Чтоб завтра вы были готовы, я полечу вместе с вами. Но тут я позвонила и узнала, что такая история приключилась. Тогда я той сказала: завтра я иду на похороны моей подруги, так что вам еще один день выпал. Закончите все свои дела, вылетаем послезавтра. Но вот, конечно, кошмар то, что случилось, я до сих пор не могу опомниться. Вот о ком угодно могла предположить, что они выкинут такой фортель, но только не о ней. Ей бы еще жить да жить. — Ну а как вам Россия показалась после стольких лет отсутствия? — Ужасно. Просто ужасно. — А что так? — Да как вам сказать. Мои знакомые, которые раньше сидели за торговлю валютой, теперь занимаются этим официально и называются новыми русскими. И вот они сейчас и диктуют правила игры, задают тон. Да мне и вообще вся эта атмосфера не понравилась, уже с аэропорта, только вышла из самолета в Шереметьеве, чувствую — все вокруг прямо провоняло страхом и унижением. Знаешь, я раньше думала, что этот кошмарный сон только меня преследует, а потом поговорила с людьми — он снится каждому второму, кто там живет, даже каждым трем с половиной из четырех — что ты оказался здесь, на родине, чувствуешь, что вокруг все сгущается, думаешь — как это меня угораздило сюда вернуться, хочешь сделать ноги, тут к тебе мент подваливает или что-то в этом роде и говорит: «Все, хана тебе. Не хрен было возвращаться. А теперь пройдемся». Вот в аэропорту я уже почувствовала, что в этот свой сон попала. И пока не выберусь, меня эта тревога не оставит. — Вот мы живем — и ничего. — Ну и живите на здоровье, я вам разве что говорю. Как в том анекдоте про лягушек: «Это наша родина, сынок». Мне здесь не по себе. — А там нравится. — А там нравится. — Так, может, лучше все же остаться на родине, высушить болото из вашего анекдота и развести цветущий сад, чем сваливать в сады, не нами и не нашими предками возделанные? — А зачем же осушать болота? Как известно, от этого нарушается природный баланс, да и лягушки тогда вымрут, а они тоже имеют право на существование. — Значит, здешние обитатели — лягушки, да? — Ну почему только лягушки? На болотах еще обитают цапли, к которым у меня нет претензий с эстетической точки зрения, затем всякая мошкара. И только на болотах распускаются самые прекрасные в мире лилии. Но мне от этого не легче. Я сухопутное животное. Если вам это согреет душу, можете называть меня горной козлицей. Но жить я здесь не могу. И хватит с России всяких революций и переустройств. Пусть она живет, как ей нравится. А я хочу жить так, как нравится мне. И, по-моему, уже не популярно называть всех, кто уехал отсюда, предателями. Кого они предали — вас? Они не мешают вам жить, более того, освободили для вас пространство. Это лучшее из того, что один человек может сделать другому. — Но вы же здесь родились! Значит, тоже имеете отношение к этому болоту. — Я и не отрицаю, что имею. Но если даже взять известных русских людей, о которых есть информация как и что, то кто из них умер там, где родился? Только единичные исключения. — Так тогда же время было другое! — Да при чем тут время? Время всегда другое. Многие и из России не выезжали, а умерли в другом городе. Вот Пушкин умер не там, где родился. И Хлебников, о котором я писала диплом, родился в Астраханской губернии, а умер в Новгородской. — Вот видите, но Россию они не покидали! — Еще бы, их ведь держали такими цепями. Пушкин, как известно, всю жизнь рвался отсюда. Вот я не хочу, чтоб со мной так было. Это типичная российская лажа со свободой. Я предпочитаю жить в других странах с другой лажей — везде она своя, но чтоб со свободой все было в ажуре. Вы читали Чаадаева? Когда еще человек писал, а ничего не изменилось. — Так ведь свобода должна быть внутри вас, а не снаружи. Вы можете сидеть в Соловках и чувствовать себя свободной. — Тут я с вами соглашусь, но все же я предпочитаю жить в Европе и там чувствовать себя свободной. А о чем мы спорим? Вы сделали свой выбор — если, конечно, вы его сделали, а не живете тут по инерции, а я сделала свой. Честь нам и слава, давайте пожмем друг другу руки и разойдемся. У меня, может, предназначение такое. Я сама из Сибири, из глухой деревушки. Так моя бабушка, которая была местной ведьмой, все детство называла меня не иначе как «Дама из Амстердама». Как в воду глядела. Если б меня спросили, я, может, предпочла бы в Лондоне жить, с английским у меня полный порядок, но вот попала в Амстердам да так там и осталась. У нас в Голландии есть один музей в Роттердаме. Так вот, там в разгар инквизиции жил один священник. Самые дальновидные стекались к нему со всей Европы, чтобы запастись справкой, что они не ведьмы и не колдуны. Там, когда шли процессы над ведьмами, людей взвешивали на специальных весах, которые показывали, что они весят не больше килограмма. Это была, конечно, пустая формальность, но у нас ведь тоже не просто так расстреливали и ссылали, шло следствие, дознание, и человек собственноручно подписывался под показаниями. Но там была такая тонкость — если человек уже успел взвеситься и какой-нибудь священнослужитель расписался, что вес нормальный, сорок два, пятьдесят или сколько там надо, килограммов, то кранты, уже ничего нельзя было поделать. И вот люди прослышали про такое дело, и самые умные приезжали в этот городок за справкой, а многие так и оседали в Голландии. Поэтому, если чувствуешь, что тебе где-то не место, то нужно валить, не оглядываясь. — Ага, как крысы с тонущего корабля. — Боже, как примитивно. И в чем эти несчастные крысы виноваты? Они должны были геройски погибнуть вместе с экипажем? Да члены экипажа небось не упускали случая запустить в них чем-нибудь тяжелым и жалели, что не прикончили с первого удара. Так что пример хоть и избитый, но неудачный. А потом, я говорю не о выгоде какой-то, это банально, о выгоде думают новые русские и неплохо здесь устроились. Я считаю, что человека ведет судьба, и нужно ей следовать. Неизвестно, к чему она тебя приведет, но чувствуешь, что по-другому не можешь. Цветаева ведь тоже умерла в Елабуге, хотя могла в Париже. — Я вижу, вам новые русские покоя не дают. — А мне-то что? Только смешные они. Нарожали кучу детей почти одновременно от разных теток. Я им говорю: «Как вы свое новорусское наследство потом делить собираетесь?». А они