь с туманом, белый пар.
Холстон не чувствовал ног.
Он опустил голову и увидел, что перегородку моторного отсека пробило. Огромный двигатель от «Циклон-Спойлера» рухнул ему на ноги, пригвоздив их к полу.
Где-то вдали хищно ухала сова, настигая жертву.
А здесь, в салоне, мурлыкал кот.
Казалось, он улыбается, точь-в-точь как Чеширский Кот из «Алисы в Стране чудес».
На глазах Холстона он встал, округлил спину и потянулся. Внезапный прыжок – точно мелькнула в воздухе шелковая лента – и кот уже вцепился Холстону в плечо.
Тот попытался поднять руки и скинуть зверя.
Руки не слушались.
Перелом позвоночника, подумал Холстон. Паралич. Возможно, временный. Но скорее нет.
Кот заурчал ему прямо в ухо – точно грянул гром.
– Слезь с меня!.. – прохрипел Холстон едва слышно.
Кот на миг вздыбился, снова обмяк. И вдруг ударил Холстона лапой по щеке. На сей раз – с когтями. Будто раскаленной бритвой полоснуло по лицу и горлу.
Теплые ручейки крови.
Боль.
Он ее почувствовал.
Холстон усилием воли заставил голову дернуться вправо – и она дернулась. Лицо на миг погрузилось в теплый пушистый мех. Холстон вцепился в кота зубами. Тот испуганно фыркнул, спрыгнул на сиденье и, прижав уши к голове, свирепо уставился на врага.
– Не ожидал, а? – прокаркал Холстон.
Кот открыл пасть и зашипел. Глядя в его безумные разъяренные глаза, Холстон понял, почему старик принял его за исчадие ада. Тварь…
Поток мыслей резко оборвался. Он ощутил в кистях и предплечьях обеих рук легкое покалывание.
К рукам Холстона возвращалась чувствительность. Иголки! Наконец-то!
Кот выпустил когти и с шипением бросился на него.
Холстон зажмурился и разинул рот. Он укусил кота в живот, но только набрал полный рот меха. Передними лапами зверь вцепился ему в уши. Боль была чудовищная, невыносимая. Холстон попытался вскинуть руки.
Они дернулись, но почти не оторвались от коленей.
Тогда Холстон чуть наклонил голову вперед и принялся трясти ею, словно пытался избавиться от мыльной пены в глазах. Кот не падал. Холстон чувствовал, как по щекам течет кровь. Трудно было дышать, кот грудью зажимал ему нос. Сколько-то воздуха получалось втянуть ртом, но немного – мешал мех. Уши пылали, словно кто-то облил их жидкостью для розжига и поджег.