а бисексуальны. Потому что они оба более открыты, чем закрытый мужчина или закрытая женщина. — Но это же зависит еще и от химии. Ты читала Отто Вейнингера? — Нет. — Ну, это был такой молодой немец, он написал книгу в начале века под названием «Пол и характер» и потом покончил с собой. И кстати, после этой книги по Европе прошла волна самоубийств среди молодежи. А концепция у него такая, в двух словах, что в каждом человеке наличествует определенное процентное соотношение мужественности и женственности, причем перевес в какую-либо сторону не зависит от физического пола. И люди соответственно ищут себе партнеров, которые их дополняют. То есть человек с тридцатью процентами мужественности и семидесятью процентами женственности ищет того, у кого соответственно тридцать процентов женственности и семьдесят мужественности. — Так он писал только с мужской точки зрения, а с женской? — По версии, он оттого и покончил с собой, что нашел у себя слишком большой процент женственности. — Бедненький, мне его очень жалко. Если бы он написал вторую книгу с женской точки зрения и обнаружил бы у себя слишком большой процент мужских черт, он покончил бы с собой еще раньше. — В Европе, кстати, много молодежи кончало с собой и после «Страданий юного Вертера», может, тогда была полоса такая? Кстати, у Гете с полом была полная определенность в этом романе. — Их объединяет то, что они оба немцы. — Во-во, существа сентиментальные и слабые. — И Фрейд был немецкоязычный. Может, болезненное отношение к полу заложено в немецком языке? Писал бы Фрейд по-английски, скажем, была бы совершенно другая история подсознательного. — Почему? А наш Розанов с его людьми лунного света, с его мужедевами. А наши философы начала века с их Софией, вечной женственностью, с их патологическими Любовями? — Что ты имеешь в виду? — Ну, например, то, что они влюблялись в замужних женщин и так их обожествляли, что боялись даже к их платью притронуться, зато воровали вязаные туфельки их младенцев, чтоб страстно целовать в укромном уголочке. — Правда? Я не знал. Во монстры. А ты говоришь — бисексуальность. Тут все гораздо круче. Сколько мучительного счастья можно выскрести из целования пеленок бебика любимой женщины — это же надо вначале их выкрасть, уже щемящесладкая истома. Спрятать на груди и продолжать с невинным видом беседовать — они же только на возвышенные темы разговаривали со своими избранницами? — Ну, разумеется. — А потом в одиночестве прижать к сердцу и целовать, целовать, а досыта нацеловавшись, написать с эдаким вдохновением помазанника что-нибудь нам о божественном. Разве можно с этим сравнить примитивные поцелуи мяса с мясом? — Вот были монстряки, умели из жизни извлекать радость. — Да, все о каких-то лолитах пишут и читают, это такой примитив по сравнению со скрытыми фантазиями наших религиозных философов. — Наверное, Лолитин носочек вырос из той самой украденной пинетки. — Да, как вся остальная литература вышла из «Шинели», вся наша эротика пошла от наших моралистов. — Вы читали автобиографию другого нашего оплота нравственности — он не стесняясь описывает свои откровенно трансверститские склонности в детстве. Наверное, оттого и пошел в священники, чтоб носить рясу — единственный тогда вид допустимого отклонения в сторону женской одежды. — То, что откровенно написал, — честь и хвала ему, тогда он действительно моралистом имеет право называться. — В том-то и дело, что они отличались от нынешних онанистов и трансвеститов тем, что не ведали, что творят. Они приводили описания своих переживаний как еще одно доказательство святости. — Непонятно то, что те, которые целенаправленно эпатировали публику — Розанов, Набоков — вели жизнь святош или нормальных бюргеров, а те, кто рассуждал о святости, — по жизни извращались по всем направлениям, ни в одном учебнике психиатрии такого не вычитаешь. — Да, я сейчас вспомнила — читала о каком-то из пап, не помню, кажется, Пий какой-то по номеру, он в молодости трахнул девушку, она родила ему дочку, когда дочка достигла совершеннолетия, он и ее допустил до себя и поимел внучку. То же произошло и со внучкой, вот только не помню, успел он осчастливить и правнучку тоже. — Наверное, успел — они же все долгожители. — Знаете анекдот — к одному кавказскому долгожителю пришли журналисты и спрашивают — как вам удалось дожить до ста лет, может, у вас имеется какой-то рецепт? Конечно, отвечает он, рецепт прост — я всю жизнь не пил, не курил и не знал женщин. Тут в соседней комнате раздается страшный грохот, долгожитель успокаивает гостей: не обращайте внимания, это мой старший брат — всю жизнь он так — алкоголик и бабник. — Неизвестно, какой жизнью все наши праведники жили и чем они по ночам занимались. — Вот это ты зря, действительно были разные люди — вот отец Сергий даже руку себе отрубил топором, чтоб не искушаться. — Б-рр, ненавижу Толстого. — Не будем трогать фанатиков, но ведь действительно в сохранении девственности что-то есть. Недаром отцы всех религий настаивали на этом условии для достижения святости. — Целомудрия, да, я согласна. Не надо путать. — Да, но они настаивали именно на физической девственности. — Столько есть развращенных девственников с горячечной фантазией, тогда как можно иметь большой опыт и оставаться целомудренным. — А что ты понимаешь под целомудрием? — Сознательный уход от похоти, в то время как девственность не обязательно предполагает отсутствие похоти. Скорее, это вынужденное состояние. А вот усиленное желание сохранить девственность имеет что-то общее с извращением. — Тут ты не совсем права, потому что бывают люди, которым никакой похоти не надо преодолевать, у них ее просто нет. — Ну, это редкий случай. — Не такой уж и редкий, как тебе кажется. Просто действительно рождаются люди, у которых нет никакой склонности к сексу, и, когда они уходят в отшельники, они не совершают насилия над собой, а более того — потакают себе. И вводят в искушение других, у которых сильны сексуальные энергии, а им кажется, что кому-то удалось себя преодолеть. Тем не менее считается, что соединение с Богом возможно через девственность или длительное воздержание. — Так считается после христианства. До этого люди воссоединения с Богом добивались через разнузданные сексуальные мистерии, через настоящие группешники. Вспомните всех этих девочек при храмах богинь плодородия, ведь ценились и выбирались в жены лишь самые искушенные. — Я лично считаю, что культ девственности практиковался христианской церковью из-за страха перед освобождением сексуальных энергий, потому что человек становился намного сильнее и освобождался от догм. — А как же в таком случае узаконенный церковью брак? — И в узаконенном церковью браке секс рассматривался как животный инстинкт, грязь, и заниматься им можно было только в определенные дни и скрываясь, ну сама вспомни. Какое же это освящение? — Но, в общем, настаивание на девственности является не только христианской прерогативой. В принципе, более или менее все учения настаивают на этом моменте как условии достижения просветленности. Да и примеры говорят сами за себя, вспомните всех этих гуру и прочих — все они были целками. — Ни фига — даже сам Будда зачал ребенка. — Ну это особый случай — он был воплощением божества и зато с девятнадцати лет полностью воздерживался. — Да, но он, кстати, никому не запрещал заниматься физиологическими аспектами любви. — Ну там у них в буддизме своя мулька — каждый должен пройти через то, что ему суждено, тут запрещай не запрещай. — Вот именно, что кому суждено. Но недаром считается, что уринги более продуктивны в смысле творчества и философствования. Поэтому зря вы кроете наших философов, а западные что, не были извращенцами? Кого ни возьми — тот же Ницше — только раз в жизни трахнулся и то заразился сифилисом. Да вспомним всех поименно. — Подождите, я все-таки считаю, что идеальный секс предназначается для освобождения и обмена энергии между людьми. — А что понимаешь под идеальным сексом? — Ну это не когда ложатся на спину и позволяют вставлять непонятные предметы между ног, думая, что этим достигнут какого-то непонятного счастья или доставят удовольствие другому. — Ну почему? Я со своей стороны могу отметить, что когда я вставляю этот непонятный предмет, то удовольствие получаю. — Ты имеешь в виду облегчение? — Нет, почему, именно удовольствие. А иногда и экстаз, извиняюсь за пошлость. — Вот именно что иногда. Стремимся-то мы к абсолютному экстазу, это было бы идеалом. Поэтому все время пытаемся, пробуем если не получить экстаз, то хотя бы удовольствие, или внушаем себе, что получили удовольствие. — Да, если признаться себе, что не получила удовольствия, так можно подписаться в собственной несостоятельности. — Я где-то вычитала фразу, что фрустрированными бывают не те люди, которые не трахаются, а те, кто трахается, потому что так полагается. Мой первый муж как-то ужасно хотел писать, но мы шли по улице днем, нигде не было подходящей подворотни. И когда ему наконец удалось, он вышел, застегивая ширинку и сказал: «Это гораздо круче, чем с женщиной». — И какова мораль? — То, что в большинстве случаев это облегчение типа сходить в туалет. Именно такой секс практикуется в узаконенном браке. — Я вообще думаю, что брак изжил себя как социальный институт — вы когда-нибудь видели хоть одну счастливую пару? Я лично нет. Стоит мне за кого-то порадоваться, как муж в отдельности, жена с другой стороны начинают катить друг на друга бочки. — Разумеется, потому что они заперты в клетке, в клетке принадлежности друг другу. Каково настроение у запертого в клетку тигра — таково примерно у женатых людей. — Меня всегда удивлял гипноз, который начинался с браком. Сколько раз приходилось наблюдать — люди ненавидят друг друга в лучшем случае, каждый по отдельности влюбляется на стороне, очень часто может обожать предмет своей любви, но при этом идет мандраж, чтобы ненавистный супруг, у которого своя пассия, ничего не узнал. Вот что это? — Потому что элементарно боятся. Ведь это люди, способные жить только в браке, и они прекрасно понимают, что, если благоверный узнает, есть риск оказаться на свободе и тогда придется искать новую клетку. Менять знакомую, обжитую клетку на незнакомую. Ведь это именно люди, способные жить только в браке. Потому что когда влюбляются нормальные люди, то они уходят сразу. Или уходят еще до того. — Подождите, мы отклонились. Так что же будем считать идеальным сексом? — Это когда двое превращаются в одно. Когда не существует твоего тела и тела партнера, а есть одно общее, по которому проходят взрывы. — Это только в момент траханья или навсегда? — Трахаться при этом совершенно не обязательно, но близость другого тела при этом необходима. — В каком смысле близость? — Ну хотя бы видеть. А лучше всего иметь возможность к нему прикасаться. — Но это уже несколько не секс. — А что же это тогда? — Просто любовь. — О нет, совсем не обязательно при этом любить этого человека или понимать его, или принимать. Это просто чувствовать. — У тебя такое было? — К сожалению, да. — Так что же предпочтительней — идеальный секс или просто любовь? — Я на этот вопрос не могу ответить, пусть отвечают те, которые любили. Я, по-моему, еще никогда не любила. Может, тот, кто любит, вообще не способен сексом заниматься, ни хорошим, ни плохим. — Ну вот, может, т